Должно быть, через полчаса она услышала топот мно­жества подкованных железом сапог у дверей своей ком­наты, и туда ворвался Гальбаторикс в сопровождении стражи.

Как и всегда, он остановился почти за пределами ее ви­дения — высокая темная фигура с угловатым лицом. Насуа­да видела лишь часть его силуэта, но все же заметила, как он поворачивается, осматривая то, что творится в зале Яс­новидящей. Затем он ледяным тоном спросил:

— Как это могло случиться?

Один из воинов в украшенном плюмажем шлеме упал перед ним на колени, протягивая заостренный черенок ложки.

— Сир, мы нашли это в теле одного из стражников.

Гальбаторикс взял черенок, задумчиво повертел его в руках и промолвил:

— Ясно. — Затем он повернулся к Насуаде и, стоя так, чтобы ей было видно, легко согнул черенок и сломал его пополам. — Ты же понимала, что сбежать тебе не удастся, и все же из упрямства предприняла такую попытку, — ска­зал он ей. — Я не позволю тебе убивать моих людей только для того, чтобы досадить мне. Ты не имеешь права отни­мать у них жизнь. Ты вообще ни на что не имеешь права,пока я тебе этого не позволю! — Он швырнул на пол обломки ложки, развернулся и, широко шагая, удалился из зала Яс­новидящей, хлопая своим тяжелым плащом.

Двое солдат унесли тело тюремщика, убрали кровавую лужу на полу и, осыпая Насуаду проклятиями, ушли.

Оставшись одна, она наконец-то вздохнула с облегче­нием и позволила себе немного расслабиться.

Ей очень хотелось есть. Особенно сильно она это по­чувствовала теперь, когда несколько улеглось возбужде­ние, владевшее ею. Насуада, правда, подозревала, что по­есть ей дадут, скорее всего, нескоро. Если вообще дадут. Гальбаторикс вполне может наказать ее пыткой голодом.

Впрочем, мечты о хлебе, жареном мясе и вине в высо­ких бокалах оказались недолговечны, ибо за дверью зала вновь послышался грохот сапог. Сильно этим удивленная, Насуада попыталась внутренне собраться и подготовить­ся к любым неприятностям — в том, что ее ждут исключи­тельно неприятные вещи, она не сомневалась.

Затем двери с грохотом распахнулись, и вошли двое — Муртаг и Гальбаторикс. Муртаг остановился там же, где и всегда, но без жаровни ему явно нечем было заняться, и он, скрестив руки на груди, прислонился к стене и уста­вился в пол. Та часть его лица, которая была видна Насуаде, не внушила ей никаких особых надежд: его черты по­казались ей еще более резкими, чем обычно, а в изгибе губ было что-то поистине сатанинское, у нее даже мурашки по всему телу поползли.

Гальбаторикс не сел, как обычно, в кресло, а остался стоять, находясь где-то чуть в стороне от ее виска, и она скорее чувствовала его присутствие, но самого его почти не видела.

Затем он простер над нею руки с длинными, тонкими, похожими на когти пальцами, и она увидела, что в руках у него какой-то маленький ларчик, украшенный инкру­стацией из резного рога, очень похожей на иероглифы древнего языка. Из ларчика доносился какой-то в высшей степени неприятный, хотя и довольно слабый скрежет; ка­залось, там скребется мышь.

Одним движением большого пальца Гальбаторикс от­крыл крышку и вытащил из ларчика нечто, похожее на крупную личинку цвета слоновой кости. Тварь была почти три дюйма в длину, и на одном ее конце виднелась крошеч­ная пасть, с помощью которой личинка и издавала тот про­тивный скрежет, словно выражая крайнее неудовольствие миром, в который попала. Личинка была пухлая и склад­чатая, как гусеница; если у нее и имелись какие-то ножки, то глазу они были почти незаметны; и она отвратительно извивалась, тщетно пытаясь освободиться из цепких паль­цев Гальбаторикса. А он сказал, обращаясь к Насуаде:

— Это весьма занятная и весьма хищная личинка. Мало что на свете действительно соответствует своему внешнему облику, но в данном случае это особенно оче­видно. Эти твари очень редки, и найти их можно только в одном месте, а поймать гораздо труднее, чем может пока­заться с первого взгляда. Можешь считать, Насуада, дочь Аджихада, что это знак моего особого к тебе расположе­ния, ибо сейчас я намерен воспользоваться одной из этих личинок, применив ее к тебе. — И он гораздо тише, почти интимным тоном прибавил: — Признаюсь, не хотелось бы мне сейчас оказаться на твоем месте!

Скрежет, издаваемый мерзкой тварью, стал громче, когда Гальбаторикс посадил ее на правую обнаженную руку Насуады чуть пониже локтя. Она вздрогнула, ибо ли­чинка оказалась гораздо тяжелее, чем с виду, и цеплялась за кожу сотней каких-то острых маленьких крючков.

Личинка еще немного поскрежетала, а потом, собрав­шись в плотный комок, прыгнулавверх по руке Насуады, разом преодолев несколько дюймов.

Насуада дернулась, пытаясь сбросить личинку, но та держалась крепко, глубоко вонзая в кожу свои ножки-крючочки.

А потом снова прыгнула.

И еще раз, и вскоре уже оказалась у Насуады на плече; крючки на брюшке цеплялись за гладкую кожу, точно ко­лючки репья. Краем глаза Насуада заметила, что личинка подняла свою безглазую головку, словно принюхиваясь, и нацелилась прыгнуть прямо ей на лицо. Крошечная пасть приоткрылась, и Насуада увидела там острые режу­щие жвала.

«Скри-скри? — как бы спросила личинка. — Скри-скра?»

— Не туда, — сказал ей Гальбаторикс и еще что-то при­бавил на древнем языке.

Услышав знакомые звуки, личинка повернула в сторо­ну от лица Насуады — к огромному облегчению девушки — и снова стала спускаться по ее руке.

Мало что могло действительно вызвать у Насуады страх. Прикосновение раскаленного железа. Мысль о том, что Гальбаторикс будет править в Урубаене вечно. Смерть… Ну, смерть, конечно, тоже ее пугала, хотя и не так сильно; скорее уж, она боялась, что завершит свое существование раньше, чем закончит все те дела, которые надеялась до­вести до конца.

Однако по какой-то неведомой причине уже один толь­ко вид этой личинки, не говоря уж о ее прикосновениях к телу, пугал и нервировал Насуаду куда больше, чем что-либо другое. Каждый мускул ее тела прямо-таки жгло от напряжения; ей невыносимо хотелось вскочить и убежать, спрятаться, спастись от этого жуткого существа. Было не­что глубоко неправильное и непонятноев самом поведении ли­чинки: она и двигалась как-то не так; и ее отвратительная маленькая, но хищная пасть странным образом напомина­ла ротик ребенка; и звуки, которые она издавала, вызыва­ли в душе какие-то первобытные страхи.

Личинка остановилась на сгибе локтя и что-то проскрежетала.

Затем ее толстое безногое тело собралось, содрогну­лось, и она, подпрыгнув дюймов на пять вверх, как бы ныр­нула вперед головой и приземлилась на внутренней сторо­не руки Насуады ближе к плечу.

И там хищная тварь вдруг разделилась на дюжину ма­леньких ярко-зеленых сороконожек, которые моменталь­но расползлись по руке Насуады и впились в ее плоть свои­ми жвалами, прогрызая себе путь под кожу.

Боль была невыносимой. Насуада забилась, пронзитель­но закричала, глядя в потолок, но вырваться и прекратить эту пытку не могла. Этот кошмар, как ей показалось, про­должался бесконечно долго. Раскаленное железо, возможно, причиняло ей более острую боль, но сейчас Насуада пред­почла бы даже прикосновения раскаленного прута, ибо же­лезо было безликим, неживым, да и боль от него — вполне предсказуемой, а от этих тварей можно было ожидать чего угодно. Особый ужас вызывало то, что источником боли яв­лялось нечто живое,и эта неведомая тварь пожирала ееплоть; мало того, вгрызалась в нее,проникая внутрь!

Наконец, забыв о гордости и умении держать себя в руках, Насуада громко закричала, призывая на помощь богиню Гокукару и умоляя ее о милосердии, а потом за­бормотала, точно малое дитя, прося пощады и не в силах остановить поток жалких слов, так и рвавшихся изо рта.

Она услышала, как рядом с нею смеется Гальбаторикс, явно наслаждаясь ее мучениями, испытала невероятный прилив ненависти к нему и потеряла сознание.