Дэн Пирс повернулся к Дэвиду.

– Попробуй образумить его. Корд уполномочил меня предложить три миллиона за его акции. Это вдвое больше того, что они стоят. Корд сказал, что если он откажется, то компания превратится в несостоятельного должника и ее акции будут пригодны только для обклеивания стен.

– Посмотрю, что можно сделать, – пообещал Дэвид, поспешив вслед за дядей.

Вот и теперь дядюшка снова кричал, расхаживая по комнате и грозя борьбой голосов. Он покажет этому сумасшедшему Корду, что Берни Норман отнюдь не дурак, а Корд не сможет руководить компанией, потому что для этого надо что-то иметь в голове.

– Подождите минутку. – Дэвид разозлился. Он уже достаточно наслушался всякой чепухи. Пора уже старику вникнуть в реальное положение вещей. – О какой борьбе голосов вы говорите? И вообще, как вы собираетесь бороться? Бумажками вместо денег? Да и кто, вы полагаете, встанет на вашу сторону? В течение четырех лет компания постоянно несет убытки, самый хороший фильм, который был выпущен за это время, – это «Предатель». Но это не наш фильм, это фильм Корда. А самая популярная на сегодняшний день картина – «Дьяволы в небе». И это тоже картина Корда. И вы думаете, что кто-то поддержит вас и пойдет против Корда?

– Подумать только, и это говорит моя плоть и кровь, – сказал Норман, посмотрев на племянника.

– Бросьте, дядя Берни, родство тут не при чем. Я просто реально смотрю на вещи.

– Реально? – закричал Норман. – Ну что ж, давай посмотрим реально! Кто купил «Веснушки» – картину, которая каких только премий не получила? Кто? Я.

– Да мы же потеряли на этом миллион!

– А разве я виноват? Разве я не предупреждал их? Так нет, им захотелось славы, вот они ее и получили.

– Хватит об этом, дядя Берни. Поезд ушел. Больше это никого не волнует.

– Меня волнует, – возразил Норман. – Это мою кровь пьют, я жертва, которую приносят дьяволу. Но я еще не труп.

Когда я скажу им о картине, которую снимаю с Риной Марлоу в главной роли, то получу необходимые мне голоса.

Дэвид некоторое время смотрел на дядю, потом подошел к телефону.

– Междугородний заказ, пожалуйста, клиника Колтона, Санта-Моника, Калифорния, палата триста девять. – Берни Норман смотрел в окно. – Элен? Это Дэвид. Ну как Рина?

– Плохо, – ответила Элен таким тихим голосом, что он с трудом расслышал ее.

– Что говорит доктор? – В трубке раздалось всхлипывание. – Держись, – сказал он. – Сейчас надо держаться.

– Он сказал, что она умирает, и это чудо, что она еще тянет. Он не знает, почему она до сих пор жива.

Раздался щелчок, и в трубке наступило молчание. Дэвид повернулся к дяде.

– Рина уже больше не снимется ни в одной картине, ни в вашей, ни в чьей-либо другой. Она умирает.

Дядя уставился на него, лицо его побелело. Он рухнул в кресло.

– Боже! А что же будет с компанией? Она была наш последний шанс, без нее нам конец. – Он вытер лицо носовым платком. – Теперь мы не нужны даже Корду.

– Что вы имеете в виду?

– Дурень! – взорвался Норман. – Неужели еще не понял? Может быть, для наглядности нарисовать тебе диаграмму?

– А что я должен был понять?

– Корду плевать на нашу компанию. Ему нужна Рина.

– Рина?

– Конечно. Рина Марлоу. Помнишь мою встречу с ним в отеле «Уолдорф»? Помнишь, я рассказывал тебе, о чем он говорил? Он не назвал мне имя актрисы, потому что я де – утащил у него из-под носа Рину.

Внезапно Дэвиду все стало ясно. Как он раньше не понял? И тот телефонный звонок Корда в день самоубийства Данбара... Он с уважением посмотрел на дядю.

– Что будем делать?

– Делать? Делать? Мы будем держать язык за зубами и пойдем на собрание. Сердце мое будет разбито, но если он предлагает за мои акции три миллиона, то не остановится и перед пятью.

На этот раз, когда Рина открыла глаза, сон не ушел. Он казался более реальным, чем когда-либо. Несколько минут она лежала неподвижно, разглядывая пластиковую накидку, закрывавшую ее голову и грудь. Потом медленно повернула голову.

Элен из кресла смотрела на нее. Рине захотелось сказать ей, чтобы она не волновалась, что такое уже много раз случалось с ней раньше во сне.

– Элен, – прошептала она. – Элен встала, Рина улыбнулась ей. – Это действительно я, Элен, – прошептала Рина, – и я в своем уме.

– Рина!

Она почувствовала, как рука Элен сжала под простыней ее руку.

– Не плачь, Элен. – Рина повернула голову и попыталась разглядеть календарь на стене, но он был слишком далеко.

– Какой сегодня день?

– Пятница.

– Тринадцатое? – Рина попыталась улыбнуться. Она увидела, как Элен тоже улыбнулась сквозь слезы. – Позвони Джонасу, – тихо сказала Рина. – Я хочу его видеть. – Она закрыла глаза и через некоторое время вновь открыла их.

– Ты сказала ему?

Элен покачала головой.

– В офисе ответили, что он в Нью-Йорке и что они не знают, как связаться с ним.

– Разыщи его, где бы он ни был. – Рина улыбнулась. – Ты больше не обманешь меня. Я слишком много раз играла эту сцену. Позвони ему. Я не хочу умирать, пока не увижу его. – На ее лице промелькнула легкая ироническая улыбка. – В любом случае, здесь никто не умирает на уикенд. Воскресные газеты уже сверстаны.

Я до отказа потянул штурвал на себя, слегка повернув его влево. Словно стрела, выпущенная из лука, КЭ-4 взмыл в небо, сделав полупетлю. Я почувствовал, как сила тяжести вдавила меня в кресло и кровь запульсировала в жилах. В верхней точке петли я выровнял машину и взглянул на приборную доску. Мы пролетели уже триста километров и сейчас были над Атлантическим океаном, над Лонг-Айлендом.

Наклонившись, я тронул за плечо военного летчика, сидящего впереди.

– Ну как, подполковник? – прокричал я сквозь шум двух двигателей и свист ветра за плексигласовым колпаком кабины.

Не поворачиваясь, он кивнул. Я знал, чем он занят – проверял работу приборов, расположенных перед ним. Подполковник Форрестер был настоящим летчиком, не то что старый генерал, который остался на аэродроме Рузвельта, предоставленном нам военными для испытания машины.

Генерал летал в своем кресле в Вашингтоне, занимаясь покупкой и поставкой вооружения для армии. Он вряд ли когда близко подходил к самолету, но за ним было последнее слово. Мы обрадовались, увидев в его штабе офицера ВВС. Я заметил его, когда генерал в сопровождении Морриса и двух помощников вошел в ангар. Помощники – полковник и капитан – не принадлежали к ВВС.

Генерал остановился в дверях ангара, разглядывая КЭ-4. Я заметил на его лице выражение неодобрения.

– Ужасно, – сказал он, – настоящая жаба.

Его слова отчетливо прозвучали в ангаре и достигли пилотской кабины, где я заканчивал последние приготовления к полету. Я босиком выбрался на крыло и спрыгнул вниз. Взглянув на генерала, я усомнился в том, что он разбирается в аэродинамике и конструировании. Его голова была такая же квадратная, как и стол, за которым он привык сидеть.

– Мистер Корд, – раздался позади меня шепот. Я обернулся. Передо мной стоял механик с неизменной улыбкой на лице. Он тоже слышал замечание генерала.

– Что тебе нужно?

– Машина готова к выезду, – быстро сказал он, – и не хотелось бы, чтобы она раздавила ваши ботинки.

Я поблагодарил его и, вернувшись к самолету, обулся. Когда генерал с Моррисом подошли к самолету, я уже успокоился.

В руках Морриса были чертежи, которые он держал так, чтобы генералу было удобно смотреть на них.

– «Корд Эркрафт-четыре» – это революционное направление в разработках двухместного истребителя-бомбардировщика. Дальность полета свыше двух тысяч миль. Крейсерская скорость двести сорок, а максимальная триста шестьдесят. На нем может быть установлено десять пулеметов, две пушки и около пятисот килограммов бомб под крыльями и в специальном отсеке фюзеляжа.