– Что случилось? – спросил Каге. – Где Рейвен?

Альв пожал плечами, а Миста просветлела и впилась зубами в тост с аппетитом, которого раньше Каге за ней не замечал. Напоследок Шимус раздал по куску пирога с жимолостью, и Кагерасу почувствовал себя намного лучше. Их трапеза была почти светской: Шимус вел с Лорелом неторопливую беседу о монашеской паломнической жизни и устройстве альвхеймских монастырей.

Изнывая от скуки в пыльном библиотечном зале после завтрака, Каге рассматривал раннехеймские трактаты и жития церковников. Ребячески переставил несколько томов местами, полистал исторические хроники короля Хели по прозвищу Синезуб и в итоге упал за стол у распахнутого окна, за которым небо снова готовилось к дождю. Миста уныло сидела на неудобной скамье, подобрав под себя ноги, и развлекалась, ковыряя духовником деревянный стол. Ее пшеничные брови на бледном лице хмурились над светло-голубыми глазами, и только подживающие синяки придавали ему хоть какой-то цвет. Ее незаметная прозрачность скрывала что-то, что он никак не мог разгадать. Это бесило. Каге понял, что нашлась возможность не просто излить раздражение, но и постараться понять эту неприятную девицу.

– Эй, воронья девочка. Миста. Не хочешь спарринг?

Она неохотно обернулась, не выражая энтузиазма.

– Зачем?

– Просто так. Для поддержания формы.

– У тебя нет духовника.

– Это неважно. Я справлюсь с тобой голыми руками, нифльхеймская сиротка.

Это ее спровоцировало. Миста яростно провела рукой по отрезанным волосам и обнажила кинжал. Кагерасу последовал ее примеру и встал в классическую защитную стойку. Миста атаковала первой. Ее суетливые, проворные движения не были лишены грубой красоты. Незнание основ она компенсировала боевым опытом и изобретательностью. Например, там, где Каге ускользнул бы от удара, чтобы перейти в более изящную контратаку, Миста отвлекла его и поставила подножку. Гиафа, конечно, смог удержать равновесие, но это стоило ему нескольких драгоценных секунд, переломивших исход поединка. Теперь он защищался, а девушка, как разъяренная птица, наносила сильные, быстрые удары. Получив рукоятью кинжала под ребра, он, несмотря на боль, ощутил, как губы расплываются в улыбке. Теперь можно было драться и в полную силу. Припав на колено, плечом ударил Мисту в живот, больно заломил ее руку с духовником, оставляя на прозрачной до синевы коже красный отпечаток пальцев. У нее не осталось выбора. Сверкая глазами от злости, Миста прошипела:

– Эйк!

Печать треснула, кинжал открыл Утгард. Пол покрылся изморозью, заставив с интересом наблюдающего за потасовкой альва поднять ноги. Из трещины вышел красавец-олень, с рогов которого капала вода и, не достигая низа, превращалась в снег. Впечатленный, Каге чуть не пропустил, когда олень наклонил голову, чтобы отбросить его рогами от хозяйки. Отпустить Мисту значило проиграть, но быть нанизанным на рога Каге тоже не хотел. Решить он не успел, потому что олень вдруг растаял в воздухе, Миста взвыла от боли, роняя духовник, а Каге мягко отбросило в сторону. Рейвен схватила девушку за воротник рубашки левой рукой, а правой, в перчатке, сдавила горло. Глаза Мисты вылезли из орбит.

– Не смей трогать моего брата, вонючая хеймдалльская крыса, – вкрадчиво и злобно сказала Рейвен. – Ты забыла, для чего ты здесь? Знай свое место, тварь! Поняла меня?

– Рейвен, отпусти ее, – прохрипел Каге, но она даже бровью не повела. – Рейвен, пожалуйста!

– По-ня-ла, – просипела Миста.

– Так-то лучше.

Иргиафа отпустила ее. Миста закашлялась, оседая на пол и смаргивая слезы. Рейвен равнодушно переступила через нее, поддела носком ботинка духовник и взглянула на брата.

– Кто это затеял?

Он выдержал ее взгляд.

– Я.

Рейвен сжала левую руку в кулак и ударила Каге по лицу так, что у него в голове что-то зазвенело.

– Это не увеселительная прогулка. Вы – заложники, а не кучка детей в летнем лагере. Вы в моей власти и милости. Знай свое место. – Выдержав паузу, она добавила: – Выдвигаемся. Машина ждет.

Каге покорно опустил глаза, держась за распухшую щеку. Дождавшись, пока Рейвен уйдет, подошел к Мисте, которая вытирала слезы и одновременно пыталась нащупать духовник. Он протянул руку, предлагая помощь. Миста взглянула снизу вверх красными глазами на покрасневшем лице, пробежалась взглядом по его щеке, что-то решила. И приняла его руку.

Дорога из Каэр-Огма в Атай не стала чем-то примечательным и заняла два дня. Рейвен и Брес сменяли друг друга за рулем каждые четыре часа. Ели на ходу, бесплатно ночевали в придорожных отелях, показывая вместо пропуска повязку «Ока». Каге даже восхитился размаху группировки и силе пропаганды ее мировоззрения. Кажется, ее члены искренне верили в благие научные намерения, разоблачения лжи и ради этого использовали любые средства. Это походило на религиозное учение пополам с жестким национализмом, превозносящим техническую мощь Хели над варденским умением прочих государств Игга. Джон Смит являлся фигурой полубожественной: гениальный ученый, немного мученик, немного умелый политик. Рейвен, несмотря на свой фаворитизм, недолюбливали из-за асгардского происхождения и связи с правящей хеймдалльской верхушкой, но это высказывать в лицо побаивались. Единственный раз, когда кто-то решил отказать Рейвен в заправке бензина, закончился тяжелым исходом. Она с жуткой ухмылкой на лице сломала бедняге запястье и все равно получила то, что хотела.

В крошечном Атае они остановились на сутки, отдыхая от дороги и ожидая связно`го, который должен был провести их через горную дорогу, минуя пограничные заставы Пути Хели. Каге воспользовался этим, чтобы тайком разжиться газетами и разузнать новости. В Цверги только сняли карантин и многие хлынули на заработки, что грозило привести к очередной вспышке эпидемии. Большая аналитическая статья аккуратно обвиняла правящую партию в недальновидности и призывала ограничить сообщение между городами страны. Смельчак предусмотрительно подписался как «Т.». Об Асгарде в местной газете ничего не было, а в присутствии сестриной свиты Каге не решился поговорить с парой дальнобойщиков у хостела. Мужчины отдыхали, пыхтя сигаретами и стрекоча на свартаи. Миста тоже на них поглядывала и тоже прислушивалась. С того дня в библиотеке они толком не общалась: воронья девица закрывала лиловые следы на шее воротником и в присутствии Рейвен становилась незаметной, как дерево в лесу. Но Каге не видел в ней покорности. Ее глаза под опущенными ресницами горели желанием мести.

Они сидели на летней веранде в окружении угрюмых фермеров и оставшихся без работы шахтеров, заложивших за воротник уже к десяти утра. Солнце пригревало Каге затылок, ветер чуть тревожил волосы и звенел подвешенными к балкам колокольчиками. Отложив газету, он лениво наблюдал за Мистой. Стороживший их Брес отошел в туалет, беспечно оставив наедине. Он проявлял к Каге все больше раздражающего покровительства, словно вообразил себя отцом или старшим братом, что порой доходило до смешного: «Вымой руки перед едой» или «Не сиди на сквозняке, малыш, продует», – доводя его до бешенства. Но Каге не был бы сыном Эгира, если бы не умел скрывать настоящие чувства и холодно игнорировать наставления.

– Секрет сменной печати, – вдруг сказала Миста, указывая на бережно разложенные части лука на столе, уже смазанные и просыхающие, – в микрожелобках вокруг углубления. Энергию можно усилить или уменьшить, направляя ее этими линиями. Ничего сложного, на самом деле.

– Ты сама это придумала или…

– Мой папаша увлекался изобретательством. – Она помрачнела. – Между бутылкой и поколачиванием меня.

– Мой отец запирал меня в склепе. Если недостаточно выкладывался на тренировке. Или если ему не нравились оценки. Или если он посчитал, что я не так посмотрел на престарелую родственницу и этим его опозорил.

Миста закатила глаза.

– Если этим ты хочешь вызвать жалость…