– Спасибо, конечно, за добрые слова… Но всё же хотелось бы какой-то определённости. От меня-то в этой ситуации что требуется?
– Да ничего! Как жили, так и живите, словно ничего вокруг вас не происходит. Просто я почёл своим долгом вас предупредить, что замышляют наши оппоненты, чтобы вы были в курсе. Хотя, заметьте, мог бы и промолчать, вы так и пребывали бы в неведении до последнего момента.
Ага, это он типа одолжение сделал – предупредил. А то, что я теперь буду ходить, постоянно оборачиваясь, вздрагивать от каждого шороха за спиной – это как бы не в счёт.
– Я вас понял, Семён Кузьмич. Короче, мне отводится роль подсадной утки?
– Ну я не стал бы так уж утрировать… Хотя, чего уж там, по существу вы правы. Надеюсь, не ударитесь в бега?
– Что я, мальчик, от органов бегать? Всё равно же от вас не скроешься.
– Тут речь скорее об агентах иностранной разведки, у них тоже имеются серьёзные возможности, хотя мы, повторяю, имеем скрытое преимущество. Постараемся задержать ваших похитителей сразу, с поличным, на месте, так сказать, преступления.
Засим мы с Цвигуном расстались. Отпирая дверь «Волги», с огромным трудом удержался, чтобы не оглянуться. Инстинкты рвались наружу, теперь в каждом пеньке буду видеть замаскированного вражеского шпиона. И неудивительно, что, уже собираясь усесться в автомобиль, я подскочил, как ужаленный, ощутив, как на моё плечо опустилась чья-то ладонь.
– Извините, Сергей Андреевич, если напугал.
Вот блин, Тарковский! Он-то что здесь делает? После его возвращения из Штатов мы с ним общались только по телефону, и то поздравляя друг друга с днём рождения.
Выглядел он не ахти. Не в смысле одежды, а на физиономию. Она была какой-то помятой, а самое главное – в глазах не было прежнего блеска. М-да, совсем человек закис.
– Приветствую, Андрей Арсеньевич! Какими судьбами?
– Да вот, хожу периодически на профилактические беседы, вроде как отмечаюсь, – грустно ухмыльнулся он. – Я же теперь своего рода меченый, предатель родины.
– Ну, чего так расстраиваться, с кем не бывает, – попробовал утешить я его и понял, что сморозил глупость. – Как у вас сейчас с кинематографом, снимать ещё не дают?
– Даже на пушечный выстрел не подпускают. Удивляюсь, что ещё мои фильмы показывают.
– Жаль, могли бы снять ещё немало хороших фильмов.
Я стал вспоминать, что в моей реальности Тарковский ещё не снял. Вспомнился «Сталкер», обхаянный фанатами Стругацких, а так больше ничего на память и не приходило. Может, самому взяться за «Пикник на обочине»? Сделать фильм по книге, а не руководствоваться состоянием собственного душевного полураспада? А что, может получиться весьма смотрибельная вещь. Не на «Оскар», конечно, но по советским меркам более чем.
– Ну ладно, пойду я, а то мне уже через три минуты нужно быть в кабинете, – вывел меня из раздумья Тарковский.
– А, ну счастливо, ещё как-нибудь свидимся.
Я глядел в его худую, согбенную спину и думал, как хреново человеку. Как бы руки на себя не наложил, бедолага. Может, замолвить за него словечко перед тем же Цвигуном? Могут и послать куда подальше, не такая уж я и величина. А для меня – удар по самолюбию. Всё ж таки я тщеславный человек, не без этого. Как, собственно, и любой из нас. Что-то не встречались мне святые, а в природу человека, наверное, заложены тщеславие и честолюбие. Просто кто-то эти стороны натуры тщательно подавляет благодаря сильной воле, а у кого-то они, напротив, приобретают гипертрофированные размеры. Среди известных личностей таких примеров масса, причём большинство из них достигают этой самой известности как раз благодаря необузданному тщеславию, заставляющему людей совершать как подвиги, так и гнусные поступки. Так что нарциссизм во мне присутствует, но, надеюсь, не в извращённой форме.
Церемония открытия XXII Олимпийских игр практически ничем не отличалась от виденной мной на кадрах кинохроники. Разве что приветственную речь толкал не Брежнев, а Романов да количество делегаций иностранных спортсменов выросло на порядок, учитывая, что бойкот Олимпиады в этой истории не случился. Нам достались неплохие места, всё было видно как на ладони, в глазах Вали плескался неподдельный восторг, а сынуля благополучно задремал у неё на руках аккурат на середине церемонии.
На следующий день, заехав по делам в Союз композиторов, столкнулся там с Пугачёвой и Стефановичем. Тут же вспомнил о просьбе Примадонны написать для неё песню. В этот раз она не стала об этом напоминать вслух, но её вопросительный взгляд с приподнятой бровью был настолько красноречив, что я не выдержал и как загипнотизированный произнёс:
– Кстати, Алла, я тут между делом тебе песню написал на английском, называется «Stop!». Завтра могу передать текст и ноты, только нужно договориться о встрече. Или подошли кого-нибудь ко мне в Переделкино – летом мы живём на даче.
– Так мы с Сашей сами и подъедем, если ты не против. Да, Саша? – выразительно посмотрела она на мужа.
Тому не оставалось ничего другого, как заверить любимую о полном согласии с её предложением.
Договорились, что парочка приедет к нам в дачный посёлок после обеда, поскольку с утра у Пугачёвой намечалась репетиция, и я помчался домой копаться в кассетах. То, что бессмертный хит в исполнении Сэм Браун переписан на одну из них, я помнил точно. Оставалось только отыскать кассету, что я с успехом проделал после десяти минут поиска в коробке с записями. Главная проблема заключалась в тексте. Аккорды я помнил, играл когда-то, там в куплете всего-то два аккорда, в припеве посложнее, но тоже ничего необычного. А вот слова разучить так и не удосужился. Вернее, удосужился, но в найденном где-то на просторах Интернета русскоязычном переводе, поэтому срочно вызвонил Юрика, к которому уже обращался с просьбой о помощи в бытность его студентом факультета иностранных языков МГУ. По счастью, выпускник самого известного вуза страны так и жил с родителями по старому адресу и номер телефона остался прежний. Договорились, что я сам подъеду к нему с русскоязычным текстом, который к завтрашнему утру нужно будет преобразовать в англоязычный. Само собой, за некоторую сумму. Причём чтобы рифма присутствовала – это было обязательное условие.
Юрик с заданием справился на отлично, мне даже показалось, что я держу в руках оригинальный текст, который пела Сэм Браун. Оставшееся до приезда Пугачёвой и Стефановича время я посвятил написанию нот. Вроде всё правильно. Жаль, нет дома рояля или даже захудалого пианино, придётся, если что, аккомпанировать Алле на гитаре.
Звёздная пара заявилась с большим тортом, мол, не с пустыми же руками в гости ехать. Впрочем, Валя, как хлебосольная хозяйка, тоже успела расстараться, накрыв к приезду гостей стол, так, чисто почаёвничать.
– Здорово у вас тут, – прокомментировала Аллочка. – Природа, свежий воздух, деревянный дом… Саша, может, нам тоже в Переделкино дачу купить?
– Ну, это нужно узнать, имеются ли сейчас свободные фонды…
– Ладно, не забивай себе голову, с моим гастрольным графиком не до Переделкино, даже летом покоя нет, концерты на юге один за другим… Ну что, поработаем для начала с материалом, Сергей Андреевич? Где у вас тут рояль?
Пришлось, краснея, сознаваться, что клавишными не располагаю, имеется только гитара, на которой я, в принципе, могу подыграть. Пугачёва и Стефанович переглянулись, и Примадонна милостиво согласилась на такой вариант, раз других нет.
В общем, пришлось сначала мне самому, аккомпанируя себе на гитаре, кое-как исполнить песню, после чего Алла заявила, что уловила суть и попробует спеть сама. Взяла лист с нотами и текстом, пробежала глазами и дала отмашку. У неё получилось не в пример лучше, и хотя гостья пыталась сохранять видимость некоего равнодушия, однако я-то видел, что композиция пришлась ей по вкусу.
– Неплохо, – констатировала Алла Борисовна, когда мы прогнали материал по второму разу. – Сергей Андреевич, ваши условия?
– Ну, с Чарской я работаю по ставке: две тысячи – хорошая песня, три тысячи – потенциальный хит.
