Испытывая неожиданно сильное возбуждение, Эрагон спросил, уже почти уверенный, что это так и есть:

«Это она? Это скала Кутхиана?»

Он прямо-таки чувствовал, как Глаэдр его глазами вглядывается в скалу. Потом старый дракон сказал:

«Она кажется мне смутно знакомой, но я никак не могу вспомнить, где я мог ее видеть раньше…»

Дальнейших подтверждений Эрагону не потребова­лось.

«Пошли!» — решительно сказал он и двинулся сквозь густую высокую траву к ближайшей тропинке.

Собственно, это была даже не тропинка, а садовая до­рожка, некогда вымощенная камнями, так что трава там оказалась не такой густой, да и земля, насквозь пропитан­ная дождями, под ногами больше не разъезжалась. Сапфи­ра следовала за ним по пятам, и они вместе прошли через тенистый яблоневый сад, ступая очень осторожно, пото­му что им обоим показалось, будто деревья вокруг напря­женно прислушиваются. Мало того, было что-то зловещее в форме их ветвей, словно они только и ждали возможно­сти схватить незваных гостей, как крючковатыми когтя­ми, концами своих ветвей.

Эрагон невольно вздохнул с облегчением, когда нако­нец этот странный сад остался позади.

Скала Кутхиана высилась на краю просторной поляны, покрытой зарослями спутанных розовых кустов, чертопо­лоха, ежевики и болиголова. А дальше, за скалой, рядами стояли высоченные ели с тяжелыми поникшими ветвями, и этот темноватый лес простирался до подножия одной из гор, буквально нависавшей и над скалой, и над поляной. Из леса доносилось сердитое стрекотание белок, но самих зверьков видно не было; Эрагон не заметил ни одной уса­той беличьей мордочки.

По краям поляны на равных расстояниях друг от дру­га стояли три каменные скамьи, полускрытые выступаю­щими из земли корнями и плющом. А чуть в стороне сто­яла ива, чей изрезанный временем ствол и мощная крона некогда служили для Всадников тенистым шатром; здесь они, видимо, любили посидеть, наслаждаясь чудесным видом.

Эрагон остановился на краю поляны, не сводя глаз со скалы Кутхиана. Сапфира, отдуваясь, плюхнулась рядом с ним на брюхо, и земля при этом вздрогнула так, что Эра­гону пришлось присесть, чтобы сохранить равновесие. Он погладил дракониху по плечу и снова уставился на остроконечную скалу. Какое-то нервозное предчувствие не давало ему покоя.

Затем, полностью открыв свою душу, Эрагон мысленно обследовал поляну и деревья на той стороне, пытаясь про­верить, нет ли здесь засады. Но единственными живыми существами, которых он сумел почувствовать, были расте­ния, насекомые, кроты, мыши и неядовитые ужи, которые во множестве обитали в кустах.

Тогда он решил составить заклятие, которое, как он надеялся, поможет ему определить, есть ли поблизости ка­кие-либо магические ловушки. Однако не успел он сложить и нескольких слов, как Глаэдр сказал ему:

«Стоп. Вы оба с Сапфирой сейчас слишком устали для занятий магией. Сперва отдохните, а завтра мы спокойно сюда вернемся и посмотрим, что здесь есть и чего нет».

«Но ведь…»

«Вы оба сейчас не в состоянии даже защитить себя, если вам придется сражаться. А то, что мы могли бы тут обнаружить, наверняка будет здесь и завтра».

Эрагон колебался. Затем неохотно завершил незакон­ченное заклятие, понимая, что Глаэдр прав, хотя ждать до завтра было невыносимо — ведь они благополучно до­летели до Врёнгарда и были уже почти у цели… Тяжело вздохнув, Эрагон взобрался Сапфире на спину, и она, тоже тяжко вздыхая, поднялась с земли, медленно развернулась и побрела через яблоневый сад обратно.

Ветви яблонь вздрагивали от ее тяжелых шагов, и с них падали последние листочки; один лист приземлился прямо на колени к Эрагону, и он хотел было уже бросить листок на землю, но тут заметил нечто странное: форма листка была совершенно иной, чем у обычных яблоневых листьев. По краям листка были острые длинные зубчики, а жилки на поверхности образовывали какой-то путаный рисунок, в отличие от простого и четкого расположения жилок на обычных листьях. Эрагон сорвал еще листок, на этот раз вполне зеленый, но и этот, как и его увядший со­брат, имел такие же изрезанные края и паутину ярких жи­лок на поверхности.

«После того сражения здесь все стало не таким, как прежде», — послышался голос Глаэдра.

Эрагон нахмурился и выбросил листья. И снова ус­лышал стрекот белок, и снова не смог разглядеть среди ветвей ни одной из них, как не сумел и мысленно почув­ствовать их присутствие. Все это весьма его озадачило и встревожило.

«Если бы у меня была чешуя, — сказал он Сапфире, — она бы, наверное, тоже чесалась от одного вида этого странного места».

Сапфира в ответ фыркнула, словно засмеялась, и ма­ленькое облачко дыма вылетело у нее из ноздрей.

Миновав яблоневый сад, она двинулась на юг и вскоре вышла к одному из ручьев, что текли с гор: тоненькая бе­лая струйка тихо журчала по каменистому руслу. Сапфи­ра еще немного прошла вверх по течению ручья, выбрала укромный лужок на опушке вечнозеленого леса, сказала: «Здесь», и рухнула на землю.

Пожалуй, это и впрямь было неплохое место для сто­янки, да и Сапфира уже совсем обессилела. Спрыгнув на землю, Эрагон осмотрелся — хорошо ли отсюда видна до­лина — и стал снимать с Сапфиры седло и седельные сумки, а она, выгнув шею, стала пощипывать то место на груди, которое натерло постромками.

Потом она быстро свернулась на траве клубком и суну­ла голову под крыло.

«Разбудишь меня только в том случае, если кто-нибудь захочет нас съесть», — сказала она Эрагону и уснула.

Эрагон улыбнулся и погладил ее но хвосту, а сам опять принялся осматривать долину и стоял так довольно долго, почти ни о чем не думая и, в общем, даже не пытаясь понять, есть ли в том, что их окружает, какой-то особый смысл.

Наконец и он, чувствуя сильную усталость, вытащил свой спальный мешок, устроился возле Сапфиры и попро­сил Глаэдра:

«Ты нас посторожишь?»

«Посторожу. Сии и ни о чем не беспокойся».

Эрагон кивнул, хотя Глаэдр и не мог его видеть, и поч­ти сразу провалился в глубокий сон, как всегда полный са­мых разнообразных сновидений.

Уже миновал полдень, когда Эрагон наконец открыл глаза и увидел, что плотная облачность во многих местах про­рвана и в прорехах виднеется голубое небо. Золотистые пят­на солнечного света лежали на поверхности долины. Солнце ярко освещало вершины полуразрушенных зданий. И хотя сама долина по-прежнему выглядела неприветливой, сырой и холодной, солнечный свет придавал ей некое вновь обре­тенное величие. Впервые Эрагон понимал, почему Всадники выбрали для своей столицы именно этот остров.

Он зевнул и посмотрел на спящую Сапфиру; потом тихонь­ко коснулся ее сознания. Она была погружена в глубокий сон, и ей ничто не снилось; ее сознание было подобно костру, в ко­тором остались лишь едва светящиеся угли, которые, впро­чем, легко можно раздуть, и тогда снова вспыхнет пламя.

Ощущение почти потухшего костра вызвало в душе Эрагона смутное беспокойство — слишком сильно оно на­поминало о смерти, — и он прервал мысленную связь с драконихой. Ему было достаточно быть уверенным, что в дан­ный момент Сапфира в безопасности.

В лесу у него за спиной бранилась пара белок, осыпая Друг друга градом пронзительных воплей. Эрагон нахму­рился: голоса этих белок звучали как-то чересчур пронзи­тельно, торопливо и трескуче, чем-то напоминая трескот­ню птиц. Странно, но ему почему-то казалось, что крикам белок подражает какое-то другое существо. И от этой мыс­ли у него даже волосы на голове зашевелились.

Он, наверное, еще с час пролежал, прислушиваясь к пронзительным крикам белок, которым отвечал звон­ким эхом весь лес. На холмах, полях и окаймлявших эту долину-чашу горах по-прежнему играли пятна солнечного света; затем просветы в облаках исчезли, небо опять по­темнело, и пошел снег, особенно густой, видимо, над гора­ми, потому что их вершины сразу стали белыми.

Эрагон встал и сказал Глаэдру:

«Я, пожалуй, соберу немного топлива для костра. Ско­ро вернусь».