Радиограмма

Михайлову.

Вышли в точку встречи номер два, где соединились с первой группой. О второй группе сведений не имею. Документы сохранены. Объект поисков не обнаружен. Поисковые группы противника проводят интенсивный поиск в квадратах… Возвращение в заданный район в настоящий момент сильно затруднено. Жду дальнейших указаний.

Роман.

Роману.

По имеющимся сведениям вторая группа уничтожена противником. Объект поиска захвачен спецподразделением СС. Приказываю отойти из точки рандеву, продолжая наблюдение за ней в течение суток. После чего отойти в квадрат 21–14, откуда вы будете эвакуированы.

Михайлов.

— Разрешите войти, товарищ генерал–майор?

— Входите, капитан. Присаживайтесь. Что у нас нового?

— Глазастый вышел на связь!

— О как! Наконец–то! Мы уж думали — все, спалили парня… Что у него?

— В институте новая метла — профессор Вайнтрауб. Разогнал всех прежних сотрудников. Назвал их шарлатанами, зазря разбазаривающими народные деньги. Ассистент Маурера…

— Лееб?

— Так точно. Он арестован и отдан под суд. Официальная мотивировка — растрата выделенных на эксперименты средств и махинации с отчетностью.

— А на самом деле?

— Ему поставили в вину то, что он и покойный профессор долгое время вводили в заблуждение руководство. Подтасовывали результаты экспериментов и водили за нос ОКБ.[2]

— То есть на программах Маурера можно ставить крест?

— Думаю, что да, товарищ генерал–майор. На то, чтобы воссоздать программу в прежнем виде, по мнению Глазастого, уйдет не менее года. И то при сохранении прежнего финансирования. А оно, по нашим сведениям, сильно урезано.

— Так… — генерал встал из–за стола и прошелся по кабинету. Сделал знак садиться вскочившему на ноги капитану. — Так… Значит, мы достигли поставленной руководством задачи даже более эффективно, чем рассчитывали…

— Осталось подождать подтверждения этих сведений из параллельных источников. Но я полагаю, что они дадут такую же информацию.

— Да… Видите ли, Дмитрий Валерьевич, тут какая у нас новость образовалась… Я как раз уже собрался вас вызывать, а тут вы и сами. Да еще с приятными новостями! Да… короче, мы захватили документы Маурера.

— Мы?!

— Я так понимаю, что это сделала группа Чернова.

— Постойте–постойте, товарищ генерал–майор, так это как–то связано с той ориентировкой? Ну, вы помните, я вам тогда докладывал? По Леонову!

— Думаю, что связано. В общем, мне позвонили оттуда, — рука генерала ткнула куда–то вверх. — И сказали, что в ближайшее время эти документы будут переданы нам.

— И вы полагаете, товарищ генерал–майор, что толчком к этому послужила наша информация?

— Скорее всего так, капитан. Скорее всего так. Мы с вами не знаем, какую ценность представлял из себя этот Леонов и зачем он был нужен Чернову. Но если ради того, чтобы попытаться его достать, направили целую группу, которая вдобавок грохнула профессора и получила его документы… — генерал покачал головой. — То ценность эта должна быть очень и очень немаленькой.

— В таком случае, товарищ генерал–майор, у нас есть новость, которая наверняка их обрадует.

— И какая же?

— Глазастый сообщил нам, что в процессе проведения эксперимента на полигоне одним из подопечных профессора был взят в плен подполковник РККА Леонов.

— Постойте, так это тот самый Леонов? Ничего себе «радостная» новость!

— Это еще не все, товарищ генерал–майор. В процессе транспортировки Леонова к командованию этот самый подопечный напал на конвой. При этом им был убит гауптштурмфюрер Горн.

— Начальник объекта «Глубокое»?

— Так точно, он самый. Леонов бежал, перебив остальных солдат конвоя.

— Да, вот это новость так новость! Очень даже вовремя. Спасибо, капитан. Впредь обо всех сообщениях Глазастого докладывать мне вне всякой очереди и в любое время дня и ночи. Можете быть свободны.

Капитан вышел из кабинета. Генерал проводил его взглядом и поднял телефонную трубку.

— Коммутатор? «Рокаду» мне. «Рокада»? Одиннадцать–четырнадцать дайте. Алло? Будьте добры Архитектора. Товарищ Архитектор? У аппарата Грымов. Располагаю сведениями об интересующем вас человеке. Да–да, о нем самом. Когда вас ожидать? Понял. Жду.

Радиопереговоры

— У аппарата Третий.

— Первый на связи. Докладывайте, что у вас нового?

— В процессе поисков нами был выявлен любопытный факт: один из мобильных патрулей фельджандармерии имел огневой контакт с неизвестными. Это произошло за пределами зоны оцепления. При этом погиб один из патрульных, а второй был ранен. Старший патруля, обер–ефрейтор Гарнике, сообщил о факте нападения и указал место, где это произошло.

— Кому он сообщил?

— На дороге был пост вспомогательной полиции. Старшему поста он и передал эту информацию.

— Кто был старшим поста?

— Э–э–э… это был местный полицай. Заместитель начальника полиции.

— Он говорит по–немецки?

— Не знаю.

— Проверьте этот факт. Заодно расспросите и этого… Гарнике. На каком языке они разговаривали?

— Боюсь, что это будет затруднительно сделать. Сгоревший мотоцикл обер–ефрейтора был обнаружен в трех километрах от поста. Там же был обнаружен труп второго члена патруля, того, который был ранен. Сам Гарнике исчез, видимо его увели нападавшие.

— Вы хотите сказать, что имеют место две разные группы?

— По–видимому, так.

— Распорядитесь, чтобы тела погибших были доставлены сюда. Немедленно! И опросите этого вашего полицая!

Спустя три часа

— У аппарата Первый. Слушаю вас.

— На связи Третий. Разговор был по–русски. Обер–ефрейтор сначала говорил по–немецки, но когда понял, что его не понимают, перешел на русский язык. Говорил он неправильно, ошибался, но его поняли.

— Да? Какой талантливый фельджандарм!

— Не понял вас?

— Рота фельджандармерии переведена сюда месяц назад. Из Франции. Так вот, сослуживцы Гарнике утверждают, что русского языка он не знал! Им владел один из членов патруля, рядовой Маховски.

— Именно его мы и нашли первым. Там, где указал обер–ефрейтор.

— Очень хорошо. Так вот, Маховски знал по–русски всего десяток фраз. Каков же был талант обер–ефрейтора, что он за месяц выучил русский так, что сумел объясниться со старшим поста?

— То есть вы хотите сказать…

— Да! Это не Гарнике! Это все тот же русский! Или уже какой–то другой, но не менее хитрый и опасный. Найдите его! И не медлите!

— Понял вас. Приступаю.

То, что у меня на хвосте снова повисли надоедливые «сопровождающие», я заметил ближе к концу дня. Радовало только одно: они шли без собак и моих следов, по–видимому, еще не отыскали. Отсутствовала у них ясная цель. В оптику на СВТ было видно, как они осматривают ямки, овражки и прочие скрытые места. Но вот какого–то определенного направления поисков в их движениях не просматривалось. Ну, такими темпами они могут меня искать до второго пришествия. Скорость моего передвижения была выше почти вдвое. Судя по карте, дорог тут было мало. Оперативно подбросить подкрепление не выйдет. Да и ресурсы у немцев не безграничны. По моим следам шло около взвода. Сколько я ни осматривал округу, больше никого не увидел. До точки рандеву мне оставалось около пяти километров.

Радиограмма

Роману.

По вновь полученным данным объект поиска уцелел. Примите меры к его обнаружению. Возможен отход объекта в вашем направлении.

Михайлов.

Из воспоминаний подполковника Барсовой Марины Викторовны

Вот уже второй день мы сидим на точке. Марк и Гриша пришли сюда раньше нас. Пришли тихо, контактов с немцами по пути у них не было. Так что обошлось без стрельбы. Нам с командиром пару раз пришлось браться за оружие. Казалось, что вот–вот — и придется валить слишком любопытных фрицев. Но, слава богу, пронесло и тут. Оба раза немцы не доходили до нас всего ничего, какую–то пару метров. Я мысленно восхищалась выдержкой командира. Один раз немец наступил ему на ногу. Точнее, не совсем на ногу, а на ту кучу хвороста, под которой эта нога была. Я бы на его месте уже прострелила ему башку. А командир выдержал. В итоге немец ушел, так ничего и не заметив. Словом, к месту встречи мы пришли изрядно вымотанными. Отстучав радиограмму и получив ответ, я забылась в каком–то подобии сна. Расшифровывать радиограмму я не стала: она была зашифрована личным командирским шифром. Долго поспать не вышло: командир меня разбудил.