— Самарканд, Бухара… много, где пришлось…
— Служил?
— Уже нет. Работал.
— Где же это?
— Да так… по–разному.
— Надо же… Я уж думал — земляк!
— Не повезло. Я из Москвы.
— И как там?
— По–разному. Строят много. Красиво! Один Речной вокзал чего стоит! Эх! Сейчас бы туда…
— И не говори, — старшина затянулся самокруткой. — Я тебе ракетницу принес. Патронов два десятка, хватит?
— Должно. Ракеты какие?
— Пяток осветительных, красные, зеленые есть, белые. Всего понемногу.
— Отлично! Давай так уговоримся. Красная ракета — артогонь в ее направлении. Зеленая — минометы. Белая — огонь на меня.
— Даже так?
— Так я в доте буду. Вашими пушками и минами его не взять.
— Ишь ты, уверенный! А ну как не возьмешь дот?
— Так тогда и базарить не о чем. Все там и ляжем.
— Смотри ты! Где воевал–то?
— Халхин–Гол, финская.
— Уважаю. А сюда как попал?
Не вдаваясь в подробности, я поведал ему историю своего персонажа. Старшина покачал головой.
— Бывает. Ну ничего, дот возьмешь — назад вернешься.
— Не хотелось бы…
— Ну так комбат на тебя глаз положил. Это я тебе точно говорю, давно его знаю. Мужик он правильный, зазря не шумит. Солдат бережет, а это — сам понимаешь!
Мы допили чай, посидели еще немного, разговаривая о всяких мелочах. После чего он встал, снял с плеча вещмешок и, покопавшись, вытащил оттуда фляжку.
— Держи. Пригодится, ежели что.
— Спасибо!
Мы попрощались, и я пошел к роте. Времени на отдых оставалось немного, и хотелось поспать по–человечески хотя бы пару–тройку часов.
Глава 26
Я приподнялся над бруствером, вглядываясь в темноту. Темно, только изредка с немецких позиций взлетали осветительные ракеты. В это время по полю быстро бежали изломанные тени, складываясь в причудливые узоры и образуя удивительные картины. Надо же, столько лет воюю, а вот такие картинки вижу впервые. Как–то вот всегда было не до этого. Да и сейчас времени на любование этими абстрактными композициями нет. Я обернулся к группе.
— Готовы?
— Да, — хрипло ответил Чалый.
— Попрыгали!
— Чего?
— Попрыгали, говорю. Чтобы ни у кого ничего не звякало и не шебуршалось.
Минут десять ушло на подгонку снаряжения.
— Лопатки у всех? Заточить не забыли?
— У всех. Заточили — хоть брейся!
— Входим в дот, штыки долой, лопатку в руки. Там тесно, с винтовкой не развернешься, поэтому работаем ею. И парами. Один с винтовкой, второй с лопаткой. Один рубит, второй прикрывает. Все ясно?
— Ясно, — вразнобой ответили бойцы.
— В двери и проемы сразу не лезть! Там, сбоку, почти всегда есть амбразура. Стоящего во весь рост человека валят на раз. Присел — и гранату туда. Или бутылку с зажигательной смесью. Как рванет — заходи. Сразу после разрыва, пока немец не очухался! Под ноги смотрим — могут быть люки вниз. С ними аккуратнее, там, как правило, боезапас хранят. Так что с гранатами туда лучше не лезть. А то будет нам всем большая братская могила.
— Понятно.
— Усвоили крепко! В комнату ворвался, сразу выход в другую на прицел! Второй сбоку от двери или проема, лопатку наготове. Дальше не лезть, это дело следующей пары. Ваша задача — обеспечить им проход к этой самой двери. Гранату можно в дверь сунуть, лишним не будет. Кто прорвется к амбразурам, сразу же за пулемет, надо отсечь подход подкреплений к немцам. Второй пулеметчика прикрывает, мало ли откуда там недобиток какой вылезет? Еще вопросы есть?
— Нет.
— Готовимся. Дистанция друг от друга метра три, чтобы не потеряться в темноте. Ракета взлетит, падай где стоишь и не шевелись.
Бойцы задвигались, осматривая снаряжение. Кто–то спешно закурил, пряча огонек в пригоршни. По окопу двигалась темная масса. Вблизи стало ясно, шло трое.
— Леонов? — Ага, капитан пришел.
— Здесь я, товарищ капитан.
Он подошел ближе. Кто это с ним? Аристов, ну это понятно, он с нами идет. Майор? И он тут?
— Как настроение, Леонов?
— Готовимся.
— Ладно, мешать тебе не будем.
Они отошли в сторону, о чем–то заговорили. С бруствера свесилась голова.
— Эй, головорезы! Где старшой?
— Сам ты головорез! Здесь я!
— Давай за мной двигай, сделали вам проход. Не Невский, но ползти можно.
Так, ползать тут умеют плохо. Дали бы мне волю, я б вас до кровавого пота загонял бы, вы б у меня через Красную площадь туда–сюда раз по двадцать подряд бы ползали. Ладно, хоть немцы далеко, не услышат. Это что за темная полоса? Ага, овраг. Здесь он не глубокий, но широкий. Танк действительно не пройдет. У нас его и нет, так что и думать не о чем. Так, это что? Ага… подножие холма… значит, секрет лежит метрах в ста — ста пятидесяти справа. Лады, пора и к нему в гости.
— Товарищ лейтенант? — шепотом спросил я. Он шел сзади и должен был бы быть где–то рядом.
— Здесь я.
— Командуйте тут, а я к секрету наведаюсь. Посмотрю там, что и как. Не возражаете?
— Давайте, Леонов. Один пойдете?
— Куда ж я один–то? Дайте пару бойцов, пусть подстрахуют меня издали.
Что тут ему сказать? Толку от бойцов — как с козла молока. Но и отпустить меня одного лейтенанту стремно. Я же все–таки штрафник, какое ко мне доверие может быть? Вот задавим дот, тогда и говорить проще будет. Ладно, чего это я разошелся? Не говори «гоп!», пока не перепрыгнешь…
— Леонов?
— Да, товарищ лейтенант?
— Вот двое бойцов, с тобой пойдут.
— Ясно. Так, ребята, штыки примкнуть! Работать штыком, стрелять только тогда, когда уже совсем кранты пришли. Поняли меня?
— Да, понятно все.
— Руку подниму — ложитесь на землю и ползите за мной метрах в двадцати, а лучше и подальше. А то вы мне всех немцев распугаете.
Ну, что, ползем? Пока еще нет. Взятым у саперов щупом я осторожно проверил землю перед собой. Тут их проход заканчивался. Маловероятно, что немцы поставят мины на этом склоне. Он достаточно крут, и лезть по нему проблематично. Да и камешки сверху иногда катятся, не ровен час, и заденет какой. Будет немцам побудка. Однако же черт его знает… метров пятьдесят я прополз достаточно осторожно, мин не было. Значит ли это, что их не будет и дальше? Возьму я левее, мало ли что… Так! Что это тут? Тропа… Предчувствия меня не обманули… Дождавшись бойцов, я шепотом приказал им оставаться тут и смотреть в сторону дота. Хрен его знает, когда у немцев пересменок. Уже более спокойно я двинулся по тропе в сторону секрета. Опа, тропа вниз пошла? Это куда же? Ага, немцы оказались умнее, не стали восстанавливать недострой, а сделали свой дзот. И эта траншея в него и ведет. Пройдя еще несколько метров, я присел на корточки и прислушался. Храп? Спим на посту? Бардак, а не часть! Но мне на руку. Винтовку к стенке, лопатку в руки, штык за пояс. Готов? А то ж… Шаг, еще шаг. Плащ–палатка проход закрывает. Эх, гранату бы сюда! Нельзя, тихо все делать надо. Еще шаг… Готов?
Готов. Начали! Прижавшись к плащ–палатке, я резко провернулся вдоль ее края, задергивая ее уже за собой.
Дзот был узким, двухамбразурным. Одна смотрела как раз на то место, где сейчас и залег наш взвод. Вторая выходила влево, на позиции батальона. И в ней сейчас был установлен пулемет. Боком ко мне у него стоял высокий тощий немец. Услышав движение, он повернул голову в мою сторону и приоткрыл было рот. Хрямсь! И саперная лопатка врубилась ему в шею. Немец схватился руками за горло, издал какой–то булькающий звук и мешком осел на землю. Выпустив из рук лопатку, я выдернул правой рукой из–за пояса штык. Где второй? Вон он, справа, спит на каком–то подобии лежанки. Ах ты, соня, на боевом–то посту дрыхнуть? Я мягко скользнул вдоль стены. Немец, видимо что–то услышав, заворочался, начал приподниматься. Поздно! Четырехгранная игла штыка почти без сопротивления вошла ему под ребро. Левой рукой я постарался закрыть ему рот. Не совсем удачно, но предсмертный хрип все же удалось приглушить. Эх, нет у меня нормального ножа! Штык от трехлинейки, безусловно, неплох. Но в отдельности от винтовки им управляться уже не так легко. И не так эффективно. Ладно, что есть — то есть.