Он почувствовал себя разбитым. Если кто и виноват, так это он. Если бы он был настоящим мужчиной и имел работу, этого, наверное, не случилось бы.

– Убирайтесь отсюда, – сказал он. – И если кто-нибудь из вас еще раз встретит меня здесь, то пусть лучше перейдет на другую сторону улицы.

Подростки посмотрели на него, потом друг на друга. Казалось, они жалели его. Вдруг, словно по какой-то таинственной команде, они по одному и по двое стали расходиться. Через несколько минут Том остался один. Он стоял, пытаясь унять внезапно охватившую его дрожь. Потом побрел к углу, где его ожидали жена с дочерью.

– Вот и все, – сказал он второй раз за утро, взял Дженни за руку, и они пошли к дому. Но хотя Том и сказал, что все кончено, он знал, что это не кончено и не будет кончено до тех пор, пока он будет жить и помнить.

Холодный сентябрьский ветер напоминал о наступлении осени. Через окно троллейбуса Дженни посмотрела на остановку. Отец стоял под фонарем, ожидая ее. Теперь он встречал ее каждый вечер. Троллейбус остановился, и Дженни вышла.

– Привет, папа.

– Привет, Дженни-медвежонок.

Они пошли к дому. Дженни старалась шагать в ногу с отцом.

– Ну как, удачно сегодня?

Том покачал головой.

– Не понимаю, нигде нет работы.

– Может быть, завтра будет.

– Надеюсь, – сказал он. – Может быть, после выборов кое-что изменится. Рузвельт говорит, что правительство должно заняться вопросом занятости рабочих, что крупные корпорации оказались не в состоянии его решить. Он больше заботится о рабочих, чем Гувер с республиканцами. – Том взглянул на дочь. – Как прошел сегодня день?

– Нормально.

На самом деле она чувствовала себя в конторе не очень уютно. При входе и выходе возле ее стола останавливались агенты различных компаний. Иногда они просто болтали о пустяках, а иногда пытались назначить свидание. Может быть, если бы все было иначе, она бы когда и приняла их приглашение. Но теперь, глядя через стол в их глаза, она знала, о чем они думают. И вежливо отказывалась. Некоторые смущались и даже краснели, так как понимали, что она прочитала их мысли.

– Тебе не стоит встречать меня каждый вечер, папа, – сказала Дженни. – Я не боюсь возвращаться домой одна.

– Я знаю, что не боишься, я понял это в первый же вечер, когда пришел встречать тебя. Но мне этого хочется. Ведь это единственный момент за целый день, когда я ощущаю, что действительно что-то делаю.

Дженни не ответила, и они некоторое время шагали молча.

– Ты хочешь, чтобы я перестал?

– Нет, если хочешь, то встречай, папа.

Они подошли к дому и начали подниматься по лестнице. Отец взял ее за руку.

– Давай не пойдем пока, Дженни-медвежонок. Посидим немного здесь и поговорим.

Дженни посмотрела на отца, лицо его было серьезным.

– Что случилось, папа?

– Я не говорил об этом маме. Сегодня я ходил к отцу Хадли.

– Да?

– Он не пойдет в суд засвидетельствовать твое благопристойное поведение. Он сказал, что это против правил церкви. Сестры из школы тоже отказались.

– Ох! – воскликнула она. К горлу подступил комок. Значит, адвокат был прав. Он пришел к ним месяц назад, маленький человек со скользкими глазами. Уселся за кухонный стол и внимательно посмотрел на них.

– Мистер Бурк и мистер Таннер поручили мне встретиться с вами, – сказал он. – Думаю, вы понимаете, как они сожалеют об этой оши... – он быстро взглянул на Дженни и отвел взгляд, – об этом инциденте, и они хотели бы уладить это дело, если возможно.

Лицо отца покраснело от злости.

– Прежде всего, мистер О'Конор, инцидент, о котором вы упомянули, вовсе не был инцидентом, два парня изна...

Адвокат вскинул руку, обрывая его.

– Мы знаем, что они сделали. Но посудите сами, мистер Дентон, этот суд только привлечет еще больше внимания к вашей дочери, а кроме того, ей будет неприятно опять вспоминать об этом. А что если суд признает ребят невиновными?

Том рассмеялся.

– Невиновными? Я был в участке, когда полицейские привели их. Я слышал, как они плакали и лепетали, что страшно сожалеют о том, что натворили.

– Совсем неважно, что они говорили тогда, мистер Дентон. Будет учитываться то, что они скажут в суде. А в суде они скажут, что ваша дочь сама попросила их пойти с ней в парк.

– Пусть попробуют доказать это.

– Это вам будет трудно опровергнуть их, – сказал адвокат. – Их двое, а ваша дочь одна. И у них будет столько же свидетелей их добропорядочности, сколько должно быть у вашей дочери.

– Похоже, что собираются судить мою дочь, а не их, – взорвался Том.

– В данном случае именно так, – кивнул адвокат. – Истец теряет больше, чем ответчик.

– Репутация моей дочери говорит сама за себя. Отец Хадли из церкви Святого Павла и сестры из Школы Милосердия могут рассказать о моей Дженни.

Адвокат загадочно улыбнулся.

– Я сомневаюсь в этом, мистер Дентон, – тихо сказал он, – очень сомневаюсь. – Он посмотрел на Дженни, потом снова на Тома. – От имени своих клиентов я уполномочен предложить вам тысячу долларов, если ваша дочь снимает обвинение с ребят.

– Я думаю, что вам следует удалиться, – сказал отец, поднимаясь из-за стола.

Адвокат тоже поднялся. Он вытащил из кармана визитную карточку, положил ее на стол и шагнул к двери.

– Если вы передумаете, то сможете в любое время связаться со мной.

– Что мы теперь будем делать, папа, – спросила Дженни, возвращаясь к действительности.

– Отец Хадли сказал, что он говорил об этом маме еще три недели назад.

Дженни посмотрела на отца.

– Так она все знала и не сказал нам?

Отец кивнул. Дженни охватил озноб. Что же это за Бог который позволяет матери выставить свое дитя на посмешище только для того, чтобы спасти свою совесть.

– Отец Хадли еще сказал, что место в колледже Святой Марии ждет тебя, если ты этого хочешь.

Внезапно Дженни начала смеяться. Они не хотят подтвердить ее добропорядочность, но желают проявить заботу. Она не могла свести эти две линии поведения в одну. Вторая, наверное, была просто компенсацией за первую?

Том удивленно посмотрел на нее.

– Над чем ты смеешься?

Смех оборвался, и Дженни уже серьезно посмотрела на отца.

– Ни над чем, папа. Я думаю, что тебе нужно позвонить адвокату.

– Ты хочешь взять тысячу долларов?

Дженни кивнула.

– И вакансию в колледже Святой Марии тоже. Так что пока меня не будет, на жизнь вам хватит.

– Я не возьму твоих денег.

– Возьмешь, папа, – мягко сказала Дженни. – В конце концов, вернешь, когда найдешь работу и встанешь на ноги.

Том почувствовал, как по его щекам катятся слезы. Он прижал дочь к себе.

– Ты любишь меня, Дженни-медвежонок? Ты любишь своего бедного, ничтожного неудачника-отца?

– Ты же знаешь, что люблю, папа, – быстро ответила она, прижимаясь головой к его груди. Так они и стояли, обнявшись и плача на ступеньках, в тихих, прохладных, осенних сумерках.