— Наконец-то! — полностью разделяя мои чувства, воскликнул Денис и навалился плечом на подавшуюся внутрь дверь: — Берите лекарства, кислород! Живее!

Чабан развернул кресло, и я незамеченным проник в святая-святых. Да, в этом уже не было необходимости, но я люблю проникать незамеченным. Зачем отказывать себе в удовольствии, когда ситуация позволяет?

— Не так быстро, дед, — наслаждаясь собственным голосом, произнёс я у замершего Чабана за спиной. — В начале пеленгатор.

— Дени-и-ис, — протянул Чабан, усмехнувшись, после недолгой паузы. — Пронырливый ты сучёнок. Слить меня решил, значит.

— Ничего личного, босс, — запер тот дверь. — Просто, время пришло. Где пеленгатор?

— И как давно вы сговорились, с этим...?

— Пеленгатор. Пожалуйста, — обошёл Денис кресло-каталку и склонился к Чабану, будто к ребёнку, которого нужно уговорить доесть кашу.

— Вам отсюда не выйти. Вас на лоскуты порвут.

— Начинай искать, — велел я Денису, подошёл к каталке и ласково потрепал седую голову. — Слушай, дед, понимаю, ты уже одной ногой в могиле и тебе по большому счёту пох**, как туда попасть обеими. Но поверь, между пулей в затылок и тем, что задумал я, существует колоссальная разница. Ты не настолько сильно желаешь мне смерти. Не порть себе последние минуты. Где сраный пеленгатор?

Чабан медленно запрокинул голову и, борясь с хрипотой, прошипел:

— Пососи-ка мой сморщенный х**, выблядок.

Меня часто оскорбляли. Обычно за глаза, но бывало и в лицо. Меня называли уродом, грязным мутантом, дегенератом, мразью, поганью, мне плевали вслед, осыпали проклятиями... Но никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не предлагал мне пососать сморщенный стариковский х**.

Какой-то деструктивный импульс сработал в моём разгорячённом адреналином мозгу. Я крутанул кресло так, что Чабан едва не вылетел из него. Рука потянулась к ножу, дабы тот очистил кровью моё поруганное имя, и лишь тогда я заметил небольшой бугорок под пледом. И нет, это был не оживший стариковский х**.

Первая пуля ударила в грудь. Справа. Стало горячо. Я отшатнулся и тут же получил ещё — в голову. Комната перевернулась, будто пнутая картонная коробка. Третью полю я не почувствовал. То ли она ушла мимо, потому что каталка вместе с Чабаном полетела кувырком, то ли я уже ничего не чувствовал. Глаза залило красным. Стремительно темнеющим красным. А потом пришла тьма.

Я видел Бога. Наверное. Ну, как видел... Не прямо перед собой, чтобы можно было за бороду ухватить. Нет, он был вдалеке. Сильно вдалеке. Должно быть, таких, как я к нему ближе не подпускают. И это разумно. Но я его видел. От него исходил свет, слепяще яркий, но не размывающий очертаний, словно от металла, раскалённого добела. И этот свет заполнял всё вокруг. Целый мир света... А я стоял за его пределом, за чертой, отделяющей меня от благодати. И я уже готов был сделать решающий шаг, как вдруг вспомнил... Чёрт, до чего же глупо. Я вспомнил историю, рассказанную мне одним наёмником. Он утверждал, что видел Деву Марию. Да, так и сказал, мол, ко мне тут на днях Дева Мария заходила, просила денег. Я удивился, спрашиваю: «Зачем ей деньги?». А он говорит: «Сам сперва не понял, тоже решил прояснить этот момент. И знаешь, что она ответила?». Я помотал головой, напряжённо ожидая откровения. Наёмник криво усмехнулся и даровал мне его: «Господи, — сказала она, — боже мой. Ты совсем ебанутый? Залетела я от тебя!». И заржал, как конь. Да, неплохой был мужик, весёлый. Не помню имени. Хорошо бы встретить его там, будет о чём поговорить. Но это вряд ли. А кого тогда? Кого я там встречу, с кем предстоит коротать вечность? Чую, в этот рай конченых праведников набирают. А праведники скучные до зубной ломоты. Я как-то раз встретил одного, без дураков, всамделишного — просто пиздец. Подмешал ему дури в питьё, отвёл к шлюхам, спасти хотел человека, а он утром повесился. Нет уж, нах** таких соседей. Извиняй, Боженька, обожду с новосельем.

— Кол.

А? Что-то знакомое. Похоже на...

— Кол, ты меня слышишь?

Эй, да это же... Меня так называют?

— Кол!

Какое тупое имя. Возьму другое. Например? Хм... Пусть будет, скажем... Жнец. Да. Жнец — это звучит, это красиво. А то какой-то... Кому это в голову пришло?

— Кол!!!

Бля, аж в ушах зазвенело. Я с трудом разлепил веки. В ореоле тёплого света возник силуэт головы, шеи и плеч. Довольно широких для женщины плеч. Ведь голос был женским, хоть и слегка низковатым.

— Сукин сын, — произнёс голос чуть раздражённо, но в то же время удовлетворённо. — Я уж думала, ты не очнёшься. Как самочувствие?

Глаза чуть попривыкли к свету и силуэт дополнился чертами лица, довольно привлекательными, даже весьма, но...

— Ты кто — нах** — такая?! — схватил я левой рукой шею прекрасной незнакомки, удивившись при этом, что рука свободна. Схватил бы и правой, но грудь, чуть ниже ключицы, прострелила резкая боль.

— Спятил?! — захрипела незнакомка, рубанула мне по предплечью и, освободившись, отскочила прочь. — Ты что? — произнесла она почти обиженно, потирая шею. Это же я, Ольга.

Ольга? Какая — в пизду — Ольга? Я что, женат? Какого хера тут происходит? Где я? Меня начала охватывать паника. Голова адски болела, будто в лоб гвоздей набили и хуярили по ним рашпилем. При этом нестерпимо хотелось ссать, но не под себя, ведь ещё не известно, могу ли я подняться, а лежать обоссанным — это не для Жнеца.

— Кол, — чуть склонилась незнакомка вперёд, — ты помнишь, что произошло?

Конечно помню, дорогуша. Я очнулся и охуел — вот, что произошло.

— Нет.

— Вообще ничего? Чабан, Коновалов, Гнутый? Нет? Стас, Павлов, Легион?

— Чего ты от меня хочешь?

— Вот дерьмо.

— Моя голова... Что с ней?

— Болит?

— Нет — блядь — за причёску переживаю.

— Ты пулю бровью поймал. Рикошет — повезло. Но голове всё равно досталось, — незнакомка сделала шаг ко мне, присела на корточки и, состроив крайне озабоченную мину, спросила: — Кол, что ты помнишь?

Странный вопрос. Так мне сперва показалось. Да много всего. Тебе с самого начала перечислять? Но потом, пересиливая головную боль, я попытался сконцентрироваться на своих воспоминаниях и... мне стало страшно. Этот страх не был рациональным. Я понимал, что в данный момент мне ничто не угрожает, но я не понимал, кто конкретно находится сейчас в безопасности. «Я» — такое ёмкое понятие, но что оно означает, если вдуматься? Физическая оболочка с развитыми инстинктами и рефлексами — это не «Я». Этого слишком мало для личностной идентификации. Это всё равно, что назвать вином пустую бутылку из-под него. Вот же срань, я помню всю эту хуету, явно попавшую в мою голову извне, но не помню своего имени. Помню глупые байки, но не помню, где и когда я родился. Всё фрагментировано, и эти фрагменты всплывают в памяти без контекста, они как мозаичные осколки, разбросанные, где попало. И у меня такое ощущение, что этих осколков гораздо меньше, чем должно быть. А что, если я никогда не соберу их все? Что, если не вспомню?

— Помоги мне, — неожиданно для себя самого чуть ли не взмолился я, глядя на хмурящуюся незнакомку.

— Конечно, — кивнула она, и добавила после небольшой паузы: — Но ты должен рассказать обо всём, что помнишь.

— Зачем? В башке сраная мешанина из каких-то обрывков.

— Так я пойму, с чего начинать, а это сэкономит нам время. Мы уже слишком много его потеряли.

— Долго я ту валяюсь?

— Третьи сутки пошли.

— Бля... — отчего-то расстроила меня эта новость, хотя куда и зачем тороплюсь — я не помнил. — Мне по нужде надо.

Ольга улыбнулась, взяла с тумбочки судно и ловко пристроила его мне под одеяло.

И я рассказал. Рассказал всё, что смог наскрести в своём дырявом черепе — разговоры, образы, имена, ощущения, мысли. Должно быть, со стороны это выглядело как бред сумасшедшего, но Ольга слушала очень внимательно, не перебивала, даже тогда, когда я нёс несусветную околесицу, по ходу дела понимая, что не могу вспомнить нужные слова. Она помогала, подсказывала, направляла. Кое-что дополняло мои жалкие крупицы воспоминаний, кое-что — вводило меня в ступор, заставляло до рези в глазах напрягать память, но чаще всего безрезультатно. Мы начали разговор, когда за окном было темно, а окончили засветло. В горле пересохло, я попросил пить.