Три раза в неделю я разговаривал с Макаллистером по телефону, это было необходимо для обсуждения наиболее важных проблем. Раз в месяц он добирался на машине по извилистой дороге до моей хижины с полным портфелем бумаг для подписи и отчетов для изучения. Дела Макаллистер вел очень тщательно, ничто не ускользало от его всевидящих глаз. Непонятно каким образом, но все самое важное, что происходило в компаниях, попадало в его отчеты.

Мы прожили в горах почти полтора года, прежде чем у нас впервые появился посетитель из внешнего мира. Возвращаясь как-то с охоты, я заметил перед домом незнакомый автомобиль с калифорнийским номером. Я заглянул внутрь и прочел на рулевой колонке: «Роза Штрассмер, 1104 Коаст Хайвэй, Малибу, Калифорния». Войдя в хижину, я увидел молодую женщину, сидящую с сигаретой на диване. У нее были темные волосы, серые глаза, волевой подбородок. Когда она поднялась, я отметил, что потертые джинсы выгодно подчеркивают ее стройную фигуру и округлые бедра.

– Мистер Корд? – спросила она с легким акцентом, протягивая руку. – Я Роза Штрассмер, дочь Отто Штрассмера.

Я взял ее узкую ладонь и слегка задержал в своей.

– А как вы разыскали меня?

Она вынула письмо и протянула мне.

– Мистер Макаллистер узнал, что я еду в отпуск и буду проезжать мимо этих мест. Он просил передать вам это письмо.

Я открыл конверт и просмотрел находящиеся в нем бумаги. Там не было ничего срочного, что не могло бы обождать до его следующего визита. Я бросил бумаги на стол.

– Надеюсь, я не очень потревожила вас, мистер Корд? – быстро спросила Роза.

Я посмотрел на нее. В конце концов она была не при чем. Это Макаллистер не слишком тонко намекал мне, что больше не следует торчать в горах.

– Нет, – ответил я, – прошу извинить мое удивление, но у нас не часто бывают посетители.

Внезапно она улыбнулась.

– Я понимаю, мистер Корд, почему вы не приглашаете сюда гостей. Они способны лишь разрушить такой рай.

Я промолчал.

Роза колебалась несколько секунд, потом направилась к двери.

– Мне пора, – она почувствовала себя неловко. – Была рада познакомиться с вами, я так много слышала о вас от отца.

– Доктор Штрассмер!

Роза удивленно обернулась.

– Да, мистер Корд.

– Еще раз прошу извинить меня, – быстро сказал я. – Похоже, что живя здесь, я растерял все манеры. Как поживает ваш отец?

– У него все в порядке и он счастлив, благодаря вам, мистер Корд. Он не устает рассказывать мне, как вы шантажировали Геринга, добиваясь его выезда из Германии. Он считает вас очень храбрым человеком.

Я улыбнулся.

– Это ваш отец храбрец, доктор. Я же сделал самую малость.

– Для мамы и для меня это всегда будет самой грандиозной сделкой. – Роза слегка замялась. – А сейчас мне действительно пора ехать.

– Останьтесь на обед, – предложил я. – Робер прекрасно готовит перепелок с рисом, я думаю вам понравится.

Ее взгляд на секунду задержался на мне.

– Хорошо, я останусь, – согласилась она. – Но с одним условием – вы будете называть меня Роза, а не доктор.

– Согласен. Садитесь, а я скажу Роберу, чтобы он принес вам что-нибудь выпить.

Я еще не договорил, а Робер уже стоял в дверях со стаканом мартини. Когда мы закончили обедать, ехать Розе уже было поздно, и Робер приготовил ей комнату для гостей. Когда Роза ушла спать, я посидел еще немного в гостиной, а потом отправился в свою комнату.

Впервые за долгое время я не мог уснуть и лежал с открытыми глазами, разглядывая на потолке пляшущие тени. Дверь скрипнула, и я сел на кровати. В дверях молча стояла Роза, потом она прошла в комнату, остановилась возле моей кровати и посмотрела на меня.

– Не надо бояться меня, одинокий человек, – тихо прошептала она. – Мне ничего не надо от тебя, кроме этой ночи.

– Но, Роза...

Она прижала палец к моим губам и легла в кровать – такая теплая, женственная, все понимающая и желеющая меня. Она нежно, словно мать, успокаивающая ребенка, прижала мою голову к своей груди.

– Теперь я понимаю, почему Макаллистер прислал меня сюда, – прошептала она.

Моя рука прикоснулась к ее упругой молодой груди.

– Ты прекрасна, Роза, – прошептал я.

В темноте послышался ее мягкий смех.

– Я знаю, что не прекрасна, но очень рада, что ты сказал мне это.

Она положила голову на подушку и посмотрела на меня теплыми, ласковыми глазами.

– Иди ко мне, любимый, – тихо сказала Роза, обнимая меня. – Ты вернул моего отца в его мир, так позволь мне вернуть тебя в твой.

Утром после завтрака она уехала, а я в задумчивости прошел в гостиную. Робер убирал со стола тарелки. Он посмотрел на меня. И в этот момент нам стало ясно без слов, что отъезд из хижины предрешен, что это лишь вопрос времени.

Теперь мир уже не был таким далеким для меня.

– Погоди минутку, Джонас, – быстро сказал Макаллистер. – Думаю, что тебе в любом случае лучше встретиться с ним. Он может доставить нам массу неприятностей. В конце концов, у него около тридцати процентов голосов.

– Ну и пусть, – рявкнул я. – Если он думает затеять войну голосов, то я ему повыщипаю волосенки.

– Повидайся с ним, – настаивал Макаллистер. – У тебя хватит забот и без этой войны голосов.

Как всегда, он был прав. Я не мог одновременно присутствовать в шести местах. Кроме того, я хотел заняться съемками «Грешницы», и не хватало еще, чтобы кучка акционеров попыталась помешать нам.

– Хорошо, позвони ему и скажи, чтобы приезжал прямо сейчас.

– Прямо сейчас? – спросил Макаллистер. – Боже мой! Но ведь сейчас четыре утра!

– Ну и что? Это же ему так необходима встреча.

Макаллистер направился к телефону.

– Когда закончишь с ним, – добавил я, – позвони Морони и спроси, даст ли банк мне денег на покупку акций Шеффилда под закладную на кинотеатры.

Не было смысла больше тратить свои собственные деньга.

Когда я вошел в гостиную, Макаллистер спал на диване. Я подошел к нему и потряс за плечо. Он открыл глаза и уставился на меня.

– Привет, Джонас, – сказал он, садясь и протирая глаза. Потом взял сигарету и прикурил. Через минуту сон окончательно слетел с него. – Я ждал тебя, потому что Шеффилд настаивает на собрании.

Я взял стул и поставил напротив него.

– Дэвид купил акции?

– Да.

– Шеффилд знает об этом?

– Не думаю. Судя по его манере разговора, он думает, что они у него в кармане. – Макаллистер затушил сигарету в пепельнице. – Шеффилд сказал, что если ты встретишься с ним до собрания, то можешь рассчитывать на определенную компенсацию с его стороны.

Я рассмеялся.

– Очень любезно, не правда ли? – Я бросил ботинки. – Пошли его к черту.

Я смотрел, как Шеффилд подносит к губам чашку с кофе. Волосы его слегка поседели, стали реже, но на длинном тонком носу все еще хищно сверкали очки без оправы. Он перенес поражение более стойко, чем перенес бы его я, окажись я на его месте.

– Где же я ошибся, Джонас? – спросил он таким тоном, словно он доктор, а я пациент. – Ведь я платил достаточно.

Я откинулся на спинку кресла.

– Идея у тебя была правильная, но все дело в том, что ты использовал не ту валюту.

– Не понимаю тебя.

– Киношники совсем другой народ. Конечно, они, как и все, любят деньги. Но есть кое-что, чего они добиваются больше, чем денег.

– Власть?

Я покачал головой.

– Только отчасти. Больше всего они хотят делать фильмы, и не просто фильмы, а такие, которые принесут им признание. Они хотят прославиться как художники. Хорошо обеспеченные, но все-таки художники.

– Значит, потому, что ты делал фильмы, они больше верят твоему слову, чем моему?

– Думаю, что именно так. – Я улыбнулся. – Когда я делаю фильм, они чувствуют, что я так же рискую, как и они. И дело здесь не в деньгах. Я рискую репутацией, своими способностями и творческой жилкой.