И стоило Эрагону произнести последнее слово, как у основания остроконечной скалы появилась тонкая черная линия. Трещина!
Трещина пробежала по поверхности скалы футов на пятьдесят вверх и раскололась на две, образовав как бы две арки, расходящиеся в разные стороны и обозначавшие очертания двух широких дверных створок. А над этими арками один за другим стали появляться ряды иероглифов, написанных золотом — это был старинный способ магической защиты как от физического, так и от магического воздействия.
Как только очертания дверей стали видны отчетливо, створки распахнулись на невидимых петлях, сдирая верхний слой земли вместе с растениями, успевшими там вырасти с тех пор, как эти двери открывались в последний раз. За дверями открылся огромный сводчатый туннель, почти отвесно уходивший куда-то в недра земли.
Двери отворились и замерли; на поляне вновь установилась полная тишина.
Эрагон не сводил глаз с темного туннеля; душу его терзали самые мрачные предчувствия. Они нашли то, что искали, но он отнюдь не был уверен, что это все-таки не ловушка.
«Солембум не солгал», — сказала Сапфира, высовывая язык и пробуя воздух на вкус.
«Да, но что ждет нас внутри?» — ответил Эрагон.
«Этого места не должно было существовать, — заявил Глаэдр. — Мы спрятали на Врёнгарде немало тайн, но этот остров слишком мал для туннеля такой глубины, который вряд ли можно было построить так, чтобы об этом никто ничего не знал. Однако я никогда даже не слышал о нем!»
Эрагон нахмурился и огляделся. Они по-прежнему были одни; никто за ними не следил и не крался.
«А что, если этот туннель был построен до того, как Всадники превратили Врёнгард в свою обитель?» — спросил он.
Глаэдр ответил не сразу:
«Не знаю… Возможно. Во всяком случае, это единственное объяснение, которое имеет какой-то смысл. Но если это так, то строительство здесь велось очень, очень давно».
Все трое мысленно обследовали туннель, но ничего живого внутри не обнаружили.
«Ну, тогда вперед!» — сказал Эрагон. Во рту у него был кислый привкус, руки в перчатках стали влажными от пота. Ему было уже все равно, что они найдут в конце этого туннеля; он желал выяснить это раз и навсегда. Сапфира тоже явно нервничала, хотя, пожалуй, несколько меньше, чем он.
«Вперед! Выкопаем крысу, что прячется в своей глубокой норе!» — заявила она.
И они вместе шагнули в дверной проем и двинулись по туннелю.
Но как только последний дюйм хвоста Сапфиры скользнул через порог, двери у них за спиной захлопнулись с грохотом горного обвала, и тьма окутала их со всех сторон.
— О нет! Нет, нет, нет! — зарычал Эрагон, бросаясь назад, к дверям, и крича: — Наина хвитр!
Магический свет, разумеется, сразу же вспыхнул, освещая часть туннеля и внутреннюю поверхность дверей. Эта поверхность была абсолютно гладкой, без малейших зазоров, и сколько бы Эрагон ни бил и ни стучал по ней, все было бесполезно.
— Черт побери! Надо было подложить бревно или камень, чтобы не дать этим дверям закрыться! — Он страшно сердился на себя — надо было, конечно, вовремя об этом подумать!
«Ничего страшного, в крайнем случае мы их взломаем», — попыталась утешить его Сапфира.
«А вот в этом я очень сильно сомневаюсь», — возразил ей Глаэдр.
Эрагон снова схватился за рукоять Брисингра.
«Ну, тогда нам остается только идти вперед!» — воскликнул он.
«По-моему, мы всегда именно так и поступали», — спокойно заметила Сапфира.
Эрагон несколько изменил заклинание, сделав так, чтобы волшебный огонь светил из одной точки под потолком, иначе полное отсутствие теней делало для него и Сапфиры невозможным определить глубину туннеля, и они двинулись дальше.
Каменный пол в туннеле был неровным, и это делало довольно-таки крутой спуск значительно легче, поскольку никаких ступенек там предусмотрено не было. Стены, встречаясь с полом, как бы перетекали в него; казалось, в этих местах камень был растоплен и сплавлен воедино; это вызвало у Эрагона догадку о том, что строили этот туннель скорее всего эльфы.
А спуск все продолжался, и туннель уходил все глубже в недра земли; Эрагон догадывался, что они, должно быть, уже миновали те холмы, что находились за скалой Кутхиана, и теперь погружаются под основания гор. Проход был почти прямым, он никуда не сворачивал и не разветвлялся; и в каменных стенах его по-прежнему не было ни дверей, ни боковых коридоров; на них вообще не было ничего.
Наконец с дальнего конца туннеля потянуло теплом, и Эрагон заметил там слабое оранжевое свечение.
— Летта, — прошептал он и погасил волшебный огонек.
Воздух становился все теплее, а спуск все продолжался. Свечение впереди становилось все ярче, и вскоре стал виден конец туннеля — огромная черная арка, вся покрытая резными иероглифами, похожими на спутанные ветви терна. В воздухе довольно сильно запахло серой; Эрагон чувствовал, что у него начинают слезиться глаза.
Они остановились перед аркой; за ней был виден плоский серый пол какого-то просторного помещения.
Эрагон оглянулся назад и снова посмотрел на арку. Эти иероглифы над нею отчего-то заставляли его нервничать. Похоже, у Сапфиры они вызывали аналогичные чувства. Прочесть высеченные в камне значки Эрагону не удалось: они были слишком тесно расположены друг к другу, переплетались, и даже отдельные иероглифы разобрать было почти невозможно, не говоря уж о смысле всей надписи. Впрочем, никакой магической силы, спрятанной внутри этой черной арки, Эрагон не чувствовал. И все же ему с трудом верилось, что никакой магической защиты там нет. Тот, кто построил этот туннель — кто бы это ни был, — отлично сумел запереть входные двери с помощью магии; а значит, он вполне мог наложить подобное заклятие и на эту арку.
Эрагон переглянулся с Сапфирой, облизнул губы и вспомнил слова Глаэдра о том, что безопасных путей для них больше не существует.
Сапфира фыркнула, выпустив из ноздрей по небольшому языку пламени, и они с Эрагоном вместе ступили под резную арку.
55. Подземелье. часть первая
Несколько необычных вещей Эрагон заметил сразу. Во-первых, они стояли на краю округлого помещения примерно двести футов в диаметре, в центре которого было нечто вроде огромной ямы или шахты, из которой исходило приглушенное оранжевое сияние. Во-вторых, над этой ямой дрожал раскаленный воздух, а в самом помещении стояла удушливая жара. В-третьих, вдоль внешних стен помещения тянулись в два ряда какие-то каменные скамьи, причем задний ряд был выше переднего, и на этих скамьях стояло множество каких-то странных темных предметов. В-четвертых, стены за рядами скамей сверкали, точно в них были вделаны самоцветы или узор из цветного стекла. Эрагону очень хотелось рассмотреть поближе и эти стены, и непонятные темные предметы на скамьях, но подойти к ним у него никакой возможности не было, потому что путь ему перегораживал человек с головой дракона, стоявший рядом с ямой, из которой исходили жар и оранжевый свет.
Этот человек, казалось, был целиком сделан из сверкающей полированной стали. На нем не было никакой одежды, кроме узенькой набедренной повязки, сделанной из того же сверкающего металла; его грудь, руки и ноги бугрились мощными, как у кулла, мускулами. В левой руке он держал металлический щит, а в правой — меч с переливающимся всеми красками радуги лезвием, в котором Эрагон сразу узнал работу эльфийской оружейницы Рюнён, создавшей мечи для всех членов ордена Всадников.
Позади человека с головой дракона у дальней стены виднелся высокий трон, на спинке и сиденье которого были явственно видны отпечатки тела этого невероятного существа.
Человек с головой дракона широкими шагами двинулся к ним. Его тело в металлической шкуре двигалось весьма пластично, но каждый шаг звучал так, словно на пол роняли нечто очень тяжелое. Он остановился шагах в пятнадцати от Эрагона и Сапфиры и молча уставился на них; глаза его горели, точно два алых костра. Затем он вскинул свою мощную чешуйчатую голову и издал жуткий, какой-то металлический рев, которому ответило такое громкое эхо, словно в подземелье разом взревела дюжина подобных существ.