А потом, увы, всё закончилось.

Признаться, я рассчитывал, что после танца мы продолжим общение, но Фонвизина-старшая с искренней грустью в голосе сослалась на неотложные дела.

— Нужно обсудить условия одной сделки с мурманскими, — пожала она плечиками. — Иной раз вживую не встретимся.

— Понимаю, — кивнул я. — Я и сам хотел бы уделить внимание своим бывшим сослуживцам. Давно не виделись, и обсудить нужно многое. Но бал долог, Елизавета Григорьевна, не так ли?

— Долог, Василий Иванович.

— Тогда что может помешать нам встретиться чуть позже? Я слышал, что во дворце просто чудесный зимний сад. Как насчёт сбежать туда часиков в девять?

Княгиня словно задумалась на секунду, а после этак беззаботно кивнула головой.

— Всенепременно, Василий Иванович, — улыбнулась Фонвизина. — Я непременно буду там, — и упорхнула по своим делам.

А времени сейчас было около семи. Следить за бегом стрелок, как восторженный вьюноша я не собирался. Развлекаться, так развлекаться!

Э-э-эх!

Счастливый я, всё-таки, человек!

Иные дворяне, даром что вальяжные и расслабленные, на самом деле расслабиться пока что не могут — им в ближайшие часы предстоит вовсю крутить колёса Империи, заключая договоры, сделки, браки… а я в тот же самый момент могу назвать абсолютно всё своё время досужим. Могу прочувствовать этот вечер до последней капли. Могу отпустить голову и просто тонуть в этой роскоши за приятным общением.

Кстати!

А куда все мои переместились?

* * *

— Анекдот! — пробасил Морозов, сняв с подноса лакея бокал с коньяком.

Ну…

Вообще не удивлён. Герман Григорьевич, как и всегда, был в центре внимания. Граф, министры и несколько наших бывших сослуживцев собрались на диванчиках возле камина. Потягивая французский напиток из личных запасов Императора, мы уже час с небольшим вели великосветское общение.

Не знаю кто как, но лично я каждый раз кайфую от этого преображения. В другом месте и в другое время с теми же самыми людьми мы могли заниматься чем угодно: париться в бане, отвлекать внучек Маврина, строить порталы в другие миры, разносить к чёртовой матери воронежские мосты, рубить головы кротам и усмирять восстание кабачков…

Вдали отсюда мы могли общаться сугубо на производных от могучего русского мата, и нисколечко друг друга по этому поводу не упрекать, но вот конкретно сегодня, здесь и сейчас мы — дворяне.

Быть может, чуточку снисходительные и с эдакой сытой ленцой. Быть может, чуточку надменные. Быть может, чуточку манерные, но что абсолютно точно благородные и… да, на своём месте.

— Приходит как-то раз в публичный дом поручик с ослом и медовыми сотами…

Н-да…

Поспешил я, кажется, с выводами…

Морозов всегда был бунтарём и хулиганом. Рассыпаться в высшем обществе хорошо завуалированными скабрёзностями — вполне в его манере. Вогнать кого-нибудь в краску — так вообще, как за здрасьте.

И вот ни разу не удивлюсь, если Морозов первым из русских аристократов освоил искусство цифрового обольщения посредством дикпиков.

— Госпожа, я хочу обменять осла на время с одной из ваших девушек…

Концовку я прекрасно помнил, но тормозить Германа не стал. И пока он рассказывал уже сотню раз рассказанный анекдот, перевёл свой взор на зал, где вовсю резвилась молодёжь. Ребята из Суворовского кадетского корпуса — все как один сыновья высокопоставленных военных — попросили у меня разрешения потанцевать с группой «Альта».

Затея, на мой вкус, была хороша.

Ущемлять девчонок в веселье я абсолютно не собирался. Но вот какая беда… внезапно к танцующим подошёл молодой офицерик, извинился перед партнёром Фонвизиной-младшей и коротко ей что-то сказал.

Оля тоже извинилась перед суворовцем, разрешила поцеловать ручку и куда-то не спеша удалилась.

Так…

— Прошу прощения, — тормознул я того самого офицера, когда тот проходил мимо. — Любезный, подскажите-ка, что такого вы сказали моему кадету, что она тут же удалилась?

— Вы про Ольгу Сергеевну? — уточнил парень, мотнув головой в сторону зала.

— Про неё.

— Её Сиятельство срочно вызвала к себе матушка, — ни раздумывая ни секунду, ответил офицер, козырнул и продолжил путь мимо.

А я посмотрел на часы.

Что ж… не знаю, что у них там стряслось такого срочного, но у матушки Фонвизиной есть ровно пятнадцать минут на беседу с дочерью. Потому как через пятнадцать минут она должна быть в зимнем саду.

Ладно, посмотрим.

И кстати! Мне бы и самому пора подготовиться. Как минимум организовать бутылочку вина, бокалы и прибыть на место хотя бы за пару минут до дамы.

— … так почему бы вам не съесть медовые соты? — тоненьким голосом, которым, по его мнению, разговаривают владелицы борделей, сказал Морозов, а затем вновь забасил: — Потому же, почему я пришёл менять осла!

— Прошу прощения, господа, — я встал с кресла. — Вынужден вас ненадолго покинуть.

— Василий Иванович! — нахмурился Морозов. — Если мы с тобой сегодня не напьёмся и не учиним хотя бы парочку дуэлей, то я обижусь!

— Учту.

— Вот и учти, пожалуйста. Так… на чём я остановился?

— Хотел пошутить про скотоложство, — напомнил я.

— Ну, Вась, блин! Ну ты же мне теперь всё испортил!

Подозвав к себе свободного лакея, я распорядился организовать мне приятный вечер в зимнем саду, а затем просто встал чуть поодаль и продолжил наблюдать за танцем альтушек с суворовцами — к слову, уже третьим.

Фонвизина-младшая всё никак не возвращалась.

Она не вернулась ни через пять минут, ни через десять, ни через двенадцать…

* * *

— Елизавета Григорьевна, — улыбнулся я и встал с плетёного кресла. — Рад, что вы пришли.

— Конечно же, я пришла, Василий Иванович. Разве я могу вам отказать?

Что ж…

Любезности любезностями, но:

— Скажите, Елизавета Григорьевна, а куда пропал мой кадет?

Стоило мне закончить фразу, как княжна резко изменилась в лице.

— Мне известно, что вы вызывали её к себе на разговор, — закончил я.

— Кому кадет, а кому и дочь, — холодно ответила рыжая. — Скуфидонский, при всём уважении, но я прошу вас не вмешиваться не в своё дело. Обучение моей дочери подошло к концу. По собственному желанию сегодня она официально покидает группу «Альта»…

Глава 19

Не бывает так. Буквально несколько часов назад в тамбуре спецпоезда Оля рассказывала мне о том, что хочет вершить историю и осваивать аномалии, а тут вдруг «по собственному желанию» покидает группу…

Это даже не биполярка. Это с Фонвизиной-младшей должно было раздвоение личности случиться, чтобы она себя так повела.

Разумеется, я не поверил.

— Объясните, — попросил я Елизавету Григорьевну.

— Василий Иванович, я не обязана…

— Объясните, — поднажал я. — Елизавета Григорьевна, сейчас вы разговариваете со Столпом Империи. Как вы правильно выразились: «кому кадет, а кому и дочь». Так вот до тех пор, пока я не получил распоряжений свыше, Ольга Сергеевна Фонвизина — кадет на службе Империи. И ответственность за неё несу я.

Детский сад, штаны на лямках.

«Альта» — группа специального назначения, но никак не ясельная. Захотела ушла, захотела, пришла — это так не работает. То, что Величество дал мне полную свободу действий в отношении девчонок, ещё не значит, что у нас нет обязательств. И отнюдь не перед Фонвизиной-старшей.

— Как минимум, ваша дочь располагает засекреченной информацией, — продолжил я. — Как максимум, сама по себе является стратегическим оружием нашей с вами державы, и уж извините, но мне мало устной договорённости с роднёй.

— Василий Иванович, всё решено, — похоже, Сиятельство была уверена в своей правоте и тоже не собиралась сдавать назад. — Официальные документы мы подготовим в ближайшее время. Я поручусь. Так что не беспокойтесь, вы не понесёте за это никакой ответственности.

— Как подготовите документы, так и поговорим…