Вдруг Торн ринулся на Сапфиру, выставив вперед свои чудовищные когти. Она ждала до самого последнего момента, а потом резко отпрыгнула в сторону и бросилась с крыши вниз. Торн, естественно, свернуть не успел и врезался башкой прямо в центральный шпиль собора. Каменный шпиль высотой в четыреста футов содрогнулся, а его верхушка — прихотливо украшенная золоченая пика — согнулась и рухнула на площадь.
Взревев от огорчения, Торн попытался выправить полет, но тщетно: его задняя часть угодила прямо в дыру, которую проделала в крыше храма Сапфира, и он судорожно царапал когтями по черепице, пытаясь выбраться.
А Сапфира тем временем перелетела на фронтон храма, устроилась по другую сторону шпиля, в который Торн только что врезался, и, собравшись с силами, ударила по шпилю правой передней лапой.
Статуи и резные изображения зашатались и потрескались; тучи пыли окутали Сапфиру, забивая ей ноздри; осколки камней и куски штукатурки дождем посыпались на площадь. Но шпиль держался, и она ударила снова.
Рев Торна приобрел истерический оттенок, когда он догадался, что задумала Сапфира. Он еще яростней завозился, пытаясь выбраться из дыры.
После третьего удара Сапфиры высокий каменный шпиль треснул у основания и с ужасающей медлительностью начал падать назад, на конек крыши. Торн успел лишь свирепо оскалиться, и на него обрушилась целая груда каменных обломков, увлекая его за собой внутрь разгромленного здания. От грохота рухнувшего шпиля по всему этому мерзкому городу, похожему на крысиную нору, разнеслось гулкое эхо.
Сапфира улыбнулась, показывая страшные клыки. Ее душа была охвачена какой-то дикарской радостью. Это была настоящая победа! Торн, конечно, выберется наружу, и довольно скоро, но пока что он был полностью в ее власти.
Встряхнув крыльями, Сапфира покружила над пещерой черного сорокопута и, летая вдоль ее стен, одну за другой смела изогнутые опоры кровли, служившие также для стока воды с крыши. Снова на землю посыпались куски камня, снова поднялись клубы густой пыли.
Уничтожив все опоры, Сапфира добилась того, что стены храма зашатались и начали медленно выпирать наружу. А попытки Торна выбраться только усугубляли ситуацию, и уже через несколько минут стены не выдержали и рухнули с грохотом горной лавины; ввысь взметнулся огромный столб темной пыли.
Сапфира с победоносным кличем взмыла в воздух, а потом, приземлившись возле той груды мусора, в которую превратился храм, поднялась на дыбы и стала поливать развалины потоками испепеляющего огня. Пламя, конечно, можно было бы довольно легко остановить с помощью магии, но подобные действия требовали довольно много энергии. Заставляя Муртага заниматься этим, чтобы уберечь себя и Торна от опасности быть изжаренными живьем или попросту раздавленными осыпающимися каменными плитами, Сапфира рассчитывала истощить его силы и обеспечить Эрагону и его друзьям более легкую победу.
И она все выдыхала и выдыхала языки пламени, а эльф в волчьем обличье, что сидел у нее на спине, помогал ей, выпевая какие-то заклинания, хотя что это были за заклинания, она не знала. Впрочем, ей это было, в общем-то, безразлично: этим двуногим она доверяла и была уверена, что действия Блёдхгарма ей помогут.
И вдруг каменные плиты в центре словно взорвались, и с громким ревом из груды каменных обломков выбрался Торн. Сапфира шарахнулась. Крылья у Торна обвисли и имели весьма потрепанный вид, словно у бабочки, на которую кто-то наступил ногой; на лапах и на спине у него виднелись рваные раны, из которых обильно текла кровь.
Торн гневно воззрился на Сапфиру и страшно оскалился; его рубиновые глаза потемнели от бешенства. Впервые ей удалось по-настоящему разозлить его, и было ясно, что сейчас он с большим удовольствием разорвал бы ее на куски, а может, и крови ее отведал.
«Это хорошо», — подумала она. Возможно, этот Торн все-таки не совсем забитая и запуганная дворняжка, как ей казалось раньше.
Сапфира заметила, как Муртаг сунул руку в мешочек, висевший у него на поясе, и вытащил оттуда небольшой круглый предмет. Она уже знала, что с помощью этого магического предмета он сейчас будет исцелять раны Торна.
Но дожидаться, что они предпримут после этого, Сапфира не стала. Взмыв в воздух, она стала быстро набирать высоту, стараясь подняться как можно выше, прежде чем Торн окажется в состоянии взлететь и броситься за нею в погоню. Несколько раз сильно взмахнув крыльями, она сделала круг и, посмотрев вниз, увидела, что Торн уже пришел в себя и поднимается вслед за нею с какой-то невероятной скоростью, связанной, видимо, с охватившим его бешеным гневом. Сейчас он был похож на огромного красного ястреба с острыми страшными когтями.
Извернувшись в воздухе, Сапфира как раз собиралась войти в пике и атаковать Торна, когда где-то в глубине ее сознания прозвучал голос Эрагона:
«Сапфира!»
Эрагону явно была нужна ее помощь!
Встревоженная, она продолжила сложный разворот, но теперь уже устремилась в ином направлении — к южной арке городских ворот, где, как она знала, должны находиться Эрагон, Арья и остальные. Затем, сложив крылья, она стрелой, почти под прямым углом, ринулась вниз.
Торн тоже поспешно развернулся, увидев ее неожиданный маневр, и она, не оглядываясь, понимала, что теперь он следует за ней по пятам.
Оба дракона неслись прямо на крепостную стену, за которой прятался этот паршивый город, похожий на крысиную нору, и холодный утренний воздух выл в ушах Сапфиры, как раненый волк.
33. Смолотом во главе войска
«Наконец-то!» — подумал Роран, когда трубы протрубили начало атаки.
Посмотрев в сторону Драс-Леоны, он увидел Сапфиру, стремительно снижавшуюся в сторону темной массы строений; чешуя драконихи ослепительно сверкала лучах утреннего солнца. Увидев Сапфиру, Торн, валявшийся на стене, вдруг встрепенулся и ринулся за ней.
Рорана охватило необычайное волнение, он чувствовал мощный прилив сил. Наконец-то пришло время решительного сражения, и он был к этому сражению совершенно готов, хоть ему и не давали покоя тревожные мысли об Эрагоне, Роран рысцой бросился туда, где уже широким прямоугольником строились остальные вардены.
Он быстро оглядел их ряды, проверяя готовность войска. Люди прождали большую часть ночи и теперь чувствовали себя усталыми, но Роран знал, что страх и возбуждение вскоре прочистят им мозги. Он тоже устал, но единственное, о чем сожалел, так это о том, что не хватило времени на чашку горячего чая, чтобы успокоить желудок. Роран съел что-то нехорошее, и с тех пор его мучили колики и тошнота. Столь пустяшное недомогание, разумеется, не могло ему помешать.
Он надел шлем, покрепче надвинув его на стеганую мягкую шапочку, и вытащил из-за пояса свой молот. На левую руку он надел щит.
— По твоей команде выходим, — сказал, подходя к нему, Хорст.
Роран кивнул. Он сам выбрал кузнеца себе в заместители — и с его решением Насуада согласилась без колебаний.
Он понимал, что это эгоистично — у Хорста только что родилась дочка, да и варденам без кузнеца было никак не обойтись, — но представить себе кого-то другого, подходящего для выполнения данной задачи он не мог. Хорст, похоже, особого восторга по поводу своего «продвижения по службе» не испытывал, но и расстроенным не казался. Как всегда уверенно и спокойно, он занялся тем, что поручил ему Роран: организацией полка.
Снова прозвучали трубы, и Роран, подняв молот над головой, громко крикнул: «Вперед!» — и побежал впереди, а с обеих сторон от его полка снялись с места и ринулись к воротам города еще несколько тысяч людей — четыре варденских полка.
Вскоре из города стали доноситься тревожные крики, чуть позже зазвучали колокола и призывные звуки труб и рогов, и вся Драс-Леона наполнилась сердитым звоном и грохотом защитников, собиравшихся у ее стен. Общий шум и суматоху усугубляли жуткие звуки, доносившиеся из центральной части города. Там в небесах, сверкая на солнце чешуей, со страшным ревом сражались два дракона. Время от времени Рорану удавалось увидеть их над крышами зданий.