— Какого хера ты несёшь? — попыталась Оля сохранить ровный голос, но он дрогнул металлическими нотками.

— Научилась у Кола людей убивать и возомнила, что сам чёрт тебе не брат. Может и так, может и так... Только пойми, сколько бы трупов ни было на твоём счету, яйца это тебе отрастить не поможет. Для всех, — обвёл Станислав дланью незримо присутствующее в полном составе человечество, — и всегда ты — всего лишь пизда с винтовкой.

Есть в жизни моменты, когда тишина приобретает физико-химические свойства нитроглицерина — такая же нестабильная и взрывоопасная. Её рождают слова, разные слова: неосторожные, резкие, грубые, честные... Но у всех у них один результат — каждая сторона противостояния одновременно осознаёт, что слова больше не нужны. Руки обоих дуэлянтов уже лежали возле кобуры, пальцы тянули хлястик, медленно и осторожно, словно это был детонатор на обезвреживаемой бомбе. Борьба двух человеческих страстей — желания убивать и нежелания быть убитым. И в этой тишине я отчётливо слышал, как бьются сердца, отстукивая, возможно, свой последний ритм — тук-тук, тук-тук, тук...

— А вот и картошечка с мясцом, как заказывали, в лучшем виде! — пропел невесть откуда материализовавшийся Иннокентий и, поставив две тарелки с приборами, водрузил в центр стола новый, истекающий конденсатом графин ледяной водки. — И стопочки для дорогих гостей. У вас всё хорошо? — поинтересовался Кеша, окинув взглядом молчаливых клиентов.

— Спасибо, — кивнул Павлов. — Лучше не бывает.

— Весьма рад. Если что-то ещё пожелаете — обращайтесь, всегда к вашим услугам.

— Ух, — нервно улыбнулся Ветерок и поднял руки, после того как Кеша удалился. — Знаете, даже несмотря на мои херовые перспективы по жизни, я сейчас чувствую себя крайне неуютно промеж вами. Если собираетесь продолжить, давайте я сначала пересяду и...

— Заткнись, — прорычал Стас, не отводя испепеляющего взгляда от глаз Ольги, отвечающей ему полной взаимностью.

— Ладно, — отклонился Ветерок от предполагаемой линии огневого контакта, балансируя на задних ножках стула. — Но вы совершаете ошибку. Если устроите стрельбу, сюда быстро подтянутся местные, и отнюдь не для разговоров.

— Он прав, — согласился я. — Хотите стреляться — дождитесь хотя бы, когда наш грузовик починят.

— И это всё, что ты можешь сказать? — фыркнула Оля, не оставляя попыток прожечь взглядом дыру во лбу Станислава.

— Детка, я же знаю, как тебя раздражает моя опека. И потом — давай будем честны — ситуация не стоит таких нервов. Ну сцепились языками, ну повздорили, убьёшь его позже. Зачем портить всем ужин?

— Не верится, что я слышу такое от тебя.

— Да? И как прикажешь это понимать?

— Должно быть, годы берут своё.

— Я стал мудрее?

— Нет, — Ольга медленно подняла руки и встала.

— Ты куда? Еду же только принесли.

— Рассчитайся со мной.

— Да что за херня? Куда ты собралась?

— Не твоё дело. Отдай мою долю за трофеи.

— У тебя в сидоре достаточно патронов, оставь их себе и мы в расчёте.

— За дуру меня принимаешь? У вас два «Корда» с полными коробами, ПКМ, СВД, куча АК и мешок с серебром из Кадома, а ты хочешь отделаться тремя сотнями «пятёрок»?

— Один «Корд», — внёс уточнение Павлов.

— Два. Я не собираюсь оплачивать ремонт вашей машины.

Вот же меркантильная сука.

— К тому же, — положила Оля руки на плечи Ветерка, отчего тот поёжился, — мне причитается пять золотых за его голову.

— Да неужели? — облокотился я о стол, едва не угодив локтём в тарелку с капустой, чем слегка смазал эффект своего многозначительного вопроса. — Напомни-ка, в чём заключалась твоя роль при его поимке. А то, знаешь ли, годы берут своё, память меня временами подводит. В этот раз она запечатлела, как я один-одинёшенек захожу супостатам за спину, отстреливаю башку пулемётчику, вешаю снайпера на кончик своего кинжала, и тут — фанфары! — появляетесь вы, преисполненные восхищения и благодарности от проделанной мною работы. Поправь, если старческое слабоумие сыграло со мной злую шутку.

— Можешь паясничать, сколько хочешь, — не произвели должного впечатления на Олю мои доводы, — но всем известно — если трофей взят группой, он делится поровну. Это была не твоя охота, а эпизод боя, в котором все приняли участие. Так что с тебя пять золотых. Или мне стоит обращаться к лейтенанту, — перевела она взгляд на Павлова. — Кто тут главный?

— Что ж, думаю, — расправил тот плечи, постукивая вилкой по столешнице, — с учётом всего вышеизложенного, никто не станет возражать против передачи тебе трёхсот патронов и кадомского серебра. По-моему, это честная оплата.

— Угу, — кивнула Ольга, закусив губу. — Понятно, — после чего подняла мешок с церковной утварью и заглянула в него. — Где крест?

— Твою мать, обязательно быть такой стервой? — не стерпел я подобного надругательства над нашими добрыми отношениями. — Отдал в счёт застолья. Помрёшь теперь без него?

Ольга уверенным шагом проследовала к стойке и протянула руку раскрытой ладонью в сторону озадаченного Иннокентия:

— Крест, живо.

— Прошу прощения...

— Верни мой крест.

— Отдай ей, Кеша, — ответил я на немой вопрос нашего кормильца. — Сочтёмся, не переживай. А ты, — обличительно указал на Ольгу мой подрагивающий от негодования перст, — раз уж на то пошло, оплати свою порцию!

— Я это не заказывала, — повесила она на плечо винтовку и подобрала мешки. — Счастливо оставаться.

— Проваливай!

— Знаешь, — остановилась Ольга в дверях, — когда-то я равнялась на тебя. Но это было давно. Того Кола больше нет.

— Да катись уже к чёрту! И не попадайся мне на глаза, от греха подальше! Тварь небла... — слова застряли в горле, сочась жгучей желчью, к тому же входная дверь давно закрылась и продолжать было глупо. — Налей мне, — махнул я Ветерку. — Всем налей, ешьте, пейте, веселитесь. Иннокентий!

— Чего изволите?

— Кеша, друг сердешный, подскажи, не найдётся ли в твоём роскошном заведении апартаментов без окон.

— Совсем без окон?

— Да, Кеша, глухие непроницаемые стены.

— Есть комната в подвале...

— Прекрасно!

— Но там будет не совсем комфортно.

— О, Кеша, комфортнее сейчас навряд ли где сыщешь. Распорядись подготовить четыре спальных места. Да побыстрее.

— Сей момент.

— Ты серьёзно? — нахмурился Стас.

— Нет, блядь, разыграть тебя решил. Смешно?

— Надо бояться?

— Опасаться, Станислав, надо опасаться. Это никогда не бывает лишним, а сегодня так особенно. До утра никому здание не покидать.

Когда пуля серьёзного калибра проникает в голову, она не просверливает в ней аккуратную дырочку, она создаёт внутри черепа давление, моментально превращающее мозг в пюре, разрушает структуру тканей в области многократно превосходящей собственный диаметр. Если калибр более чем серьёзный, попадание в голову аннигилирует последнюю, преобразует на доли секунды в огромное красное облако и распыляет по окружающим поверхностям тонким слоем. Когда мне хочется ощутить бренность всего сущего, я размышляю об этом. Ведь что такое личность, что такое «Я» — всего лишь электрические импульсы в сером веществе. Прерви их распространение, и всё исчезнет — ни мыслей, ни эмоций, ни памяти. Чисто поймавший головой пулю даже не узнает об этом, ему не будет больно, не будет страшно, обидно или неожиданно, плохо или хорошо, совсем нет, он попросту прекратит своё существование в один миг, и от мыслящего существа с багажом самого разного жизненного опыта останется лишь гниющая органика. И всякая чепуха про наследие, оставленную память, сраных потомков — она сразу теряет смысл. Многократно прокручивая эту мысль, начинаешь лучше понимать фанатиков из Рваных Ран, удобряющих собою землю ещё при жизни. А потом возникает желание лечь на спину, закрыть глаза и свести бесполезные электрические импульсы в сером веществе к минимуму.