Он кивком поздоровался со стражниками у дверей и шагнул внутрь.

Насуада уютно устроилась в мягком кресле, слушая му­зыканта, а тот, аккомпанируя себе на лютне, пел какую-то красивую, хотя и печальную любовную песню. На подло­котнике кресла устроилась девочка-ведьма Эльва с выши­ванием в руках, а рядом сидела Фарика, любимая горнич­ная Насуады. На коленях у Фарики, свернувшись клубком, лежал кот-оборотень Желтоглазый в своем зверином об­личье. Кот выглядел крепко спящим, но Эрагон по опыту знал, что он, скорее всего, и не думает спать.

Эрагон подождал в дверях, пока музыкант кончит играть.

— Спасибо, можешь идти, — сказала музыканту Насуада и тут же заметила Эрагона: — А, Эрагон, здравствуй, рада тебя видеть.

Он слегка поклонился ей. Затем девочке:

— Здравствуй, Эльва.

Она глянула на него исподлобья:

— Здравствуй, Эрагон.

Кот-оборотень слегка дернул хвостом.

— Что ты хотел со мной обсудить? — спросила Насуада и сделала глоток из чаши, стоявшей на боковом столике.

— Может быть, нам лучше поговорить наедине? — ска­зал Эрагон и мотнул головой в сторону стеклянных две­рей, ведущих на балкон. Балкон нависал над чудесным вну­тренним двориком с фонтаном и садом.

Насуада минутку подумала, затем встала и быстро прошла на балкон, шлейф ее пурпурного платья метнулся за нею.

Они постояли немного рядом, глядя на пузырящуюся воду в фонтане, холодную и серую из-за тени, отбрасывае­мой зданием.

— Какой красивый полдень, — сказала Насуада, глубоко вздыхая. Она выглядела куда более спокойной, чем при их последней встрече, хотя это и было всего несколько часов назад.

— Эта музыка, похоже, здорово исправила тебе настро­ение, — заметил он.

— Не музыка, а Эльва.

Эрагон удивленно наклонил голову набок:

— Как это?

Странная полуулыбка скользнула по губам Насуады.

— После моего пленения в Урубаене… после всего того, что мне довелось перенести… после всего, что я потеря­ла… после покушений на мою жизнь — после всего этого мир для меня, казалось, утратил свои краски. Я сама себя не чувствовала. И ничто не могло прогнать печаль из моей души.

— Я тоже все время думал об этом, — сказал Эрагон, — но не знал, что сказать или сделать, чтобы помочь тебе.

— Ничего. Ничего ты не смог бы ни сказать, ни сде­лать — ничто бы не помогло, и я могла бы годами пребывать в таком состоянии, если бы не Эльва. Она сказала мне… то, что мне так необходимо было услышать. Во всяком случае, сама я так думаю. Это было исполнение того обещания, ко­торое она дала мне давным-давно в замке Аберон.

Эрагон нахмурился и оглянулся на дверь, за которой по-прежнему сидела Эльва, занятая вышиванием. Несмотря на все, что им довелось пережить вместе, он по-прежнему не мог себя заставить полностью доверять ей, вот и сейчас тоже опасался, что Эльва манипулирует Насуадой в каких-то своих эгоистических целях.

Насуада коснулась его плеча.

— Не тревожься обо мне, Эрагон. Я слишком хорошо себя знаю. Вряд ли Эльва сможет нарушить мое душевное равновесие, даже если ей этого действительно захочется. Даже Гальбаториксу не удалось сломить меня, так неужели ты думаешь, что это удастся ей?

Он мрачно посмотрел прямо на нее и сказал:

— Да, она, пожалуй, может в этом и преуспеть.

Насуада снова улыбнулась:

— Мне приятна твоя забота, но в данном случае твои тревоги лишены оснований. Позволь же мне насладиться нынешним хорошим настроением, а свои подозрения ты выскажешь мне позже.

— Хорошо. — И, несколько расслабившись, Эрагон ска­зал: — Я рад, что ты лучше чувствуешь себя.

— Спасибо. Так и должно было случиться. Кстати, Сап­фира и Фирнен по-прежнему воркуют, как птички? Я что-то их больше не слышу.

— Воркуют. Только они сейчас где-то высоко, над этим утесом. — И щеки Эрагона слегка вспыхнули, поскольку он невольно коснулся мыслей Сапфиры.

— Ясно. — Насуада оперлась о каменную балюстраду, украшенную резьбой в виде цветущих ирисов. — Итак, за­чем ты хотел со мной встретиться? Ты пришел к какому-то решению относительно моего предложения?

— Пришел.

— Прекрасно. Тогда уже можно приступать к конкрет­ным планам. Я…

— Мы решили твоего предложения не принимать.

— Что? — Насуада с недоверием уставилась на него. — Но почему? Кому же еще я могла бы поручить такое дело?

— Этого я не знаю, — мягко сказал он. — Этот вопрос вам с Оррином придется решать самим.

Насуада подняла брови.

— И ты не поможешь нам даже выбрать подходящего человека? И ты еще хочешь, чтобы я поверила, будто ты подчиняешься только моим приказам?

— Ты все поняла совершенно неправильно, — сказал Эрагон. — Я не хочу ни возглавлять магов, ни следить за ними, ни присоединяться к ним.

Насуада некоторое время внимательно на него смотре­ла, затем подошла к стеклянным дверям и плотно их при­крыла, чтобы Эльва, Фарика и кот-оборотень не подслуши­вали. Вернувшись к Эрагону, она сказала:

— Эрагон, о чем ты только думаешь! Ты же должен по­нимать, что, так или иначе, к кому-то тебе присоединяться придется. Все маги, которые служат мне, должны это сде­лать. Тут не может быть исключений. Ни одного! Я не могу допустить, чтобы люди думали, будто у меня есть фавори­ты. Это вскоре посеяло бы раздоры — особенно в рядах ма­гов, — а именно этого я меньше всего и хочу. Пока ты явля­ешься моим подданным, ты должен подчиняться законам нашего королевства. Или, может быть, мой авторитет для тебя ничего нe значит?По-моему, я не должна даже говорить с тобой об этом!

— Не Должна. Я и сам прекрасно это понимаю. Именно поэтому мы с Сапфирой и решили покинуть Алагейзию.

Насуада схватилась за перила так, словно боялась, что не устоит на ногах. Какое-то время оба молчали, было слышно лишь!, как плещется вода в фонтане.

— Я что-то не понимаю…

И Эрагон в очередной раз, как это было и с Арьей, из­ложил все доводы в пользу того, почему драконы, а значит, и он с Сапфирой, не могут оставаться в Алагейзии. А под конец сказал:

— Мне никогда не нравилось общество магов. Я все равно не смог бы руководить ими. У нас с Сапфирой дру­гая обязанность: выращивать драконов и воспитывать Всадников. Это должно стать первоочередной нашей за­дачей. Даже если бы у меня было время, я все равно не смог бы, будучи предводителем Всадников, по-прежнему подчиняться тебе. Да, и остальные народы Алагейзии ни­когда бы с этим не смирились. Несмотря на решение Арьи стать королевой, члены ордена Всадников должны оста­ваться по возможности беспристрастными. А если и мыначнем игру в фаворитов, это попросту разрушит Алагей­зию. Единственный вариант, при котором я, возможно, согласился бы принять предлагаемый тобою пост — если в объединение магов войдут представители всех рас, даже ургалов. Но это вряд ли произойдет. И потом, вопрос о со­хранности драконьих яиц и Элдунари по-прежнему оста­нется открытым.

Насуада нахмурилась.

— Тебе вряд ли удастся убедить меня в том, что ты при всей своей силе и могуществе не сможешь защитить моло­дых драконов, оставаясь здесь, в Алагейзии.

— Может быть, я и смог бы, но нельзя полагаться только на магию. Чтобы действительно обеспечить безопасность драконов, нужны чисто физические преграды — крепост­ные стены, рвы с водой и такие крутые и высокие утесы, на которые не взберется ни человек, ни эльф, ни гном, ни ургал. Однако еще важнее та безопасность, которую дает расстояние. Я должен сделать так, чтобы добраться до нас было настолько трудно, что тяготы подобного пути обе­скуражили бы любого, даже самого решительного врага, и ему расхотелось бы предпринимать подобные попытки. Допустим, я готов признать, что мог бы защитить драко­нов. Но как решить другую проблему? Как удержать дра­конов от охоты на стада? На наш скот? На фельдуностов, которых разводят гномы? Ты бы хотела без конца объяс­няться с Ориком по поводу регулярного истребления его фельдуностов? Или, может, тебе приятно было бы успо­каивать разъяренных фермеров, потерявших свой скот? Нет, мы должны покинуть Алагейзию. Это единственно возможное решение.