Снова раздался жуткий вой Шрюкна, на этот раз еще более отчаянный, и Эрагон увидел, что Торн и Сапфира дружно вцепились клыками в шею черного дракона, пригибая его голову к полу. Но все же Шрюкн был слишком велик и могуч для двух молодых драконов и не сдавался. Да и шея у него была такой толщины, что вряд ли даже Сапфире и Торну удалось бы как-то особенно сильно ее повредить.
Затем лесной тенью мимо Эрагона мелькнула Арья. Выскочив из-за колонны, она бросилась к драконам. В левой руке у нее неярким зеленым светом мерцало смертоносное копье Даутхдаэрт.
Шрюкн увидел ее и задергался всем телом, пытаясь сбросить с себя Сапфиру и Торна. Но поскольку молодые драконы не отпускали его, он разинул пасть и выпустил целый огненный поток.
Арья стремительно летела к нему, и Эрагон на мгновение потерял ее из виду, поскольку она скрылась за стеной огня. Потом она снова показалась — уже возле головы Шрюкна, которую Торн и Сапфира прижимали к полу. Концы ее длинных волос были охвачены огнем, но Арья, похоже, этого не замечала.
В три прыжка она взлетела на гигантскую левую переднюю лапу Шрюкна и оттуда перелетела на боковую часть его головы. Языки пламени летели за ней, точно хвост кометы. Испустив громкий крик, который был слышен в каждом углу огромного зала, Арья метнула Даутхдаэрт прямо в центр голубого, сверкавшего, как лед, глаза Шрюкна и, с силой нажав на древко, погрузила копье в глубь его черепа.
Шрюкн взревел, содрогнулся и медленно завалился на бок; из его пасти тек жидкий огонь. Сапфира и Торн спрыгнули с его туши как раз в тот момент, когда черный дракон ударил хвострм по полу.
От его ударов трескались колонны. С потолка падали и разлетались вдребезги каменные плиты. Светильники лопались, разбрызгивая какое-то расплавленное вещество.
Весь зал содрогнулся, и Эрагон едва удержался на ногах. Он не видел, что произошло с Арьей, но очень боялся, что в предсмертных судорогах Шрюкн вполне мог ее раздавить.
— Эрагон! — крикнула Эльва. — Пригнись!
Он пригнулся и услышал, как что-то просвистело у него над головой. Это был белый меч Гальбаторикса.
Выпрямившись, Эрагон ринулся вперед… и нанес Гальбаториксу мощный колющий удар в центр живота, точно такой же, каким пытался убить Муртага.
Гальбаторикс что-то проворчал и отступил назад, как бы снимая себя с меча Эрагона. Затем приложил к ране руку и долго смотрел на окровавленные пальцы. Изумленно глянув на Эрагона, он медленно промолвил:
— Те голоса… голоса… ужасны! Я не могу… мне этого не вынести… — Он закрыл глаза, и слезы потекли у него по щекам. — Боль… как много боли. Как много горя… Пусть это прекратится! Сделай так, чтобы это прекратилось!
— Нет, — сказал Эрагон, чувствуя поддержку Эльвы, стоявшей с ним рядом, и Сапфиры с Торном, находившихся в противоположном конце зала. Он понял, что Арья жива. Она обгорела и была вся в драконьей крови, но все жe осталась цела и невредима.
Но вот Гальбаторикс открыл глаза — круглые, с неестественно огромными белками, они смотрели куда-то вдаль, словно не видя ни Эрагона, ни всех остальных. Гальбаторикса била крупная дрожь, челюсти его непроизвольно двигались, но из глотки не доносилось ни звука.
Вдруг Эльва с пронзительным криком упала без чувств, а Гальбаторикс вскричал: «Вайзе нейят!» Что означало: «Не будь». У Эрагона не было времени на слова. Снова забрав силы у Элдунари, он быстро произнес заклинание, с помощью которого втащил себя, Сапфиру, Арью, Эльву, Торна, Муртага и тех двоих детей на тронное возвышение. Все они сгрудились у подножия стоявшей вертикально каменной плиты, к которой по-прежнему была прикована Насуада. Эрагон быстро произнес еще одно заклинание, которое должно было оградить их от зла.
И в это самое мгновение Гальбаторикс исчез во вспышке света, которая была ярче солнца. А затем все окутали тьма и тишина — это подействовало заклинание, предусмотрительно произнесенное Эрагоном.
69. Смертные муки
Роран сидел на носилках, которые эльфы поставили на одну из каменных глыб рядом с разрушенными воротами, и отдавал распоряжения выстроившимся перед ним воинам.
Эльфы вынесли его из города на открытое пространство, где могли использовать магию, не опасаясь чар Гальбаторикса, нарушавших или даже извращавших действие их заклинаний. Они уже вправили Рорану вывихнутое плечо, подлечили сломанные ребра и другие раны, которые нанес ему Барст. Но эльфы предупредили, что должно пройти несколько недель, прежде чем его сломанные кости полностью восстановятся, и потребовали, чтобы он до конца этого дня не вставал.
Однако Роран стремился вновь присоединиться к сражающимся и, несмотря на то, что эльфы сердито ему возражали, заявил:
— Или вы меня туда отнесете, или я сам встану и пойду.
Эльфы были чрезвычайно недовольны, но в итоге отнесли его к воротам, где он теперь и сидел, глядя на площадь.
Как и ожидал Роран, после гибели Барста его воины утратили всякое желание сражаться, и варденам удалось быстро вытеснить их с площади на узкие боковые улочки. К тому времени как Рорана вновь вынесли на площадь, вардены уже очистили примерно треть города и быстро приближались к цитадели.
Потерь было много с обеих сторон. Мертвые и умирающие буквально устилали улицы Урубаена, а вода в сточных канавах была красна от крови. Но успехи и предчувствие близящейся победы сплотили армию варденов. Роран чувствовал это, глядя на лица людей, эльфов, гномов, ургалов. Впрочем, эльфы были мрачнее всех прочих, они все еще пребывали в состоянии холодной ярости из-за гибели своей королевы.
Эльфы вообще тревожили Рорана. Он видел, как они убивали имперских солдат, даже если те пытались сдаться. Эльфы попросту перерубали их пополам, не испытывая ни тени сомнений или сожалений. Спущенная с поводка жажда крови оказалась в них сильнее милосердия.
Роран узнал, что вскоре после гибели Барста король Оррин был ранен в грудь тяжелой арбалетной стрелой. Это случилось во время штурма кордегардии в центре Урубаена. Ранение было настолько серьезным, что даже эльфы не были уверены, смогут ли они полностью его исцелить. Оррина отнесли в лагерь, и пока что Роран ничего не знал о его дальнейшей судьбе.
Хотя сражаться Роран был не в силах, но командовать вполне мог. Он тут же по собственной инициативе принялся восстанавливать порядок в армии, начиная с самых низов. По его приказу были собраны разбежавшиеся вардены, теперь он отправлял их с тем или иным заданием вглубь Урубаена. Но первым делом Роран, разумеется, приказал захватить все катапульты на стенах города. Когда он получал от своих разведчиков какие-то сведения, которые, как ему казалось, стоило бы знать и другим командирам — Джормундуру, Орику или Мартланду Рыжебородому, — то отправлял быстроногих связных искать их на городских улицах и сообщать все необходимое.
— И если увидишь кого-то из солдат возле рынка, там еще есть такое большое строение с куполом, потрудись и об этом сообщить Джормундуру, — говорил он тощему, с высоко поднятыми плечами воину, который стоял перед ним с мечом в руках.
— Да, командир, — ответил тот, и от волнения так сглотнул, что у него на горле нервно подпрыгнул кадык.
Роран с некоторым изумлением посмотрел на его шею, потом махнул рукой:
— Ладно, ступай.
Посыльный рысцой побежал искать Джормундура, а Роран, нахмурившись, посмотрел на остроконечные крыши цитадели под навесом скалистого утеса.
«Где же ты?» — думал он. До сих пор ничего не было слышно ни об Эрагоне, ни о его спутниках. Все знали, что им удалось проникнуть в цитадель, но то, что они так долго не дают о себе знать, было весьма тревожно. Роран мог, разумеется, придумать множество объяснений подобной задержке, но ни одно из них его не успокаивало. Наиболее благоприятным объяснением было для него то, что Гальбаторикс попросту прячется, и Эрагону с товарищами приходится искать его повсюду. Но после того, как прошлой ночью Шрюкн явил варденам свою мощь, Роран даже представить себе не мог, что Гальбаторикс станет прятаться, а не попытается тут же уничтожить напавших на него наглецов.