— Кхм… Обидно…

— Гринёв, скажи мне, ты там совсем головушкой захворал? Думаешь, я стал бы тебя дёргать из-за того, что меня на дороге подрезали? Тут вообще-то по твоему профилю дело намечается. У тебя в Подмосковье война родов на носу, а ты даже и не в курсе.

— Война родов?

— Ну то есть… война рода и меня. Не суть важно. Пиши номер, диктую…

Гринёв пообещал перезвонить через пять минут, которых мне вполне хватило на то, чтобы вставить альтушкам за излишнюю самостоятельность.

— Обгорелые трупы, обезглавленные трупы, трупы с выпущенными кишками и трупы, разорванные пополам! Трупы-трупы-трупы! А я ведь хотел хоть кого-нибудь оставить для допроса!

— Кхм-кхм, — робко прокашлялась Смерть. — Василий Иванович, вообще-то есть возможность с ними пообщаться.

— Какая ещё возможность?

— Ммм…

Некромантка обернулась к подругам за поддержкой, а те молча покивали ей в ответ, мол, давай-давай.

— Ну, — сказала Рита. — Дело в том, что я могу это устроить.

Минус папочка с личным делом. Смертина у нас, получается, умеет человека с того света на допрос вытащить. Вот ведь… охренеть можно! Это ведь оружие стратегического характера! И как её только в группу «Альта» отпустили, а не сразу же к Гринёву отправили, шпионов дохлых раскалывать?

— Устрой, — кивнул я. — Будь добра. Можно поговорить вот с тем? — я указал на крысёныша.

— Боюсь, что нет, Василий Иванович, — Смерть стыдливо потупила взор. — Покойный должен сохранять хотя бы некоторую целостность организма… Ну хотя бы частично…

— Хмм…

Я оглядел дорогу и выискал среди мордоворотов одного, почти не тронутого.

— Ну тогда вот к нему пошли.

— Хорошо, Василий Иванович.

Ох и сильна, чертовка! Как только зрачки Риты расширились аж на всё глазное яблоко, и она взялась за волшбу, то даже у меня холодок по спине пробежал. Последний раз такую некротическую силищу я ощущал лет десять тому назад, во время схватки с Личем.

Ну…

Ладно, почти такую. Но всё равно!

— А⁈ — мужик вдруг распахнул глаза. — Что происходит⁈

По всей видимости, кроме как голову, бедолага сейчас ничего не контролировал. Не знаю, сколько времени выиграла для меня Смерть — этот вопрос мы как-то забыли обсудить — но я на всякий случай поторопился начать:

— Ты кто такой?

— Ай-Ай, — установился на меня труп. — Имя такое.

— Какое дурацкое у тебя имя, Ай-Ай, — не смог не отметить я. — Ну и на кого ты работаешь?

— На графа Кочеткова, — труп тщетно попытался оглянуться. — А где он, кстати?

— Что ты и твой граф собирались со мной сделать?

— А ты кто? — нахмурился Ай-Ай, будто вспоминая. — Ты — Скуфидонский, да?

— Да.

— Так ничего мы не собирались с тобой делать, — честно выпалил Ай-Ай. — Мы ехали, чтобы твой гарем похитить. И удерживать девок до тех пор, пока ты бумагу не подпишешь. А потом Кирилл Борисович увидел тебя на дороге и начал кричать, мол, разворачивай. А потом… а что потом? Что случилось-то?

— Повтори-ка ещё разок, как зовут твоего графа, — попросил я.

— Кочетков, — простодушно вывалил Ай-Ай. — Кирилл Борисович. А что?

— Рита, отрубай его.

— Кого отрубай⁈ Куда отрубай⁈ Зачем от…

— Всё, — Смерть проморгалась, и эти её жуткие чёрные глазищи исчезли.

Итак…

Понятно, что нихрена не понятно. Что за граф? Откуда? Зачем? Почему? Ещё ведь гарем какой-то придумали. Это они про альтушек, что ли?

— Алло! — тем временем Гринёв сподобился перезвонить. — Пробил я твою машинку. Значит, слушай, Скуф. Принадлежит она графу…

— Кочеткову, ага, — сказал я. — Давай сразу же перейдём к адресу. Скажи-ка, пожалуйста, где эта паскуда живёт?

Тайник продиктовал мне всю нужную информацию. А я — каюсь — испортил асфальт. За неимением письменных принадлежностей, пришлось выжечь адрес усадьбы Кочетковых пальцем прямо на дороге.

— Спасибо, Кость, — сказал я. — И ты это… извини, если резко. Просто ситуация. Сам понимаешь, наверное.

— Понимаю, Скуф, понимаю. Но всё равно хочу тебя попросить по старой дружбе, — сказал Гринёв. — Может быть, ты дождёшься официального следствия, а? Выдвинешь обвинение, как полагается?

— Обязательно выдвину, — ответил я. — Только чуть попозже.

— Понятно, — вздохнул в трубку Гринёв.

— И ещё. Ты в ближайшие пару часов туда своих ребят не отправляй, — сказал я. — А то мало ли что. Попадут ещё под горячую руку…

На том разговор и закончился.

Что ж…

Такие дела не терпят отлагательств. Нужно ехать прямо сейчас, пока уважаемый граф не заметил пропажу своих боевиков и не затеял новую гадость. Или не смылся куда-нибудь. Очень уж мне интересно с ним поболтать будет.

— Стеклова, — сказал я. — Разворачивайтесь и валите обратно до дома. Трещина на сегодня отменяется, мне срочно нужно кое-куда съездить…

— Василий Иванович, мы с вами.

Внезапно за всех решила высказаться Фонвизина. Остальные девчонки молча покивали её словам.

— Это теперь и наше дело тоже, — закончила мысль целительница.

Я хотел было сказать, что это опасно и что там, возможно, придётся убивать людей, но… судя по тому месиву, которое альтушки не без моей помощи учинили на дороге, их это нисколько не смущает.

Элитный отряд, ети их мать. Вдобавок ещё и дворянки, все, кроме Шамы, так что и впрямь должны защищать свою честь. Их так-то шлюхами обозвали. И да, люди графа их бы не пожалели, так с чего же им жалеть людей графа?

Так что:

— Ладно, — сдался я. — Поедете следом. Но чтобы на сей раз без самодеятельности! Мои приказы исполнять строго!

— Да, Василий Иванович! — хором ответила группа «Альта».

И мы поехали.

Граф Кочетков не видел ничего дурного в том, чтобы дымить в лицо людям. Дети, беременные, астматики — всё равно. Ну а на людей, которые находятся в подчинении или зависимости от него, можно не просто дымить; им так-то можно и бычок в ладошку затушить, если провинились.

Да и на то, что вся усадьба провоняет табаком и его домашним это может не понравиться, граф плевать хотел. Да и домашних в его особняке никаких не было, кроме слуг, секретарей и прочих подчинённых.

Бывшая супруга проживала в столице, потомки вниманием графа не жаловали, поскольку курение было самой невинной из его дурных привычек.

Другое дело, что среди аристократии было круто оборудовать сигарную комнату. И раз уж у московских князей принято обкашливать вопросики в специально-оборудованной курильне, значит, и у него тоже должна быть такая.

— Это вы где? — спросил Малёваный, указывая на фотографию в рамочке.

На ней Кочетков в летнем костюме песочного цвета стоял с ружьём и улыбался, а у его ног лежало бездыханное тело носорога.

— В Ярославском зоопарке, — не думая ни секунды, выпалил граф, поймал на себе ошалелый взгляд и добавил: — Ну не ехать же мне в Африку, чтобы поохотиться? Что там делать-то? Жара, малярия и никакого сервиса.

— М-м-м, — вроде как понимающе кивнул Малёваный.

И вновь пошли томительные минуты ожидания.

Граф развалился в кресле, курил уже третью сигару и даже не думал делиться. Барон Малёваный в предвкушении чуда расхаживал по комнате и разглядывал её убранство; в основном книги и фотографии. А вот Толя Берсерк просто-напросто забился в угол. Ему кресло не предложили, а потому пришлось сидеть на пуфе.

И ещё.

Его, в отличие от остальных, одолевало дурное предчувствие. Нервишки владельца ЧОПа до того расшалились, что нога дёргалась так, будто бы он наигрывал какое-то замысловатое драм-соло с рваным ритмом.

«Неспроста, — думал Бубнов. — Ой, неспроста».

И тут…

— Антон Борисович! — горничная посмела без стука ворваться в сигарную. — Антон Борисович, телефон!

Слово «телефон», произнесённое в доме Кочетковых таким тоном, означало не абы какой телефон, а специальный кнопочный кирпичик, в котором был записан всего лишь один номер и номер которого знала всего лишь парочка человек.