А между тем 17-го произошли великие события. Истинное развитие событий развивалось, как сказал бы наш великий Арнольд Руге, следующим образом:

Г-н Кинкель пригласил к себе Виллиха, Техова, Гёгга, Зигеля и еще некоторых и открыл им, что он получил 160 ф. ст. через Фишера из Нового Орлеана и уполномочен распорядиться этими деньгами совместно с вышеназванными лицами и г-ном «Фр. Энгельсом».Вместо последнего он пригласил Фиклера, но тот заявил, что он не желает иметь никакого дела с «негодяями». Г-н Кинкель был вынужден показать письмо, и тут-то обнаружилось, что эти деньги уже в продолжение трех недель пребывают анонимно и инкогнито в его квартире, не зная, раскрыть ли им свое великое сердце непосвященному миру или нет. Кинкель говорил, как ангел, но это ему не помогло. Клика Фиклера убедилась, что клика Кинкеля с успехом забрасывает втихомолку удочку, с целью использовать общее эмигрантское столпотворение для того, чтобы половить золотую рыбку в мутной воде. Таким образом, великий Гейнцен напрасно так любовно и красноречиво строил глазки присланным из Нового Орлеана фунтам! Гёгг и Зигель вышли из конклава. Состоялось отдельное заседание клики Фиклера — Руге — Таузенау. Южные немцы пришли, между прочим, к убеждению, что А. Руге — дурак. Он им нужен потому, что он служит связью с Ледрю — Мадзини, а эта протекция очень важна для южных немцев. Таузенау, очевидно, открыл им глаза, и теперь он наряду с Фиклером является их настоящим лидером. Таузенау вообще обладает даром мелкоеврейской расчетливости и является дипломатничающим и очень умно действующим интриганом, который верит в приближение революции. Поэтому он теперь участвует в этом союзе.

В глубоком гневе по поводу потерянных 160 ф. ст. Руге открыл теперь друзьям, что более года тому назад Виллих — Кинкель послали Шиммельпфеннига к Мадзини, представили его в качестве эмиссара и обратились к Мадзини за деньгами для агитационной поездки в Германию. Мадзини дал ему 1000 франков наличными и на 5000 франков своих итальянских облигаций, с условием по истечении года вернуть ему 1000 франков и 2/ 3размещенных им итальянских облигаций. На эти деньги Шиммельпфенниг совершил свою поездку по Франции и Германии. Прошел год, но ни о Кинкеле — Шиммельпфенниге, ни о 1000 франков, ни об итальянских облигациях нет ни слуху, ни духу. Теперь, когда прибыли деньги из Нового Орлеана, Кинкель снова отправил своих посланцев к Мадзини, но не для того, чтобы уплатить долг, а для того, чтобы похвастаться и вступить с ним в союз. Мадзини был слишком деликатен, чтобы напоминать об их долге, но заявил им, что у него имеются свои связи в Германии и что поэтому он не может завязывать новых. Эти господа, рассказывал дальше А. Руге, обратились также к Ледрю-Роллену. Но тут их опередил Руге, и так как Ледрю-Роллен рассматривает уже себя как президента французской республики и готов немедленно повести внешнюю войну, то Руге представил ему Зигеля как главнокомандующего немецкой революционной армией, с которым Ледрю-Роллен завязал стратегическую беседу. Таким образом, и тут Кинкелю — Вил-лиху опять не повезло. После этих разоблачений Руге низость клики Кинкеля — Виллиха предстала в неприкрытом виде пред очами одураченных прекрасных душ. Необходимо было что-нибудь предпринять, а что иного может предпринять Руге, кроме новых комбинаций и перестановок в своем заплесневевшем старом Центральном комитете? Было, таким образом, решено образовать Агитационный клуб— не для дискуссии, а «преимущественно для действий»;заниматься он будет не словами, а делами, и прежде всего предложит единомышленникам вносить денежные средства. Состав: Фиклер, Таузенау, Франк, Гёгг, Зигель, Хертле, И. Ронге, Хауг, Руге. Ты, конечно, сразу узнал измененную группировку: Руге — Ронге — Хауг. Но при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что существенную составную часть клуба представляют: 1) филистеры из Юго-Западной Германии Фиклер, Гёгг, Зигель, Хертле; 2) из Юго-Восточной Германии — Таузенау, Хауг и Франк; что, таким образом, по существу, клуб создан как южногерманскийв противовес «пруссакам»,и Руге является лишь пуповиной, осуществляющей связь с Европейским центральным комитетом [307]. Они и называют теперь другое общество просто «пруссаками».Этот Агитационный клуб назначил Таузенау своей исполнительной властью и вместе с тем своим министром иностранных дел. Это означало, таким образом, полную отставкуРуге как центральной фигуры. Но для того чтобы подсластить эту пилюлю, ему в утешение заявили, что признается его положение в Центральном комитете, его прежняя деятельность и то, что он представляет немецкий народ в истинно германском духе. Это testimonium paupertatis {445} ты, очевидно, прочел в заметке, помещенной почти во всех английских газетах, в которой Агитационный союз всепокорнейше извещает европейскую публику о своем рождении и зазывает почтенную публику. Но и это удовольствие было для несчастного Руге отравлено: Бауэр — Фиклер выставили неприемлемое conditio sine qua non {446} , чтобы Руге перестал «писать и распространять по свету свою чепуху».

Прежде чем продолжать рассказ, я должен заметить, что мы представлены в этом общедемократическом союзе, без ведома других,одним бежавшим из Кёльна рабочим, принадлежащим к нашему Союзу {447} , по имени Ульмер;это — человек, который у нас ведет себя очень спокойно и молчаливо, и мы никогда не поверили бы, что он сможет держать в страхе всю объединенную демократию. Но indignatio facit poetam {448} , и этот тихий Ульмер обладает, как он мне говорил, «дарованием» легко приходить в бешенство: он дрожит тогда всем телом и кидается вперед, как одержимый. Несмотря на свою тщедушную фигурку портного, он, в качестве лучшего гимнаста в Майнце, проникнут сознанием физической силы и ловкости и, кроме того, — коммунистической верой в свою непогрешимость.

Итак, 22 августа состоялось третье заседание. Собрание было очень многолюдное, так как публика ожидала большого скандала по поводу виновного в государственной измене Агитационного союза. Председательствует Мейен. Присутствуют также Р. Шрамм и Бухер. Клика Кинкеля вносит предложение об образовании эмигрантского комитета. Дело в том, что г-ну Кинкелю как общественному деятелю не хочется уходить со сцены. С другой стороны, ему не хотелось бы также скомпрометировать себя в глазах эстетически-либеральных буржуа Англии. Эмигрантский же комитет, это — политически-филантропическое учреждение, которое, кроме того, предоставляет в распоряжение некоторые денежные средства, соединяя таким образом в себе все желательные условия. В противовес этому неким Холлингером и Ульмером было внесено предложение избрать эмигрантский комитет на общем собрании эмигрантов; в ответ на это клика Кинкеля указывала на опасность скандала, который будет устроен людьми, действующими за спиной собрания (имелись в виду, конечно, мы, хотя нас и не называли). Но у них были враги и в своей среде.Из членов Агитационного клуба присутствовали лишь Гёгг, Зигель и его брат. Гёгг был избран в эмигрантский комитет; это дало повод: 1) объявить о выходе Таузенау; 2) отклонить заявление Агитационного союза; 3) наконец, по окончании дебатов объявить о выходе всех членов Агитационного союза. Большая буря. Техов и Шрамм отчаянно обругали А. Руге.Вообще была сильная ругань.Гёгг отвечал своим противникам с сознанием собственного превосходства, резко напал на лицемерного Кинкеля, который выпускал для ответа своих оруженосцев, поглаживая бороду, как Великий Могол, и писал через посредство все время увивавшегося вокруг него Шурца записки, которые тот, как «соглашатели» в Берлине, пускал среди его приверженцев; когда записка заканчивала свой круг, он писал свой окончательный приговор. Лишь после того как Гёгг сказал, что Агитационный союз поместит свое заявление в английских газетах, Кинкельответил величественно, что он уже и сейчас господствует над всей американской прессой и что уже приняты меры к тому, чтобы в кратчайший срок подчинить его влиянию также и французскую прессу.