Сверкающее синее лезвие меча резало кости и плоть с одинаковой легкостью. Кровь так и струилась с его острия — казалось, за вращающимся мечом летят длинные извивающиеся красные ленты. Кровь крупными каплями па­дала на землю и застывала подобно кусочкам полированного коралла. А солдаты, осмелившиеся приблизиться к Эрагону, сгибались пополам, зажимая распоротые животы или пыта­ясь руками соединить края страшных рубленых ран.

Каждая деталь этого боя мгновенно запечатлевалась в памяти Эрагона и казалась ему очень яркой и четкой, как сделанный на стекле рисунок. Он, казалось, мог бы раз­личить даже отдельные волоски в бороде каждого война, оказывавшегося напротив него; мог бы сосчитать все кап­ли пота, выступившие на скулах у того, кого он только что сразил своим безжалостным мечом; мог заметить каждое пятно или прореху на доспехах врага.

Шум, поднятый схваткой, был чересчур резок для его чувствительных ушей, однако в душе он испытывал глубо­чайшее спокойствие. Не то чтобы он совсем не был подвер­жен тем страхам, которые терзали его прежде, но теперь они уже не так легко пробуждались в его душе, а потому и сражение он вел гораздо лучше.

На время Эрагону пришлось приостановить круговое движение меча — рядом с ним как раз оказался тот самый воин, с бородой, — ибо у него над головой молнией про­неслась Сапфира. Крылья ее были плотно прижаты к телу и слегка дрожали, точно листва над ручьем. Вызванный ею порыв ветра взлохматил волосы на голове у Эрагона, а его самого бросил на землю.

Мгновением позже следом за Сапфирой промчался Торн с обкаленными зубами и рвущимся из разинутой па­сти пламенем. Оба дракона исчезли за желтой глиняной стеной Драс-Леоны и, пролетев с полмили и сделав петлю, понеслись обратно.

Из-за ворот донеслись громкие радостные крики, и Эрагон понял: вардены уже там!

Вдруг его левое предплечье обожгло, как огнем; каза­лось, кто-то плеснул туда кипящим жиром. Эрагон даже взвыл от боли и сердито тряхнул рукой, но ощущение не исчезло, и он увидел, как на рубахе расплывается кровавое пятно. Ясно: это наверняка драконья кровь, но вот чья, Сапфиры или Торна?

Драконы снова приближались, и Эрагон, восполь­зовавшись замешательством солдат, прикончил еще троих. Затем его противники пришли в себя, и схватка возобновилась.

Внезапно перед Эрагоном возник здоровенный воин, размахивавший боевым топором. Однако нанести удар этот великан так и не успел — Арья опередила его, нанеся ему удар в спину и почти разрубив его пополам.

Эрагон кивнул ей в знак благодарности, и они, не сго­вариваясь, встали спиной к спине, отражая атаки солдат.

Арья дышала так же тяжело, как и он сам, и явно уже начинала уставать. Хоть оба они и были быстрее и силь­нее большинства людей, но и у их выносливости имелся предел. Они уложили уже десятки воинов, но сотни их по-прежнему продолжали наступать, и было ясно, что вскоре из недр Драс-Леоны вынырнет новое подкрепление.

— Что теперь? — крикнул он, отражая удар копья, на­правленный ему в бедро.

— Магия! — кратко ответила Арья.

И Эрагон, непрерывно отражая новые атаки, начал произносить все заклинания подряд, какие, как ему каза­лось, способны погубить врагов.

Очередной порыв ветра взъерошил ему волосы, и сно­ва над ним пронеслась темная тень: Сапфира, описывая над площадью круги, сбрасывала скорость, а потом, взмах­нув крыльями, вдруг стала падать на крепостную стену.

Еще до того, как она успела приземлиться, ее на­стиг Торн и выдохнул в нее язык пламени длиной фу­тов в сто. Сапфира, взревев от отчаяния, устремилась прочь от стены, лихорадочно хлопая крыльями и стара­ясь побыстрее набрать высоту. Затем оба дракона спира­лью взмыли в небо, на лету беспощадно кусая и царапая друг друга.

Увидев, что Сапфира в опасности, Эрагон стал дей­ствовать более решительно и принялся быстрее выпевать древние слова заклинаний, очень стараясь не допускать в них никаких искажений. Но как он ни старался, ни его заклятия, ни заклятия Арьи никакого воздействия на во­инов не оказывали.

А потом с небес вдруг послышался голос Муртага — ка­залось, это голос великана, попирающего головой облака:

— Все эти люди находятся под моейзащитой, братец!

И Эрагон, подняв голову, увидел, что Торн стрелой не­сется прямо на площадь. Сапфира явно не ожидала, что он так быстро сменит направление. Сама она все еще висела высоко над городом — темно-синий силуэт ее был ясно ви­ден на фоне голубого неба.

«Они знают», — понял Эрагон, и ужас сменил в его душе царившее там спокойствие.

А толпа воинов перед ним все увеличивалась. Солдаты Гальбаторикса сбегались к воротам из многочисленных улочек, расположенных справа и слева от площади. Трав­ница Анжела, прижавшись спиной к двери одной из лавок, торговавших посудой, одной рукой швырялась в нападав­ших чашками, а в другой сжимала грозно сверкавший Ко­локол Смерти. Из чашек, когда они разбивались, вылетали облачка зеленого пара, и каждый воин, вдохнувший это­го пара, замертво падал на землю, судорожно хватая себя за горло, а потом его тело — точнее, все открытые участ­ки кожи — мгновенно покрывали маленькие коричневые грибочки. За спиной у Анжелы на ровной садовой ограде примостился Солембум. Кот-оборотень использовал столь удобную позицию для того, чтобы вцепляться когтями в лицо солдатам и сдергивать с них шлемы, если они под­бирались слишком близко к травнице. Оба они — и кот, и Анжелу — выглядели совершенно измученными, и Эра­гон опасался, что долго им не продержаться.

В общем, ничто вокруг его не обнадеживало. Он ско­сил глаза на огромную тушу Торна — как раз в этот момент красный дракон, широко раскрыв крылья, замедлил сни­жение и нацелился на площадь.

— Нам придется отступить! — крикнула Арья.

Эрагон колебался. Ему было бы нетрудно с помощью магии перенести их всех — Арью, Анжелу и Солембума — через стену, где ждут вардены. Но если они сейчас поки­нут это поле боя, варденам надеяться будет не на что. Они и так уже ждали достаточно долго; еще несколько дней, и запасы провизии в армии подойдут к концу, люди начнут дезертировать… Если это произойдет, то им, конечно же, никогда больше не удастся объединить все расы и народы Алагейзии в борьбе с Гальбаториксом!

— Эрагон! Идем! — крикнула Арья и, схватив его за руку, потянула за собой, но Эрагон все еще медлил, не же­лая признать свое поражение.

Арья потянула сильнее, и Эрагон невольно посмо­трел себе под ноги, чтобы не споткнуться; взгляд его упал на средний палец правой руки, на котором он но­сил кольцо Арен.

Он надеялся сберечь энергию, заключенную в кольце, до того дня, когда ему придется сразиться с самим Галь­баториксом. По сравнению с мощью Гальбаторикса сила кольца была, конечно, очень мала, но иным запасом энер­гии Эрагон в данный момент не располагал и прекрасно по­нимал, что ему даже такого запаса уже не удастся собрать, прежде чем армия варденов достигнет Урубаена, если она сумеет этого города достигнуть. И потом, это кольцо было памятью о Броме, одной из тех немногих вещей, которые оставил Эрагону отец. Все эти причины и заставляли его колебаться.

Тем не менее иного выхода он не видел: придется все-таки пустить в ход кольцо.

Запас энергии, таившийся в Арене, всегда казался Эра­гону огромным, но в данный момент он совсем не был уве­рен, хватит ли его для осуществления того, что он задумал.

Краем глаза он заметил, что Торн в полете уже тянет к нему когтистую лапу, а когти на ней длиной в человече­ский рост. Что-то в душе Эрагона жалобно вскрикнуло, и он поспешно отскочил, пока это чудовище не схватило его и не сожрало живьем.

Судорожно выдохнув, Эрагон сломил драгоценную оправу Арена и крикнул: «Джиерда!»

Поток энергии, хлынувший в него, оказался куда мощ­нее, чем он ожидал. Такого ему еще не доводилось испыты­вать; этот поток был подобен бурной ледяной реке, мощ­ное течение которой несло и швыряло его, точно щепку. Ощущение было одновременно и убийственным, и прият­но возбуждающим.