— Закончил? — сглотнула Оля подкативший к горлу ком.

— Нет, я ещё хотел рассказать про отхожие места при полевом госпитале с заражёнными. Видели когда-нибудь гору...?

— Пожалуйста, давай прервёмся. Если рассказывать даже такие чарующие истории больше одной за раз, они теряют свою волшебную изюминку.

— Полевой госпиталь? — спросил Станислав, приподняв бровь. — Я думал, с чёртовой копотью сразу в яму и сверху напалмом в два слоя.

— Ах, мой юный друг, — вздохнул я, — то было в давние времена, на землях вам неведомых, где люди ещё помнили о врачебном долге и почитали такую рутинную ныне процедуру, как сожжение пациентов живьём, за зло.

— Не пизди, ты не настолько старый.

— Но повидать успел побольше твоего.

— И как сам не заразился?

— Оля, — указал я на мою прекрасную помощницу, призывным жестом, — давай! Озвучь нам свою блистательную гипотезу, перевернувшую мир медицины с ног на голову. Или наоборот? Ну!

— Зараза к заразе не пристанет, — возвела она светлый взор к небесам.

— Молодец!

— У тебя что, иммунитет? — не удовлетворился полученным разъяснением наш охочий до науки шофёр.

— Возможно. А может повезло. Как бы там ни было, я не намерен специально это проверять.

— Они все умерли? Те, кто был в том госпитале.

— Скорее всего. Перед моим уходом симптомы отсутствовали только у двух медиков из дюжины.

— Но они всё равно продолжали ухаживать за больными?

— Да. Ухаживали и хоронили.

— Считаешь, это правильно? Врачебный долг и всё такое. Сжигать пациентов живьём — зло, а поддерживать им жизнь, когда зараза набирает силу и грозит убить миллионы — добро?

— Нет никакого добра и зла, Станислав. Это были контуженные моралью люди, они поступали глупо. Но — чёрт подери — такая глупость достойна уважения. И знаешь, если уж говорить о заразе, то все мы — не более чем педикулёз на теле планеты. Она существовала без нас миллиарды лет, и, думаю, только недавно почесалась, заподозрив неладное. Так какая по большому счёту разница, сгинем мы или продолжим докучать матушке-Земле? Те люди хотя бы умерли, не изменив своим принципам. Они знали, ради чего жили. А ради чего живёшь ты? За что готов умереть?

Стас задумался, но не найдя ничего достойного для продолжения диалога, снова сконцентрировал внимание на дороге.

— Что? — поймал я осуждающий взгляд Оли.

— Ничего, — отвернулась она и кивнула вперёд: — Мы доехали.

Прямо по курсу показался просвет. Наш дискуссионный клуб на колёсах оставил позади просеку и, перемахнув небольшой ручей, выкатил на середину дороги.

— Ну, — ударил по тормозам Стас, — с направлением вопрос решён, или как?

— Выпусти, — пролез я мимо поджавшей ноги Оли.

Широкая относительно ровная лента утрамбованной грязи уходила в обе стороны и терялась в утреннем тумане зажатая чёрными деревьями. Никаких следов вокруг, кроме наших.

— Что думаешь, лейтенант?

— Мне об этих местах известно гораздо меньше, чем тебе, — пожал плечами Павлов, кутаясь в плащ-палатку.

— А ты спроси у своего приятеля.

— Знаешь, куда они поехали? — без шуток обратился лейтенант к квазимоде, на что тот отрицательно свистнул. — Он не знает.

— Толку с вас, как с говна патоки, — вернулся я в кабину. — Восток. Мы едем на восток.

Автомобиль. Говорят, раньше, до войны, в городах трудно было найти свободное место, чтобы припарковать своего железного коня. Автомобили повсюду, от крохотных микролитражек до громадных фур с пятисотсильными тягачами сверкающими хромом и лаком, улицы гудели от моторов и покрышек, нужно было смотреть по сторонам, чтобы не угодить под колёса. Сейчас, дабы увидеть автомобиль, нужно зайти в приличный город и как следует поискать, но и тогда шансов на успех не слишком много. Скорее всего, на глаза попадётся нечто сваренное из ржавых труб и мятой жести, на лысых разногабаритных шинах, тарахтящее что тот дед после гороховой похлёбки. Машина? Да. Автомобиль? Нет. Реликты вроде нашего ЗиЛа — городские достопримечательности, если не легенды. Думаю, стелющиеся по асфальту ослепительно эффектные четырёхколёсные агрегаты, похожие скорее на шоссейную ракету, нежели на автомобиль, производили в своё время меньшее впечатление, чем ныне производит неказистый видавший виды ЗиЛок с примотанными проволокой зеркалами и покрытым паутиной трещин лобовым стеклом. Точить стволы и клепать патроны в условиях постинформационной эпохи глобального пиздеца оказалось значительно легче, чем делать блоки цилиндров и карданные валы, не говоря уж о коробках передач и прочей сложно сочленённой хуете. Вымирающие железные динозавры, казалось, чувствовали близкий конец и, стараясь взять от жизни по максимуму, жрали бензин с солярой как не в себя.

— Пустеем, — постучал Стас ногтем по датчику топлива. — Как бы не заглохнуть посреди дороги. Надо было брать две бочки, а лучше три.

— Три — лучше двух, два — лучше одного, запиши, — толкнул я локтем задремавшую Ольгу.

— Что? — вздрогнула она и схватилась за «Бизон».

— Эта мудрость должна быть увековечена, ради наших потомков.

— Каких ещё потомков?

— Я думал, ты спросишь «Какая мудрость?».

— К чёрту мудрость, просто скажи, что не хочешь от меня детей.

— Кошмар приснился?

— Где мы сейчас?

— Судя по тем гнилушкам, только что проехали мимо Спасска. И это значит, — встряхнул я карту, — что мы примерно в пятидесяти километрах от Нижнего Ломова — прекрасного русского города, славящегося... Не знаю чем, может, самогоном и блядями на перевалочном пункте, я надеюсь.

— А я надеюсь, что там есть солярка, — пробурчал Станислав. — На самогоне мы далеко не уедем, а на блядях тем более.

— Не скажи, имею опыт эксплуатации гужевых женщин, и вполне успешный. Правда, тогда лежал снег, и они тянули сани, но такими темпами...

— Не нравятся темпы, можешь сменить меня за рулём. Посмотрим, как ты помчишься по этим буеракам.

— Сбрось-ка газ.

— Да я и не прибавлял, больно надо перед тобой выёживаться.

— Сбрось, сказал! — протёр я рукавом запотевшее стекло и вгляделся в туманную даль. — Чёрт...

Звук выстрела СВД проник в кабину через долю секунды после того, как на лобовухе образовалось кружево трещин с дырой по центру. Подголовник водительского кресла взорвался набивкой, приняв энергию пули на себя вместо шоферской башки, которая, следуя за отпихнутым мною туловищем, качнулась влево.

— К бою!!! — проорал я, сам не знаю зачем, и вывалился из пошедшего юзом грузовика, повторяя только что совершённый Стасом кульбит. — За колёса! За колёса все!

Машина скользила по грязи, всё сильнее разворачиваясь правым бортом к линии огня. Оставшаяся в кабине Ольга упала на сидушки и поползла к водительской двери осыпаемая брызгами стекла.

— Живее! — выдернул я её наружу, ухватив за руки.

К СВД присоединился ПКМ. Деревянные борта затряслись, прошиваемые короткими очередями, но Павлов со своим питомцем уже успел перебраться за заднее колесо. Дорожная грязь под днищем остановившегося ЗиЛа взвилась чёрными фонтанами. Метко пущенная пуля высекла сноп искр из капота.

— Бля! — вернулся Станислав в укрытие, предприняв не слишком успешную попытку оглядеться, и тронул шею, только сейчас заметив поток крови из потерявшего мочку уха. — Что делать будем?!

— Разбегаться по флангам, иначе нас возьмут в клещи! Ольга, Павлов — правый! Я, Стас — левый! Одновременно! Пошли!

На четвереньках, помогая себе руками не ударить в грязь лицом, я сорвался в секунду назад обозначенном направлении и, как заяц под прицелом охотника, сиганул в придорожные кусты.

Удивительная штука мозг, навернув изрядную порцию адреналина, он становится гораздо расторопнее, даже у примитивного человека, не говоря уж обо мне. И, тем не мене, о притуленной промеж дивана и водительского кресла ВСС я вспомнил только когда зашлёпал пустыми ладошками по грязи, а вот ушлый Станислав, покидая кабину под внезапным давлением внешних факторов, каким-то хуем умудрился выдернуть свой «калаш». Обидно.