Закинув голову, Эрагон посмотрел на ее вершину, показавшуюся ему вдруг невероятно далекой. Ничего особенного в этой скале они с Сапфирой пока что не заметили.
«Давай назовем свои имена, и дело с концом», — предложила дракониха.
Эрагон решил все же посоветоваться с Глаэдром, и тот поддержал Сапфиру:
«Она права. Нет причин с этим тянуть. Назови свое имя, и пусть Сапфира сделает то же самое. А потом и я».
Эрагон нервно хрустнул пальцами, потом отстегнул и снял со спины щит, вытащил Брисингр, положил его перед собой и, присев на корточки, громко и внятно сказал:
— Мое имя — Эрагон Губитель Шейдов, сын Брома.
И услышал, как Сапфира и Глаэдр мысленно произносят свои имена:
«Мое имя — Сапфира Бьяртскулар, дочь Вервады».
«Мое имя — Глаэдр Элдунари, сын Нитхринг Длиннохвостой».
А потом они стали ждать.
Где-то вдали каркали вороны, словно смеялись над ними. Эрагону все сильнее становилось не по себе, но он гнал дурные предчувствия. В общем-то, трудно было ожидать, что этот Свод Душ так уж сразу для них откроется.
«Попытайся снова, но на этот раз скажи все на древнем языке», — посоветовал Глаэдр.
И Эрагон повторил:
— Нам йет ер Эрагон Сундавар-Верганди, сонр абр Бром».
Точно так же и Сапфира повторила свое имя и имя своей матери на древнем языке, а затем это сделал и Глаэдр.
И ничего не произошло.
Тревога Эрагона все усиливалась. Если все их усилия оказались напрасными… Нет! Просто невыносимо было думать, что они зря пустились в такое далекое путешествие! Пока еще рано было делать выводы.
«Может быть, нам всем нужно произносить свои имена вслух?» — предположил он.
«Это как же? — изумилась Сапфира. — Мне что, рычать, глядя на эту скалу? А Глаэдру как быть?»
«Я мог бы произнести ваши имена вместо вас», — сказал Эрагон.
«По-моему, тут требуется нечто иное, хотя, конечно, можно попробовать», — сказал Глаэдр.
«На древнем языке?»
«Я думаю, да. Но ты произнеси их и на своем, и на древнем — чтобы уж наверняка».
Дважды после этого Эрагон произнес вслух их имена, но скала оставалась столь же неколебимой и равнодушной. Отчаявшись, Эрагон воскликнул:
«Может быть, мы просто стоим не там, где нужно? Может, вход в этот Свод Душ находится по ту сторону скалы? Или на ее вершине?»
«Если бы это было так, это наверняка было бы упомянуто в тех указаниях, что содержатся в "Домиа абр Вирда"», — возразил Глаэдр.
«А разве бывают у загадок легкие отгадки?» — сказал Эрагон.
«Может быть, тебе было нужно произнести только твое имя? — предположила Сапфира. — Разве Солембум не сказал, «когда тебе покажется, что все потеряно и сил твоих недостаточно, ступай к скале Кутхиана и назови свое имя, чтобы открыть Свод Душ»? Твоеимя, Эрагон! Не мое и не Глаэдра»!
Эрагон нахмурился:
«Может, и так. Но если требуется только мое имя, то мне, наверное, нужно произносить его в полном одиночестве?»
Сапфира тут же с рычанием подпрыгнула и взлетела, растрепав Эрагону волосы и сильно примяв кусты на поляне.
«Давай скорее! Пробуй!» — крикнула она и примерно на четверть мили отлетела от скалы на восток.
И Эрагон, окинув взглядом неровную зубчатую поверхность скалы, поднял с земли щит и меч и громко произнес свое имя — и на своем родном языке, и на языке эльфов. Но в твердой скальной породе по-прежнему не появилось ни трещинки, не говоря уж о двери или проходе. На поверхности скалы не выступило никаких символов. Перед ними высилась самая обыкновенная скала с остроконечной вершиной, и ее гранитная основа, сверху покрытая ковром лишайников, явно не таила в себе никаких тайн.
«Сапфира!» — мысленно окликнул дракониху Эрагон и, сердито выругавшись, принялся ходить взад-вперед по поляне, отшвыривая ногой камешки и ветки.
Сапфира приземлилась у подножия скалы, когтями оставляя в мягкой земле глубокие борозды и подняв вокруг себя целый вихрь из сорванной травы и листьев.
Когда она окончательно остановилась после столь резкого торможения, упершись всеми четырьмя лапами и сложив крылья, Эрагон подошел к ней, и Глаэдр спросил у него:
«Ну что? Похоже, по-прежнему никаких результатов?»
«Нет!» — сердито буркнул Эрагон, сверкнув глазами в сторону остроконечной скалы.
Старый дракон тяжко вздохнул:
«Этого я и боялся. Есть только одно объяснение…»
«Ты думаешь, Солембум все наврал? Неужели он послал нас не-знаю-куда искать не-знаю-что, желая, чтобы Гальбаторикс смог в наше отсутствие уничтожить варденов?»
«Нет. Конечно же, я так не думаю! Просто мне кажется, что для того, чтобы открыть эту… этот…»
«Свод Душ», — подсказала Сапфира.
«Да, Свод Душ, о котором тебе говорил Солембум… Короче, для этого мы должны назвать свои истинные имена».
Слова старого дракона упали на душу Эрагону, точно тяжелые камни. Мысль о подобной необходимости страшно его смущала. Ему не хотелось даже думать об этом и казалось, что это неким образом может лишь ухудшить создавшуюся ситуацию.
«А если это ловушка?» — спросила Сапфира.
«В таком случае это поистине дьявольская ловушка, — сказал Глаэдр. — Вот что вы должны решить прежде всего: доверяете ли вы Солембуму? Нам придется рискнуть не только своей жизнью, но и свободой. Если вы ему доверяете, то сможете ли быть достаточно честны по отношению к самим себе и друг к другу, чтобы открыть ваши истинные имена? Сделать это нужно без особых промедлений. Захотите ли вы и дальше жить с этими знаниями, ведь они могут иметь весьма неприятные последствия? Если же вы Солембуму не доверяете, то мы должны незамедлительно покинуть этот остров. Я сильно переменился с тех пор, как погиб Оромис, но я все еще помню, кто я такой. А ты это знаешь, Сапфира? И ты, Эрагон? Вы действительно можете сказать мне, что делает вас драконом и Всадником?»
Растерянность охватила Эрагона, и он снова посмотрел на скалу Кутхиана, думая: «Кто же я?»
52. И весь мир — сон
Насуада засмеялась, когда звездное небо завертелось вокруг нее, и кувырком полетела куда-то в бездонную пропасть, навстречу сверкающему белому огню.
Ветер трепал ей волосы, срывал с нее одежду, рваные края широких рукавов щелкали, как бичи. Огромные летучие мыши, черные и отчего-то промокшие, хлопая крыльями, на лету вгрызались в ее раны, и Насуаде казалось, что ее тело насквозь прокалывают острые льдинки. Но она по-прежнему смеялась.
Пропасть стала шире, и она словно растворилась в том ярком белом свете, на мгновение совершенно ослепнув. Когда зрение ее вновь прояснилось, она обнаружила, что стоит в зале Ясновидящей и смотрит на себя, распростертую на каменной плите цвета золы. А рядом с ее безжизненным телом стоит Гальбаторикс, высокий, широкоплечий, с черной тенью вместо лица и с алой огненной короной на голове.
Он подернулся к ней, стоящей, и протянул руку в перчатке.
— Иди сюда, Насуада, дочь Аджихада. Смири свою гордыню, принеси мне клятву верности, и я дам тебе все, чего бы ты ни пожелала.
Она только усмехнулась и бросилась на него, вытянув вперед руки. Но вцепиться ему в горло она не успела: он исчез, превратившись в облачко черного тумана.
— Более всего на свете я хочу прикончить тебя! — крикнула она куда-то в потолок.
И ей ответил громкий голос Гальбаторикса, звучавший, казалось, со всех сторон одновременно:
— В таком случае ты останешься здесь, пока не осознаешь, что горько заблуждалась.
…Насуада открыла глаза. Она по-прежнему лежала на каменной плите со связанными руками и ногами; и страшные раны, нанесенные ей теми жуткими личинками, по-прежнему причиняли ей невыносимые страдания.
Она нахмурилась. Она что, была без сознания? Или в забытьи? Или все-таки действительно разговаривала с Гальбаториксом? Было так трудно отличить сон от яви…
Насуада вдруг заметила, что в углу зала толстый упругий кончик стебля плюща пробился сквозь разрисованные плиты облицовки, и они от этого даже потрескались. Затем рядом с этим первым побегом появились и другие; побеги, извиваясь, как змеи, вползали в зал откуда-то снаружи и растекались по иолу, покрывая его зеленым ковром.
