Короче говоря, личному и сокровенному в мире становится всё меньше и меньше места. Для чуда так его вообще не осталось.

И то, что информация обо мне, — на минуточку, победителе Лича, — до сих пор не вскрылась, это чистой воды везение, которое не может длиться вечно. Однако я его продлю! Настолько, насколько вообще смогу!

Ведь в новом мире новые опасности — журналисты, сраные блогеры и не менее сраные инфлюэнсеры. Не хочу я, чтобы вся эта братия меня тревожила! Не хочу я, чтобы меня обсуждали! Не хочу, чтобы лезли со всяким! Я для Империи так-то дохрена сделал, вот и Империя пускай эту мою просьбу исполнит!

— Костя, иди ты в жопу, — повторил я в который раз.

— Рано или поздно придётся, ты же понимаешь?

— Ну так сделай так, чтобы «поздно»!

Тайник вздохнул, попытался вызвать у меня жалость фразой типа: «Будем готовиться. Вызову ребят с отпусков и выходных», — как будто мне не срать на чужие отпуска, и на том наш разговор закончился.

Спалось той ночью хорошо. Крепко. А снилось мне, как отряд из трёх сотен отважных индюков сдерживает узенькое ущелье от прорыва многотысячного войска бронированных голубей. Психодел, короче говоря. Должно быть, от переутомления…

Пускай календарная осень уже наступила, до настоящей, — с дождями, зонтами, жёлтыми листьями и навязчивым желанием выпить дешёвого портвейна, — было ещё далеко. Комары, к примеру, даже не думали засыпать и вовсю атаковали кадета Шаму и кадета Дольче, которые быстрым шагом шли прочь от засыпающей Удалёнки.

А вот лагерь геологов не спал!

Из палаток доносился молодецкий храп вымотавшихся студентов. Тех студентов, что настоящие. Ну а не настоящие, которые на поверку оказывались адептами Церкви Ада, работали не покладая рук. Будто муравьишки, они всё тащили и тащили к центральному шатру своей делянки камни.

И большие, и малые, и откровенные валуны.

Из шатра тем временем доносился стук молотков. Потому как для призыва демонов мало построить ведущие в никуда врата, надо бы ещё и соответствующие руны на стройматериалы нанести.

Впрочем, все эти странности альтушек нисколечко не беспокоили. Они пришли за другим.

— Эй! — крикнула Шестакова в яму на краю лагеря. — Слышь⁈ Ты тут, бедолага⁈

Из ямы донёсся звон пустых бутылок, а затем высунулась лысая башка с краснющими глазами растревоженного алкаша.

— М-м-м?

— Не в курсе, Нинель Аскольдовна у себя?

— У себя, — кивнул лысый и завалился обратно. — Проверял недавно, чтобы спалось покрепче. Нии-и-имешайте мне давайте! Идите куда шли!

С тем девушки двинулись вглубь лагеря, пробираясь между палаток. Не таясь и не скрываясь. Ещё и в шатёр психологини вошли без приглашения. Хотя… скорее уж ворвались.

— Кто вы⁈ — с порога крикнула Катя.

В руке у девушки тут же образовался увесистый файербол. Шестакова тоже перешла в режим боевой готовности — замерцала в темноте палатки, что новогодняя ёлка.

Нинель Аскольдовна, которая всё так же сидела за своим столом, невольно опешила. Не на такую встречу с Дочерью Демона рассчитывала психологиня, явно не на такую…

А поведение альтушек объясняется просто. Поговорить с подругой при всех Шестакова попросту не могла, а потому имела время чтобы погонять мысли и передумать их сотню-другую раз. По итогу здравый смысл возобладал и Шама преподнесла подруге историю такой, какая она и была на самом деле. Без утайки, прикрас и выполнения просьб Нинель Аскольдовны.

— Катя? — уточнила на всякий случай Белич. — Это ты?

— Да, это я, — судя по приподнятым бровям, Чертанова кидаться в объятия психологине не собиралась. — Если бы вы меня знали, то знали бы и то, как я выгляжу, не так ли⁈

— Тише, Катя, тише.

— Я спрашиваю «кто вы»⁈ Почему вы сразу же мне соврали⁈ Ни в какой школе я никогда не училась! У меня было домашнее обучение и куча репетиторов! Какой ещё, к чёрту, психолог⁈ В какой ещё, к чёрту, школе⁈

— Катя, я ещё раз прошу. Успокойся…

— Сперва ответьте кто вы! Иначе я вас убью! — без тени блефа в голосе заявила Чертанова, а Шама за её спиной лишь засветилась ярче. Татуированный заяц, поймав на себе взгляд Нинель Аскольдовны, угрожающе провёл лапой по шее.

— Девочки, хватит! — Белич наконец взяла себя в руки, вскочила и стукнула кулаком по хлипкому столу.

Самое время брать инициативу в свои руки. Тем более, что план манипуляций проще простого, даже и выдумывать ничего не надо.

— Катя, успокойся и послушай, — сказала Нинель Аскольдовна. — Да, ты права, я действительно никогда не знала тебя лично.

— Тогда зачем⁈

— Успокойся и дослушай.

Белич театрально вздохнула, а затем поиграла в гляделки. Сперва посмотрела на Чертанову, затем на Шестакову и обратно.

— Ты доверяешь своей подруге? — спросила она. — Я могу говорить при ней?

— У нас друг от друга секретов нет, — не раздумывая ляпнула Чертанова, но таки не преминула добавить: — Наверное.

— Ну хорошо, слушай, — Нинель Аскольдовна присела обратно и откинулась на спинку стула, дескать, вся из себя важная, взрослая и усталая. — Я действительно никогда в жизни тебя не видела. Но была вынуждена так сказать, чтобы встретиться с тобой. Дело в том, что я знала твоих родителей, — сказала она, выждала ещё одну паузу.

Чертанова и Шестакова переглянулись.

— Настоящих родителей, — улыбнулась Белич. — Хочешь услышать о них правду?

Собственно говоря всё. Чертанова на крючке, да притом крепко. Файербол в руках потух так же, как и её взгляд.

А стоило-то всего лишь прогнать нехитрую историю о том, что настоящие родители Кати были засекречены, к слову, Василий Иванович говорил то же самое, и не верить причин нет, и что она, то есть Нинель, дружила с ними, пока они были живы.

— Я знала твою мать, — сказала Белич, но ни словом не обмолвилась об отце.

Прежде чем пойти ва-банк, решила повышать ставки постепенно.

— Мы дружили.

— Это… это правда?

— Да, Катя, это правда. И родители твои правда были… необычными людьми. Не знаю, почему меня не убили за то, что я знаю, — вздохнула Нинель Аскольдовна. — Возможно, просто пожалели. Или недоглядели. Но с таким знанием я просто не могла подобраться к тебе иначе, понимаешь? Поэтому мне и пришлось напроситься на эти дурацкие раскопки, а заодно и соврать твоему… руководителю. Понимаешь?

Чертанова молчала.

— Ну что? — улыбнулась Белич. — Теперь ты меня не боишься?

— Расскажите мне о…

— Погоди-погоди-погоди, — перебила Нинель Аскольдовна. — Раз мы всё выяснили, то я думаю, что твоей подруге лучше пойти прогуляться. То, что я скажу, предназначено только для твоих ушей. Потом, если сочтёшь нужным, сама ей обо всём расскажешь.

Катя задумалась. Шама ждала. А победила в итоге Белич. Всё-таки она была опытным психологом и сейчас играла на эмоциях девушек, словно «собачий вальс» на пианино.

— Ксюш, подожди меня снаружи, пожалуйста, — тихонечко сказала Чертанова.

Шаманка кивнула и погасла, татушный заяц пожал плечами и вернулся в свою статичную позу. Сказала напоследок, что будет ждать у ямы лысого алкаша, и вышла из палатки прочь. Подслушивать не стала. Пускай и подозревала Нинель Аскольдовну в чём-то нехорошем, но к просьбе подруги отнеслась с уважением.

— Итак, Катенька, — психологиня дождалась, когда останется наедине со своим драгоценным объектом. — Предупреждаю, что правда может тебя шокировать. Но я поклялась твоей матери, что расскажу всё. И обязана сдержать свою клятву.

Чертанова слушала молча. Пока что не перебивая и улавливая каждое слово.

— Насколько я понимаю, что ты уже знаешь о том, что твои родители «засекречены», — психологиня взяла слово в кавычки.

— Знаю.

— И что же тебе сказали? Наверняка, их назвали военными или егерями…

— Егерями.

— Угу, — сказала Нинель Аскольдовна и покачала головой, горько так и крайне правдоподобно усмехаясь. — Я так и предполагала. Лжецы, Катенька. Кругом чёртовы лжецы.