— Артур, а нож–то где? Не забыл?

Он остановился и несколько секунд молчал.

— Нет, он сзади висит. Под курткой на спине.

— А как же ты сидор тащил? Неудобно ведь так.

— Но сейчас я его не несу.

— Хм… А ведь и верно! Как нога?

— Болит, но уже не так сильно. Лекарство помогло.

— Ты аккуратнее смотри! То, что боль не такая сильная — это не значит, что рана зажила. Ну, да ладно. Нам тут не особо далеко топать.

Топать действительно было не очень далеко. От места столкновения мы ушли меньше чем на километр. При этом забрались в самую разнеприятнейшую трясину. Мне пришлось побегать, как вьючному ишаку. Сначала я разведал нужное место и сбросил там часть барахла, потом пришлось тащить Артура. Со своей ногой он там просто бы не прошел. Потом пришлось сбегать еще раз и замаскировать оставленные нами следы. Натоптать ложную дорожку следов километра на полтора. В общем, после всех этих занятий с меня пот просто градом тек.

Вернувшись на островок, который и был–то всего три на шесть метров размером, я обессиленно рухнул на землю. Артур спал или находился в забытьи. Во всяком случае, признаков жизни он практически не подавал. Только стонал иногда во сне. Ножик свой он воткнул в землю прямо около головы. Присмотревшись к ножу, я обратил внимание на то, что клинок слегка блестел, словно смазанный салом. Где он сало–то добыл? Неужто в вещмешке есть, и он в одну харю его стрескал? Вот ведь жмот неправильный! И не поделился даже! Осторожно обойдя остров, я увидел неподалеку от бережка краешек консервной банки. Она упала чуть боком, видимо, ударившись об ветку. А молодец, однако, парень! Пустую банку от консервов закапывать не стал, а утопил в болоте. Если бы не сучок, на который он не рассчитывал, то она улетела бы от берега метров на десять. И хрен бы кто ее отыскал. Подобрав банку, я повертел ее в руках, набил землей и отправил в болото. Закидав спящего ветками, я сам устроился неподалеку от входа на берег. Оборудовал себе лежку, на четырех колышках натянув над ней плащ–палатку. Сверху я накидал всякого мусора. Так что рассмотреть меня даже и вблизи было задачей не из легких. Закатился под плащ–палатку, положил рядом пулемет и винтовку и задремал. Сколько я так проспал, сказать трудно.

Бух! Еще не открыв глаза, я схватился руками за пулемет. Эхо от взрыва еще гуляло между соснами, а я до рези в глазах всматривался в ту сторону, где он прозвучал. Никакого движения я не видел, но это еще ни о чем не говорило.

Радиопереговоры

— На связи Третий. Вызываю Первого.

— Первый у аппарата. Докладывайте, что там у вас?

— Одна из моих групп имела контакт с русскими диверсантами.

— И каковы результаты?

— Пока они ведут. Мяч на их половине поля. У меня девятнадцать человек только убитыми.

— Ничего себе! А каковы потери противника?

— В боестолкновении со стороны русских участвовало четыре человека. Один был убит, один подорвал себя гранатой. В результате чего мы имеем еще пятерых раненых и одного убитого. Двое оставшихся в живых русских, по–видимому, тоже были ранены во время боя. Мы обнаружили окровавленные бинты в большом количестве. След их отхода с места боя был потерян уже через километр. Там сплошные болота, дорог нет. Прошу вашей помощи авиацией.

— А каких–либо положительных известий у вас нет?

— Есть, как не быть! Мы подобрали часть документов покойного профессора. Скорее всего, вторая группа выполняла роль приманки. Основные документы уносили эти.

— Как были обнаружены документы?

— Около убитого русского диверсанта лежал портфель профессора. Вероятно, его просто не успели забрать. Второй диверсант, тот, который подорвал себя гранатой, перед смертью жег какие–то бумаги. Мы нашли обгоревшие куски карт.

— Ваши выводы?

— Это основная группа. Когда мои ребята сели им на хвост, они оставили заслон и постарались оторваться. Успели даже заминировать часть тропы. Скорее всего, они слишком протянули со временем или просто неправильно рассчитали время подхода моих ребят. Во всяком случае, те двое, которые должны были уйти, сделать этого не успели и вынуждены были вступить в бой. Так что они где–то рядом. Даже имея на руках одного раненого, и то трудно передвигаться. А они, судя по всему, ранены оба.

— Как далеко они могли уйти?

— Три–четыре километра, не более.

— Значит, так, обер–лейтенант, слушайте меня. Отведите группу на пять километров и создайте сплошное кольцо вокруг этого участка. Оставьте пару контролируемых выходов, постарайтесь, чтобы наших ребят там никто не мог увидеть. И ждите.

— Как долго?

— Недолго. Без медицинской помощи им не выжить. Судя по всему, среди этих двоих находится командир разведгруппы. Поэтому эта парочка нужна мне живой. Я отправлю вам подкрепление и задействую авиацию. Пусть полетают над болотом. Найти они, скорее всего, никого не найдут: не сумеют. Но нервов потреплют изрядно. Так что долго русские там не высидят.

— Я все понял. Других указаний не будет?

— Нет. Действуем, как договорились. Поиск второй группы продолжать. Эти люди тоже мне интересны. Конец связи!

— Конец связи!

Советник положил на стол микрофон и повернулся к секретарше.

— Магда! Будьте любезны, поищите, пожалуйста, нашего незадачливого хозяина. Пусть его доставят ко мне.

Секретарша кивнула головой и подняла телефонную трубку.

— Дежурный? Распорядитесь, чтобы гауптштурмфюрера Горна доставили к нам.

— Садитесь, Горн. Как самочувствие?

— А то вы не знаете, герр советник!

— Представьте себе, гауптштурмфюрер, не знаю! Никогда не сидел на гауптвахте. Я же сугубо гражданский человек. Откуда мне знать, какие у вас там порядки?

— Такие же, как и везде, герр советник, такие же, как и везде.

— Тогда к делу, любезнейший! У вас появился последний шанс реабилитировать себя.

— Что я должен делать?

— Сейчас наш любезный обер–лейтенант… как его там? Э–э–э… Хофмайер! Да, так вот! Он гоняет по болотам тех самых диверсантов, которые и явились виновниками ваших злоключений. Вы получите под свое командование роту солдат и должны будете оказать помощь обер–лейтенанту, который сейчас блокировал их на болотах. Вам все понятно?

— Так точно, герр советник!

— Вот и хорошо. Оружие получите у дежурного. И не забывайте, Горн, это ваш последний шанс. Другого не будет.

Вот уже вторые сутки мы лежим на островке и ждем. Фрицы сначала было забегали по округе со страшной силой. Особенно после того, как на месте боя рванула одна из моих ловушек. Потом ни с того ни с сего они эти поиски свернули и убрались. Взамен над болотом появилась авиация. Какой–то маленький самолетик усердно нарезал круги то здесь, то там. Никакой системы в его полетах не было, и это меня сильно озадачило. Непохоже это было на немцев, они у нас люди правильные и педантичные. Не может быть так, что самолет летает сам по себе. Или они таким образом путают карты тем, кто пытается вычислить очередность пролетов? Очень, кстати, может быть.

Артур большую часть времени спит. Я уже дважды его перевязывал, бинтов осталось совсем мало. По правде сказать, кровь у него идет уже слабее. Видимо, его снадобья оказались куда более действенными, чем я предполагал. Не знаю, как они на все остальное повлияют, но температура у него постоянно держится высокой. Представляю себе его нынешние ощущения…

Правда, спит он вполглаза. Стоит мне чуть шевельнуться, как он тут же их открывает и смотрит по сторонам. Вставать не пытается, видимо поход на остров отнял у него остатки сил. Вот он их и набирает. Жрет свои консервы — аж за ушами трещит!

Со мной не делится, да у меня и своя еда есть. Вскрыв банку, он сразу посыпает ее содержимое своими порошками и только после этого ест. У него этих порошков целый пакет. Подписей на коробочках нет, только номера. Я как–то спросил его, что это за консервы такие странные? Помолчав по своему обыкновению, он ответил, что консервы обычные, только в них добавлено что–то вроде колы, дабы постоянно держать организм на пике активности. Ему это сейчас в самый раз и нужно. Ну а я и без допингов проживу, мне все сон заменяет.