Понедельник

Проклятого Рейнх[ардта] я не застал. Сегодня вечером я опять пойду к нему. До завтра я должен во что бы то ни стало уладить всю эту историю. Если я не напишу тебе тотчас же, значит, все в порядке.

Вчера вечером были выборы делегатов [112]. После очень беспорядочного заседания я был выбран двумя третями голосов. На этот раз я совершенно не интриговал, к тому же для этого было мало поводов. Оппозиция была только для видимости; для виду был предложен один рабочий, но те, которые его предложили, голосовали за меня.

Деньги прибывают. Напиши, поедешь ли ты и Тедеско. Ведь если вы не сможете туда поехать, то не могу же я отправиться туда один и один участвовать в конгрессе, — это было бы бессмысленно. Если вы оба не сможете приехать, то дело провалится и должно быть отложено на несколько месяцев. В таком случае напиши в Лондон, чтобы об этом можно было еще вовремя сообщить повсюду. —

Флокон сказал также Л. Бл[ану], что в твоей статье придется сделать кое-какие изменения, именно для того, чтобы она стала более «ясной» и могла быть принята. Л. Бл[ан] просил меня еще раз напомнить Фл[окону] о статье от его имени; но при таких обстоятельствах я считаю более правильным отказаться от этого дела. Недоставало еще, чтобы Флокон исправлял эту статью! Не могу понять этой тупой ограниченности; как я уже писал, Бл[ану] в какой-то степени было стыдно передо мной за своего коллегу. Но что тут поделаешь! Я предоставлю Фл[окону] делать, что ему угодно, не буду пускаться с ним в рассуждения и постараюсь иметь дело главным образом с Л. Бл[аном], так как он все же самый разумный из них всех. В «National» абсолютно ничего нельзя сделать, газета с каждым днем становится все ограниченнее и все больше и больше сближается с Барро и Тьером, что доказывает банкет в Лилле [113].

Зейлер, вероятно, писал уже тебе, что твоя книга очень плохо расходится здесь. Это неправда. Франк сказал Р[ейн]х[ар]дту, что он, в общем, доволен продажей. Несмотря на его нелепое поведение, он продал уже, кажется, около 40 экземпляров. В следующем письме напишу об этом подробнее. Зейлер утверждает, — он недавно был у меня и, встретив очень холодный прием, больше не приходил, — что он оставил в Брюсселе постельные принадлежности, мебель и бумагу и т. п. в достаточном количестве, чтобы выручить Вольфа и Хейльберга. Если это так, то смотри, чтобы при этом Хейльберг, по крайней мере, не надул Лупуса ^{152} . Но это, по-видимому, просто хвастовство.

На новом займе Ротшильд заработал 10 миллионов франков — 4 % чистой прибыли.

По дороге в Лондон я не смогу заехать в Брюссель — у меня слишком мало денег. Нам придется назначить друг другу свидание в Остенде — 27-го (в субботу) вечером, а в воскресенье переехать Ла-Манш, чтобы мы могли в понедельник начать работу. Может быть, в понедельник, 29-го, в польскую годовщину, «Братские демократы» устроят что-нибудь, и нам надо будет присутствовать там [114]. Это было бы очень хорошо. Ты произнесешь в Лондоне речь по-французски, которую мы тогда поместим в «Reforme». Немцы обязательно должны что-нибудь сделать,чтобы иметь возможность выступать у французов. Одна речь принесет больше пользы, чем десять статей и сто визитов.

Ты, вероятно, читал в «Northern Star» за 2 октября предложение Гарни и «Братских демократов» о созыве демократического конгресса. Поддержи это предложение. Я поддержу его у французов. Можно попытаться устроить его в будущем году в Лондоне, может быть одновременно с нашим конгрессом. Если демократический конгресс состоится, то это окажет на французов очень хорошее влияние, и они станут немного скромнее. Если же он не состоится, то неудача произойдет из-за французов, и они, по крайней мере, вынуждены будут объясниться. Если бы конгресс мог состояться в Брюсселе, то было бы еще лучше, в Лондоне Фергюс ^{153} мог бы наделать глупостей.

Других новостей нет. Отдай прилагаемое Б[орн]ш[те]дту и напиши мне поскорее, едешь ли ты в Лондон.

Твой Э.

Пиши по адресу художника ^{154} , если он у тебя еще имеется. Так лучше.

Гейне просит кланяться. Он очень слаб и выглядит немного вялым. Кто, собственно, послал твою статью Л. Бл[ану]? Он говорит, что письмо было подписано совершенно неизвестным именем. Возможно, это и послужило причиной того, что статья пролежала у него так долго.

[Надпись на обороте письма]

Г-ну Карлу Марксу. 42, rue d'Orleans. Faubourg d'Ixelles. Bruxelles.

Впервые опубликовано в книге: «Der Briefwechsel zwischen F.Engels und K.Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

[Париж], вторник вечером, [23–24 ноября 1847 г.]

Дорогой Маркс!

Только сегодня вечером окончательно выяснилось, что я приеду ^{155} . Итак, встреча в субботу вечером в Остенде, в гостинице «Корона», у бассейна напротив вокзала, а в воскресенье утром — через Ла-Манш. Если вы выедете поездом, который отходит между четырьмя и пятью, то вы приедете приблизительно в одно время со мной.

Если, вопреки ожиданию, окажется, что в воскресенье нет почтового парохода на Дувр, то сообщи мне об этом немедленно. Это значит, что, поскольку мое письмо ты получишь в четверг утром, ты должен будешь немедленно навести справки и ответить мне, если понадобится, в тот же вечер, сдав письмо на главный почтамт, по-видимому, до 5 часов. Итак, если ты хочешь что-либо изменить в нашей встрече, то время еще есть. Если в пятницу утром письма от тебя не будет» то я буду рассчитывать встретить вас с Тедеско в субботу вечером в «Короне». У нас тогда останется еще достаточно времени, чтобы обо всем договориться. Этот конгресс будет решающим, так как на этот раз все будет в наших руках [115].

Я все никак не могу понять, почему ты не запретишь Мозесу ^{156} печатать свои сплетни. Здесь это создает ужасную путаницу и вынуждает меня выступать с длиннейшими возражениями перед рабочими. Целый ряд заседаний округа был потрачен на это, а в общинах невозможно было даже решительно выступать против этой «залежалой» чепухи, в особенности перед выборами об этом нельзя было и думать.

Л. Блана я надеюсь еще завтра встретить. Если же это не удастся, то послезавтра я во всяком случае увижу его. Если я не буду иметь возможности что-нибудь сообщить еще в этом же письме, то ты узнаешь новости в субботу.

Между прочим, Рейнхардт говорил мне вздор о количестве проданных экземпляров — не 37, а 96было продано неделю тому назад. В тот же день я сам отнес Л. Блану твою книгу ^{157} . Все экземпляры были разосланы по назначению; они не были посланы только Ламартину (его здесь нет), Л. Бл[ану] и Видалю, адреса которого нельзя найти. Я распорядился передать книгу в «Presse». — Надо, впрочем, заметить, что экспедиция у Франка была действительно ужасно плохо поставлена.

Позаботься, по крайней мере, чтобы Мозес во время нашего отсутствия не наделал глупостей! Итак, до свидания!

Твой Э.

Verte ^{158} .

Подумай над «Символом веры». Я считаю, что лучше всего было бы отбросить форму катехизиса и назвать эту вещь «Коммунистическим манифестом».Ведь в нем придется в той или иной мере осветить историю вопроса, для чего теперешняя форма совершенно не подходит. Я привезу с собой здешний проект, составленный мною ^{159} . Он написан в простой повествовательной форме, но ужасно плохо, наспех отредактирован. Я начинаю с вопроса, что такое коммунизм, и затем перехожу прямо к пролетариату — история его происхождения, отличие от прежних работников, развитие противоположности пролетариата и буржуазии, кризисы, выводы. Попутно — различные второстепенные вещи, и в конце партийная политика коммунистов, поскольку о ней можно говорить открыто. Здешний проект целиком еще не утверждался, но я надеюсь добиться того, чтобы в него не попало — за исключением некоторых, не имеющих значения мелочей — ничего такого, что противоречило бы нашим взглядам.