— Товарищ генерал?

— Не волнуйтесь, Людочка. Мы ненадолго. Занимайтесь своими делами.

Яковлев прошел по коридору и остановился около одной из дверей. Я подошел ближе и прочитал табличку: «Капитан Громов Михаил Павлович». В окно была видна кровать, на которой лежал человек, накрытый одеялом. Рядом стояла стойка с мониторами. На экранах сверкали огоньки, бегали какие–то диаграммы.

— Кто это, товарищ генерал–лейтенант?

— Здесь лежат наши испытатели. Те, кого мы еще надеемся вытащить. Пройдите дальше. Я вас подожду здесь.

Я шел по коридору, читая таблички на дверях. «Старший лейтенант Рюмин Игорь Петрович», «Майор Тахиев Ильяс Анварович». Всего таких табличек было девять. У последней из них я остановился. «Старший лейтенант Травников Виктор Александрович». Травников? Я повернулся и подошел к Яковлеву.

— Там, в конце коридора. Старший лейтенант Травников, это…

— Да. Это его внук. Теперь вы понимаете, почему он находится в таком подавленном состоянии?

— Так что же, последний из испытателей…

— Да. Академик не мог рисковать.

— И поэтому отправил своего внука?

— А как бы вы поступили на его месте?

— Не знаю. У меня нет ответа. А как давно здесь лежит первый?

— Семь лет.

— И что же вы собираетесь делать?

— Все, что могли, мы уже сделали. Ваше появление было для нас последней надеждой. Видимо, мы что–то не учли в наших расчетах. Травникова надеялись вернуть уже через неделю. Однако не получилось. Вот так, Александр Сергеевич. Теперь вы знаете все.

— И что же я должен делать в данном случае?

— А вот на этот вопрос ответа нет уже у меня.

Мы вышли на улицу и зашагали по тропинке назад. Подойдя к дому, где находился его кабинет, генерал повернулся ко мне:

— Я еще останусь здесь, поработаю. Вы можете возвращаться назад. До свидания.

— До свидания, товарищ генерал–лейтенант.

Смеркалось. Я сидел на лавочке и смотрел на потухающее небо. Сзади чуть скрипнул песок, по дорожке подходил Антон.

— Не помешаю?

— Садись.

Он присел рядом. В его кармане что–то забормотала рация. Он прислушался, коротко ответил: «Понял». Я посмотрел на него.

— Ты Травникова знал?

— Младшего? Знал. Он у нас в отделе раньше работал.

— Давно?

— Сразу после училища пришел. Это уже потом его в группу испытателей перевели. Всего год назад.

— Скажи, Антон, вот это место… «госпиталь», это что, действительно госпиталь?

— Да. Точнее, теперь это только его часть. Та, где проходят реабилитацию испытатели. Первые попытки «выхода» были сделаны именно там.

— «Выход»? Что это?

— Так у нас называют попытку заброса.

— Надо же… никогда бы не подумал. А ты–то откуда все это знаешь?

— Так у нас основная работа — обеспечение безопасности персонала и испытателей. Вот и ездим повсюду.

— Странно, на первый взгляд, этот ваш «госпиталь» — обычный профилакторий. Ни сооружений тебе серьезных, ни охраны… Даже кабинет у генерала какой–то весь из себя устарелый.

— А что, надо по периметру танковый полк разместить? И вышки пулеметные поставить? Там в охране почти батальон сидит, просто их не видно. Вся территория контролируется техникой. Вы один, без генерала, и десяти шагов бы не прошли. А кабинет… это кабинет первого начальника Управления. Он почти всегда такой был, его никто не трогает. По традиции, перед «выходом» испытателя инструктирует лично начальник Управления. В этом самом кабинете. Он раньше другим был, с приемной, но здание перестроили, вот и увеличили кабинет за ее счет. С той поры так и стоит.

— Традиции, говоришь? И какие они еще тут есть?

— Разные. У каждой службы своя имеется.

— И что, руководство этому не препятствует?

— Нет. Даже негласно одобряет. Считается, что они способствуют укреплению коллектива.

— Везде бы так…

— Да, неплохо было бы.

Мы еще посидели около получаса. Потом в кармане у Антона снова забормотала рация, и он, извинившись, поднялся со скамейки и ушел куда–то в темноту. Следом за ним ушел и я.

Войдя в дом, подошел к шкафу и на ощупь отыскал там начатую бутылку коньяка. Плеснул в рюмку и сел у камина.

Ну, что, везунчик пришло время отдавать долги? С какого это бы рожна? Я им тут что, на шею вешался? Изо всех переделок сам вылез, да еще и с прибытком для Управления. Так? Так. Могу их сейчас послать? Да запросто. Приказа такого мне никто не отдаст, да и не смогут без моего желания что–либо сделать. Академик это прямо сказал. И чем все это мне грозит? Выпрут на пенсию? Три раза «ха». Можно подумать, что я там с голоду подохну. Да и не станут они это делать, им тоже обратного хода нет. Автокатастрофу организуют? А зачем? По злобе, что ли? Нет, не те тут люди собрались. А что они тогда сделают? Воображение услужливо нарисовало мне еще несколько дверей с соответствующими табличками. Да, вот это они могут запросто. Собственно говоря, другого выхода у них нет. Так что делать–то будем?

Отыскав в кармане телефон, я нажал на нем нужную клавишу. Гудок, еще один…

— Слушаю?

— Товарищ генерал–лейтенант?

— А кого вы тут ожидали найти? В половине третьего ночи?

— Извините товарищ генерал–лейтенант, просто дело важное.

— Излагайте.

— У меня нет телефона Александра Яковлевича, я хотел ему позвонить.

— На предмет?

— Я согласен на «выход».

Голос Яковлева дрогнул.

— Вы серьезно!? В вашем–то возрасте?

— Как давно я вернулся? Уже постареть успел?

— Нет, но… Я ему перезвоню, утром он будет у вас!

— Хорошо. Дождусь утра.

— Да, конечно! Мы будем оба.

— До свидания, товарищ генерал–лейтенант. Извините за поздний звонок и спокойной вам ночи.

— И вам тоже! И… спасибо, Александр Сергеевич!

— Не за что пока.

Я положил трубку, поставил на стол нетронутый коньяк. Голова теперь должна быть свежей…

Наш кортеж зарулил на уже знакомую площадку в «госпитале». Невидимая, как и прежде, охрана закрыла ворота. На площадке уже стояли два автомобиля. Генеральская «Волга» и черный «Шевроле» — фургон. Я уже видел такие в Москве — эдакий кабинет на колесах.

Генерал ждал нас на площадке, прохаживаясь перед машинами. Сегодня он был в военной форме с немаленьким иконостасом наград на груди. Однако же! Я понимал, конечно, что он дядя заслуженный. Но чтобы вот настолько…

— Добрый день, Александр Сергеевич!

— Здравия желаю, товарищ генерал–лейтенант!

— Как самочувствие?

— Да нормально все, жив–здоров, чего и вам желаю. А это кто пожаловал? — показал я на черный фургон.

— Травников приехал. Чувствует он себя неважно, вот с ним врачи и путешествуют повсюду.

Я был удивлен той активностью, которую проявили «веселые ребята» из медицинского центра. Складывалось впечатление, что я попал на хорошо отлаженный конвейер по подготовке — кого? Я и сам не понимал. В основном все действия велись во время моего погружения в какое–то полусонное состояние. Что происходило в этот момент, так и осталось загадкой. По пробуждении я не помнил практически ничего. На мои вопросы Киреев отвечал весьма подробно. Но лучше бы он этого и не делал вовсе. Ибо из его пространных объяснений об активизации N–процесса в височных долях головного мозга я понял только то, что являюсь абсолютным профаном в этой области. Ситуация зашла в тупик. Объяснить простыми словами Олег не мог. А сложных я не понимал. Утешало лишь то, что Травников в категорической форме запретил производить надо мною какие–либо капитальные «модернизации» и улучшения. Дабы не повлиять таким образом на мой и без того натруженный мозг. Этот запрет привел «веселых ребят» в некоторое уныние. Как мне пояснил Олег, они могли в короткие сроки сделать из меня кандидата в академики. А пришлось ограничиться лишь кратким обучающим курсом. И это их весьма печалило. Уже расставаясь, я спросил его, за каким хреном эти процедуры были вообще нужны, ибо в первый мой «выход» я прекрасно обошелся и без них?