Её запах — терпкий, с нотками полыни — защекотал ноздри.

— Девять пятьдесят восемь, — взглянул я на часы. — Так меня ещё никто не оскорблял.

— Пожалуйста, — вцепились её пальцы в разгрузку, тёплое трепещущее тело прижалось к бездушному нейлону. — Если иначе нельзя... пусть он не мучается.

— Этого обещать не могу, — провёл я кочергой по нежной шее. — Но буду стараться. Надеюсь, — приподнял я Любин подбородок, чтобы наши полные страсти взгляды слились воедино, — что и ты постараешься. Ради своих детей. В прихожую, живо.

Давно заметил, что пунктуальность — неотъемлемое качество закоренелых негодяев. Они будто бы так сильно стремятся испортить жизнь всем вокруг, что не желают ни на минуту выбиваться из своего плотного графика. Витя не был исключением.

Наша группа торжественной встречи заняла позиции: Люба — напротив двери, с трудом сдерживающая переполняющие её чувства; я — слева от двери, разминающий плечо перед ответственным ударом.

И вот застучали подошвы по ступеням, лязгнул ключ в замочной скважине, скрипнули петли, хрустнули зубы. Первый удар лёг Виктору аккурат под нос и раздробил верхнюю челюсть. Витюня крякнул и пополз вниз, цепляясь руками за стену.

— Дверь закрой, — попросил я Любу, оттащив дорогого хозяина дома чуть в сторонку. — Как бухлишко, Вить? К романтическому ужину не захватил?

Второй удар пришёлся по правому локтю, когда вражья загребущая рука принялась нащупывать кобуру. Сустав хрустнул, и пальцы обрели покой, чего нельзя сказать о языке. Попытку нарушить вечернюю тишину пришлось пресечь, запихав кочергу хулигану поперёк пасти, надавив — отчего щёки порвались едва не до ушей — и резко крутанув, что привело нижнюю челюсть, относительно остатков верхней, в положение никак не подходящее для раскрытия всей глубины вокальных данных. Осталось поставить жирную точку, и тут кочерга снова не подвела, распоров своим рабочим концов Витину шею от левого уха до правой ключицы. Тот попытался зажать рану, но пальцы буквально провалились в эту херачущую кровью дыру. Голова начала заваливаться набок, а вслед за ней и тело, ещё конвульсивно подёргивающееся, но уже неживое.

Всё действо длилось не больше минуты, но Любе так, видимо, не показалось. Она сидела в углу, поджав ноги к груди, и теребя свой тёмно-каштановый локон, в котором теперь добавилось седины.

— Какой кошмар, — осмотрел я место преступления, положил окровавленную кочергу возле бездыханного тела Пети и достал из кобуры Витин ПМ. — Вы видели, что здесь произошло? Люба, я задал вопрос.

Она подняла свои красные от слёз глаза и кивнула.

— И что же? — уточнил я.

— Петя... Пётр Стеклов. Он ворвался в наш дом, пока Виктор был на дежурстве. Пьяный и очень злой. Он напал, когда я открыла дверь. Попытался изнасиловать меня. Но вернулся Виктор. Они сцепились. Стеклов несколько раз ударил Витю кочергой. А Виктор... Он успел выстрелить в него, и убил.

— Правда, всё так и было?

— Да.

— Встаньте. Посмотрите вправо и постарайтесь не кричать.

Мой кулак врезался Любе в скулу по касательной и оставил яркую ссадину.

— Так я больше верю в нападение. Теперь идите наверх, успокойте детей, сейчас будет шумно.

Люба выбежала в комнату и закрыла дверь, а я произвёл из Витиного пистолета три спасших жизнь жены и дочерей выстрела в сторону пруда, после чего вложил ПМ в левую руку почившего героя и покинул гостеприимный дом.

Как следует получив по ушам от стрельбы в прихожей, я не сразу расслышал шаги за своей спиной, а когда обернулся, мне в лицо уже смотрел ствол...

Его величество случай... Как легко было бы жить на свете без этого говна. Никаких тебе ебучих сюрпризов, никаких форс-мажоров. Сумел выстроить грамотный план, следовал ему пункт за пунктом — молодец, получай заслуженную награду. Не сумел, нарушал — кара не заставит себя ждать. И животворящий процесс естественного отбора сразу пошёл бы как по маслу. Но нет! Надо изгадить красоту холодной логики тупыми случайностями, идиотским стечением — мать его — обстоятельств!!! Блядский вселенский разум, почему ты вечно всё портишь?!

— Какого хера, Стас? Какого хера?!

Мы быстрым шагом удалялись от злополучного дома, рыская глазами по сторонам, скрипя зубами и держа кобуры расстёгнутыми.

— Я не разглядел...

— Она бы и до спуска не дотянулась!

— Не разглядел в темноте.

— Черти тебя что ли за мной послали?! Ты ж отказался, вот сидел бы на жопе ровно, подстраховщик хуев!

— Давай, вали всё на меня, конечно.

— А на кого ещё?!

— Ничего этого не случилось бы, если б ты послушал и не лез своё больное самолюбие тешить! Блядь, мы по уши в говне.

— Не драматизируй. Пока прочухают, сдриснуть успеем. Пиздец... Как можно не понять, что это мелкий ребёнок?

— Я тебе — сука — не мутант, чтобы ночью всё палить! Увидел — валына блестит, и выстрелил. А что мне было делать? Приглядываться? А если бы и разглядел, что бы изменилось? Она тебя видела. Местные всю семейку наизнанку бы вывернули с допросами. Думаешь, девчонка всё по легенде говорить будет? Так что не вали на меня свои косяки!

Тут он прав. Чёртовы дети, так и напрашиваются, как их ни сторонись. Спряталась, паразитка, внизу, а пока мать наверх поднималась, схватила батин пекаль и вперёд. Следом, конечно, Люба прискакала. Ох-ах, пуля в затылок, легенда впизду. Вот что случается, когда пытаешься быть хорошим.

Грузовик ждал на прежнем месте, вокруг тишина, никакого движения поблизости.

— Чисто, — опустил я ствол, и мы с верным напарником пополнили экипаж.

— Ты долго, — не нашёл для меня доброго слова Павлов.

— Пора валить.

— У нас проблемы? — завёл лейтенант машину.

— Давай-давай, поехали, потом байки травить будем. Да не перегазовывай! Спалить нас хочешь?

— Объясни в чём дело, — развернул Павлов ЗиЛ и покатил по Буровой.

— Всё пошло не совсем в соответствии с планом.

— Это что ещё значит? За нами погоня?

— Пока нет, но...

— Рассказывай.

— Чисто сделать не получилось. Перемудрил я, не учёл кое-чего и... Короче обосрались мы по полной, здесь оставаться нельзя.

— Мы?

— Хорошо, я. Я обосрался по полной. Тебя только это волнует?

— Сколько трупов?

— Трое. А нет, четверо. Про Петю совсем забыл.

— Дети?

— Пришлось. Но одна девчонка жива. Чего? Я же не зверь. Сейчас направо, — свернули мы на Чаадаева. — Да-да, знаю, что скажешь, и про угрозу мисси, и про самодеятельность. Но зато теперь это не будет свербеть у меня в мозгу и отвлекать от главного. А вот Станислав...

— Что?

— Ему покоя ждать не приходится. Это он пристрелил девчонку.

— Бля...

— Старшенькую. Пять лет всего. А ты же знаешь, как наш дорогой товарищ любит подрочить на свой моральный облик. Так что, если в следующий раз обнаружишь его со стволом во рту, не удивляйся.

— Как же вы заебали...

— Прости, что?

— Заебали оба!!! — вспылил Павлов. — Проблема на проблеме — блядь! — и проблемой погоняет! Нам нужно было всего лишь перекантоваться тут сутки, отдохнуть, помыться, — стукнул он по баранке, — и дальше спокойно двигать! Но как же без приключений, да?! Мы же так давно говна не наворачивали! Черпай — сука! — полной ложкой, лейтенант, да нахваливай! Зато теперь ты у нас спокоен! Зато теперь у тебя — блядь! — в мозгу не свербит! Жизнь наладилась! Сука-сука-сука!!! — чуть не сломал он руль, после чего глубоко вздохнул и, наверное, сосчитал до десяти. — Ладно, будем исходить из имеющегося. Мы движемся по главной магистрали города, на выезде наверняка КПП. Есть объездной путь? Кол?

— А? — ещё не отошёл я от пережитого шока. — Нет, не думаю. По городу поколесить можем, но с М-5 другой связи нет.

— Плохо. Придётся штурмовать.

— Ну не настолько плохо. Попробуем на дурака проскочить, авось не оповестили ещё дежурных.