— Василий Иванович! — крикнул Кузьмич. — Тут компания молодых людей к вам! Один очень похож на петуха! Спрашивает, куда ставить диван!

— Бах-бах-бах!

— Пошёл вон!

— Бах-бах-бах!

— Свалил в ужасе, я сказал!

И снова стук.

— Ваше Благородие, мы не можем больше задерживать состав! Это не по плану!

— Ничего страшного! — ответил я за Благородие, потому как Благородие в данный момент закусила подушку и сама говорить не могла. — Ещё чуток подождёте!

Грёбаный проводник ходил по очень тонкому льду.

Прямо сейчас мы с баронессой Юдиной прощались на невербальном уровне, и мешать мне в этом было чревато для его здоровья. Но слава тебе яйца, вагонный прощелыга внял моим словам и убрался восвояси.

Ну а мы со спокойной душой закончили.

— Точно не надо проводить до Петербужского? — уточнил я, одеваясь. — Я могу, если что. Время есть.

А дело было, как не трудно догадаться, в купе баронессы Юдиной. Договариваясь насчёт кабачков, я заодно закинул Гринёву удочку насчёт того, чтобы поезд из Новороссийска ненадолго тормознул в Сакраменто и забрал Анфису.

Чтобы без мороки с машинами. Без пробок, разгрузок-погрузок и прочего неприятного. А так она доедет себе спокойно, на Казанском её встретят носильщики, а сама баронесса прогуляется пешочком минут десять и снова в купе, и снова в путь.

— Не надо, Вась, — улыбнулась Анфиса. — Ты и так много сделал.

— Ну смотри.

— Ладно, — Юдина кокетливо поправила причёску. — Всё, иди. Мы ведь и правда весь поезд задерживаем.

— Ну, — вздохнул я. — До встречи, стало быть?

— До встречи.

Тут я уже было пошёл на выход, но Юдина, конечно же, тормознула меня в дверях. Конечно же, развернула. И, конечно же, поцеловала. Пылко так, страстно, по-взрослому и с языком. Ещё и за срам схватила, как будто прощалась с ним отдельно от меня.

— Я буду скучать, — сказала баронесса, а я весь из себя светящийся от чувств вылез на перрон.

Локомотив прогудел и тронулся. Я помахал Анфисе рукой и остался стоять, провожая состав взглядом.

Как я там говорил?

Светлая грусть.

Вот да. Прямо как есть она, и проживать её на удивление приятно.

Ещё и совпало всё как, а? Ну не иначе символизм. Наступление осени и отъезд баронессы. Как будто закончилась какая-то глава в моей жизни. Но жизнь, она же ведь не книга! Она же сериал, которому нет конца, пока я жив!

Онгоинг, мать его ети!

Кстати, очень смешное слово. Только недавно узнал от Иринки его истинное значение, а до тех пор думал, что это либо транскрипция звука дрожащей пружинки, либо какое-то очень грязное извращение.

Онгоинг и груминг ещё. От слова «груминг» тоже попахивает какими-то девиациями с латексом и лубрикантом, а на деле сущий пустяк. Стрижка для собачек, ни больше и ни меньше.

Ну так вот…

Отвлёкся.

К чему я это всё про светлую грусть начал? А к тому, что прощание со старым всегда ведёт к чему-то новому…

— Кхм-кхм, — послышалось позади. — Прошу прощения.

Обернувшись, я увидел привлекательную черноволосую женщину в очках. Хотя… привлекательная — это очень скупо, по правде говоря. Первое, что бросалось в глаза — это какие-то просто гипнотические ножки в тёмных чулках. Каблучки, короткая юбка — все дела. Выше весьма себе соблазнительная грудь и личико. Порочное такое, но сдержанное. И от сдержанности своей ещё более порочное.

Короче!

Сексапильность во плоти. Суккуб, не иначе.

Признаться, женщина ещё не успела заговорить, а я уже напредставлял себе всякого.

— Прошу прощения, — улыбнулась незнакомка.

И тут я понял, что женщина не одна. Вместе с ней была целая толпа разномастного народа с походными рюкзаками — от лысых дедулек до совсем уж прыщавых юнцов.

— Вы не подскажете, как добраться до Удалёнки?

— Подскажу, конечно, — от такого я немного опешил, но виду не подал и весь из себя обаяние улыбнулся. — Я там живу.

— Ох, как удачно! — неподдельно обрадовалась женщина. — Раз так, то позвольте представиться. Меня зовут Нинель Аскольдовна Белич, — и протянула мне ручку.

Ручку я, конечно же, поцеловал.

Ибо ситуация предполагала, а манеры нам с Величеством в одном лейб-кадетском корпусе преподавали.

Имеются они у меня, просто нечасто их на белый свет вытаскиваю.

Светлую грусть как ветром сдуло. Онгоинг маст го он…

— Скуфидонский — моя фамилия, — представился мужчина после того, как поцеловал ручку. — Василий Иванович.

И как он уже сказал ранее, живёт этот самый Скуфидонский в Удалёнке.

Ну вот и прекрасно!

Во-первых, подскажет, как лучше добраться. Во-вторых, станет первым из местных жителей, кто услышит легенду Нинель Аскольдовны. Ну а дальше походит по соседям, расскажет, что сам услышал, и к вечеру уже ни у кого не будет никаких вопросов. И можно будет спокойно приступить к следующему пункту операции. А именно к поиску Екатерины Чертановой.

Что за «легенда»?

Самая обычная. Крепкий такой, добротный обоснуй, который Нинель Аскольдовна придумала и воплотила в жизнь при помощи адептов Чурчхелы.

Ну а ключевой фигурой во всём этом мероприятии стал Степан Арсеньевич Снарский — тот самый больной геолог, которому во имя Высшей Цели скинулись на хорошего мага-лекаря и вылечили простуду экспресс-методом.

Причём… насильно.

И без того жёсткая и напористая, Нинель Аскольдовна преобразилась на посту Главы Церкви Ада. Стала ещё жёстче, ещё напористей и — что главное — осознала то, что руки у неё теперь развязаны. Как действовать и когда действовать, она теперь решает сама, и остальные просто обязаны подчиняться её воле.

Иначе и быть не может. А если кому-то что-то не нравится, то он всегда может покинуть Чурчхелу. Правда, вперёд ногами.

Ну а потому к геологу буквально ворвались в квартиру.

Больной сектант в этот момент соорудил себе уютное гнёздышко из одеял, пледов и подушек и пил чай с мёдом. Сидел себе тихонечко в двух носках и пижаме с медведиками и пересматривал по сотому разу любимую романтическую комедию, — добрую-предобрую, самое то для болезни.

Увы, прожить своё недомогание с кайфом Степану Арсеньевичу не дали. Открыли дверь без ключа, залетели толпой и как давай лечить.

Сперва лечить, а потом ещё и разговоры разговаривать.

— Нинель, — не мог поверить своим ушам Снарский. — Ты это сейчас серьёзно? Скажи мне, пожалуйста, что ты пошутила.

— Вполне серьёзно

— Но как… как я, по-твоему, это сделаю?

— Не моя проблема, — пожала плечами Белич. — Либо сделаешь, либо я найду на твоё место того, кто сделает…

— Нинель⁈ — ахнул геолог с понтом дела — ой-ой-ой, как же так, нормально же общались.

— Собирайся, — но Нинель была неумолима. — Что говорить, придумаешь по дороге. Мы едем прямо сегодня и прямо сейчас, я уже договорилась о встрече с ректором.

— Но, Нинель! — никак не мог смириться Степан Арсеньевич, за что тут же получил пощёчину. И сразу же после этого двое адептов Чурчхелы вытащили Снарского из постельного гнезда и потащили одеваться.

Вот так.

Если понадобится, то Нинель Аскольдовна будет применять грубую силу. Никаких больше сантиментов. Никакого миндальничества. Никаких просьб; их просто не существует, Глава Церкви Ада не собачка, чтобы «просить». Все просьбы Нинель отныне приравниваются к приказу и обсуждению не подлежат.

И вообще…

Степану Арсеньевичу крупно повезло, что она не воспользовалась своим пробудившимся даром.

Ведь Маг Крови — это не только про убийство. Помимо прочего, Маг Крови умеет сделать больно. Очень и очень больно.

А чтобы понять, о чём речь, достаточно вспомнить случайно отсиженную ногу в момент апогея ситуации, когда её колют тысячи невидимых игл. Так вот… теперь Нинель Аскольдовна могла заставить так болеть любую часть тела. В том числе и внутренние органы.

Технически могла, знала об этом, и страсть как хотела попрактиковаться.