иначе к абсурду. В этом также объяснение выдвинутого тобой положения, что ни одна фабрика не покрывает своих издержек производства. Таким образом, Прудон не может преобразовать общество путем введения закона, которому оно, по существу, следует и без его совета.

Средство, при помощи которого Прудон всего хочет добиться, это — банк. Тут имеется qui pro quo ^{430} . Банковское дело можно подразделить на две части: 1. Превращениекапитала в звонкую монету.В этом случае я даю лишь деньгивзамен капитала,и это можно, конечно, делать с учетом лишь издержек производства, следовательно, из ¹/ ₂или ¹/ ₄процента. 2. Ссуда капиталав денежной форме; тут процент будет определяться количеством капитала. В этом случае кредит может лишь превращать наличное, но не производительное богатство путем концентрации и т. д., и т. д. в действительный, активный капитал. Прудон считает номер 2 столь же легким, как и номер 1, но в конечном счете окажется, что он, оперируя иллюзорной массой капитала в форме денег, в лучшем случае снизит процентна капитал только для того, чтобы в той же пропорции поднять его цену.А этим достигается лишь одно — дискредитирование его бумаг.

Логикой связи таможенных пошлин с процентом предоставляю тебе упиваться в оригинале. Такую прелесть нельзя было портить сокращением. Г-н П[рудон] не дает точных указаний ни относительно того, как обстоит дело с участием коммун во владении домами и землей, — а это он непременно должен был бы сделать, опровергая коммунистов, — ни относительно того, каким образом рабочие завладеют фабриками. Хотя он и хочет «мощных рабочих товариществ», но испытывает такую боязнь перед этими промышленными «цехами», что предоставляет, правда, не государству, но обществу право их распускать.Как истый француз, он ограничивает ассоциацию фабрикой, так как не знает ни фирмы «Мозес и сын», ни мидлотианских фермеров. Французский крестьянин, французский сапожник, портной, купец кажутся ему чем-то испокон веков данным, чье существование надо принять. Но чем больше я занимаюсь этой дрянью, тем больше убеждаюсь, что преобразование земледелия, а, следовательно, и основанного на нем собственнического свинства, должно стать альфой и омегой будущего переворота. Иначе — прав окажется папаша Мальтус.

По сравнению с Луи Бланом и т. д. это сочинение ценно, особенно благодаря дерзким выпадам против Руссо, Робеспьера, бога, братства и тому подобных благоглупостей.

Что касается «New-York Tribune», то ты должен мне теперь помочь, так как я по горло занят политической экономией. Напиши ряд статей о Германии, начиная с 1848 года [303]. Остроумно и непринужденно. Эти господа в иностранном отделе очень дерзки.

Через несколько дней я пошлю тебе два тома о Риме, а именно «Политическую экономию римлян» Дюро де Ла Маля. Я выписал себе эту книгу (весьма основательную) из Парижа. Там для тебя многое выяснится и относительно экономической основы римского способа ведения войны, основы, которая являлась не чем иным, как кадастром.Как тебе это послать наиболее дешевым способом? Оба тома толстые. Статью из «Lithographische Correspondenz» ^{431} ты должен где-нибудь стянуть или раздобыть в переписанном виде. Как только Вейдемейер приедет сюда, нужно будет задать трепку этим ослам в Нью-Йорке. Для этого нужны все документы. Фаухер являетсякорреспондентом «Neue Preusische Zeitung». Зигель еще не появлялся. Виллих, конечно, член братства эмигрантов,выполняющий роль объединителя. В пятницу у них было первое общее собрание. Там был наш шпион. Заседание началось с чтения (генераломХаугом) статьи против нас из «Lithographische Correspondenz». Ведь все их существование, намерения и помыслы вертятся вокруг нас. Затем они приняли решение прочесть ряд дрянных докладов о всяких склочных делах. Вызвались: о Пруссии — г-н Мейен, об Англии — Оппенхейм, о Франции — Руге, а Кинкель — об Америке и будущем. Я, впрочем, очень рад буду услышать твое мнение обо всем этом.

Впервые опубликовано в книге: «Der Briefwechsel zwischen F.Engels und К. Marx», Bd, I, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

[Лондон, около 20 августа 1851 г.]

Дорогой Энгельс!

Прочти сперва лучше Прудона ^{432} , ибо он мне скоро будет нужен. Из Дюро ^{433} я сделал все те выписки, которые мне были нужны.

Кстати: Напиши же, наконец, Фишеру в Новый Орлеан.(Либкнехт теперь его постоянный корреспондент.) Это тем более важно, что как раз из Нового Орлеана Кинкели, Руге и т. д. думают получать денежную помощь. Так не забудь же написать этому человеку, который в письме к Либкнехту жалуется на твое молчание.

Твой К. М.

Впервые опубликовано в книге: «Der Briefwechsel zwischen F.Engels und K.Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

Манчестер, 21 августа 1851 г.

Дорогой Маркс!

Посылаю тебе при сем статью ^{434} , о которой ты просил. Стечение различных обстоятельств способствовало тому, что она оказалась плохой. Прежде всего я с субботы был, для разнообразия, нездоров. Затем у меня не было никакого материала — пришлось высасывать все из пальца при помощи одной только памяти. Затем — короткий срок и работа на заказ, почти полное незнакомство с газетой ^{435} и с кругом ее читателей и вследствие этого отсутствие какого-либо правильного плана. Наконец, невозможность иметь под рукой рукопись всей серии для согласования, необходимость, таким образом, более или менее педантично-систематического начала для того, чтобы избегнуть повторений в следующих статьях. Все это, а также то, что я совершенно отвык писать, сделали эту статью очень сухой; и если ее за что-либо можно похвалить, то лишь за гладкий английский язык, которым я обязан привычке в течение восьми месяцев говорить и читать почти исключительно по-английски. Словом, ты сделаешь с ней все, что захочешь.

Пр[удона] я уже наполовину прочел ^{436} и нахожу твое мнение совершенно правильным. Его апелляция к буржуазии, его возврат к Сен-Симону и сотня других вещей еще в критической части подтверждают, что он считает промышленный класс, буржуазию и пролетариат, по существу, идентичными и полагает, что антагонизм между ними существует лишь благодаря незавершенности революции. Псевдо-философская конструкция истории совершенно ясна: до революции промышленный класс существовал «в себе», с 1789 до 1848 — в состоянии антагонизма: отрицание; прудоновский синтез разрешает все это одним махом. Все вместе кажется мне последней попыткой теоретически спасти буржуазию; наши положения о материальном производстве как решающей исторической первопричине, о классовой борьбе и т. д. в значительной части приняты им, хотя в большинстве случаев и в искаженном виде, и на этом построена попытка — при помощи псевдогегельянского трюка — создать видимость включения пролетариата обратно в буржуазию, Синтетической части я еще не читал. В полемике против Л. Блана, Робеспьера, Руссо кое-где попадаются недурные места, но в общем нет ничего более претенциозно-плоского, чем его критика политики, например в том месте, где он говорит о демократии и где он, совсем в духе «Neue Preusische Zeitung» и всей старой исторической школы [304], разглагольствует по поводу счета по числу голов и не стыдится создавать целые системы на основе мелких практических соображений, достойных школьника. И что это за великая идея, будто «власть» и «свобода» — несовместимые противоположности и будто ни одна форма правления не дает ему достаточного морального основания для того, чтобы ондолжен был ей подчиняться! Черт возьми, зачем же тогда нужна власть?