Я покосился на Стетсона. Его радужно-мечтательное настроение вмиг испарилось, уступив место какому-то страдальческому выражению. Больно, понимаю, но будет ещё больнее, когда он столкнётся с суровой реальностью. В бизнесе Саймон собаку, что называется, съел, а вот в жизни — словно всё ещё воспитанный на романах Дюма-старшего юнец.

— Мистер Бёрд, мы должны её вытащить в Америку! Или… или я попрошу у вас через месяц отпуск и сам прилечу в Россию. Я ведь столько лет не был в отпуске, что вы, уверен, мне не откажете! — В его голосе прозвучала такая железная решимость, что я мысленно ему поаплодировал.

Гляди-ка, кто бы мог подумать, что он готов биться за своё счастье до победного конца! Ну что ж, надо пойти ему навстречу.

— Ладно, Саймон, у нас в запасе ещё пара дней, что-нибудь придумаем. А пока нужно как следует выспаться, кажется, я сегодня немного перебрал.

Втечение следующего дня я решал вопрос о гастролях артистов Ленинградской филармонии по Соединённым Штатам. Обязательным условием было присутствие в труппе перспективной певицы Галины Вишневской. Вопрос мы обсуждали лично с председателем Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР товарищем Беспаловым, на приём к которому мне удалось напроситься не без помощи Микояна. Решающим фактором стало обещание оплатить все расходы по пребыванию коллектива в Штатах, а выручку от гастролей разделить поровну. Конечно, не факт, что я останусь в каком-то плюсе, но в данный момент решалась судьба моего помощника.

— Что ж, дело хорошее, пусть американцы знакомятся с советской культурой. Тем более и финансовые расходы вы берёте на себя. Но почему именно Ленинградская филармония? В стране есть немало и других хороших коллективов, тот же Большой театр…

— Дело в том, что это просьба моего хорошего товарища, уроженца Петербурга, чья мама была в прежней столице известной певицей, — выдал я экспромт.

— Да? И как её фамилия?

Вот же, блин, угодил впросак. Надо как-то выкручиваться.

— Как её фамилия — не знаю, она давно скончалась. Возможно, Вержбовская. Во всяком случае, эту фамилию носит мой товарищ.

— М-м-м, не слышал, возможно, она была не очень известна… Как бы там ни было, мистер Бёрд, ваше предложение лично меня заинтересовало. Хотя, безусловно, я должен посоветоваться с товарищами, не я один принимаю такие решения. Хотя без моей подписи никто никуда не выезжает, — хохотнул он.

— Уверен, вы сможете с ними поговорить так, что они примут верное решение, — душевно улыбнулся я. — А у меня к вам ещё одна просьба, Николай Николаевич. Можно сделать так, чтобы на гастроли отправились только актёры, плюс обслуживающий персонал в лице костюмера и гримёра, ну и кто там ещё, без кого нельзя обойтись, но без лишнего сопровождения в лице директора театра и прочих чиновников?

— Почему же это лишнего? — удивлённо откинулся в своём кресле Беспалов.

— Да вы сами посудите, зачем ездят за границу все эти деятели, которые сами на сцене не появляются, никакой существенной пользы не приносят, а только путаются под ногами да бегают по магазинам? Нет, я понимаю, кто-то должен следить за порядком, чтобы никто не загулял, не выставил, так сказать, образ советского артиста в негативном свете. Но есть же в коллективе Ленинградской филармонии комсомольцы, а возможно и коммунисты? Какой-нибудь парторг, не знаю… Наверняка есть. Вот пусть и возьмёт на себя администраторские функции.

— Ну не знаю, — прогудел предком. — Меня могут не понять… кое-где.

— Николай Николаевич, — доверчиво понизил я голос, — догадываюсь, о чём вы… Хорошо, пусть под видом администратора едет сотрудник соответствующих органов. Я ничего не имею против, таков у вас порядок, и вы не можете пойти против. Но в ваших силах отсечь действительно лишних людей. Уверен, если захотите — у нас с вами всё получится. И, кстати, совсем забыл… — Я расстегнул портфель и поставил на стол бутылку шотландского виски, в самой Шотландии именуемого скотчем. Одну такую я уже вручил Микояну ещё во время нашей первой с ним встречи, теперь и вторая, надеюсь, пригодится. — Сувенир из Америки. Chivas Regal 12, не менее двенадцати лет выдержки в дубовой бочке.

— Что вы, что вы, я не могу…

— Берите, это не взятка, а всего лишь подарок от друга, которым, надеюсь, вы меня считаете.

Беспалов, секунду посомневавшись, с хэканьем нагнулся, протягивая руку к бутылке, затем с полминуты крутил её, разглядывая со всех сторон, словно какую-то диковинку.

— Ну спасибо, удружили, — довольно прокряхтел он. — Нас каким-то скотчем угощали на приёме в британском посольстве в прошлом месяце, ничего, понравился, хотя вкус необычный, уж этот, думаю, точно не хуже будет. — Он убрал бутылку в сейф и с серьёзным видом повернулся ко мне: — Ладно, мистер Бёрд, мы учтём ваши пожелания. Хотя, повторяю, на сто процентов обещать ничего не могу.

— Заранее благодарен, Николай Николаевич. Через час с небольшим, — я бросил взгляд на циферблат недавно приобретённых Longines, — у меня запланирована встреча с товарищем Большаковым.

— Это который возглавляет Министерство кинематографии? А с ним что за дела, если не секрет?

— Да вот, пока гостил в Росс… в СССР, родилась идея экранизировать гоголевского «Вия».

— Интересно посмотреть, что из этого получится.

— Надеюсь, что получится, — улыбнулся я, пожимая протянутую на прощание руку…

Передвигался я на автомобиле из гаража всё того же Микояна. Водитель был вчерашний, Володя, но сегодня я ездил один, Стетсон остался в гостинице. До Малого Гнездниковского переулка, 7 мы добрались за двадцать минут. Кабинет Большакова находился на втором этаже некогда бывшей усадьбы промышленника Георгия Лианозова.

— Здравствуйте, мистер Бёрд! Рад наконец познакомиться с вами вживую.

Иван Григорьевич вышел из-за стола, протягивая мне сразу обе руки. Не люблю хождения по чиновничьим кабинетам, особенно по высоким, но порой некуда деваться. Вот и на этот раз выпили чайку с лимоном и конфетами фабрики «Рот Фронт», и за чаепитием мне пришлось выслушать похвальные отзывы и о фильме «Из России с любовью», и о больших сборах в советских кинотеатрах, часть денег с которых, как напомнил Иван Григорьевич, ушла на мой счёт в одном из швейцарских банков. После чего мы наконец приступили к обсуждению возможного сотрудничества на ниве любви к Гоголю.

Около шести вечера, чертовски голодный — чаем с конфетами особенно не наешься, — я постучался в соседний, занимаемый Стетсоном номер.

— Ну как всё прошло, сэр?

Сэром меня Стетсон называл лишь в моменты крайнего волнения, что за ним наблюдалось чрезвычайно редко. Хе, переживает, засранец, мысленно ухмыльнулся я.

— Ты о визите к министру культуры или к министру кино?

— Конечно же, к министру культуры, мистер Бёрд! Вы же знаете, как я переживаю, удастся ваша задумка или нет.

— Саймон, ты должен мне бутылку скотча, — выдал я и, рассмеявшись, хлопнул своего помощника по плечу. После чего вкратце пересказал итоги визита к Беспалову. — Вхождение в состав гастролирующей труппы твоей Галины было обязательным условием, — добавил я. — Надеюсь, её мужа не отправят в Америку, я очень на этом настаивал.

— О’кей, я весьма рад, — потёр ладони довольный Стетсон и для проформы спросил: — А что с кино, вы что-то хотели экранизировать, какой-то русский фольклор, удалось договориться?

— Сам ты фольклор, Саймон Стетсон! Это русская классика, к твоему сведению. Гоголя я уважаю даже больше, чем всех этих Достоевских и Толстых. Да, мы подписали предварительный договор, ориентировочно следующим летом собираемся приступить к съёмкам на Украине. А вообще я чертовски голоден, идём в местную забегаловку.

Забегаловкой я называл ресторан при гостинице «Москва». Нет, в целом заведение было приличное, тараканы по столам не бегали, официанты приветливые, еда не самая плохая… Но на фоне того же «Арагви» заметно проигрывало. Однако сейчас после всех переговоров я так хотел есть, что готов был схомячить просто огромный кусок чёрного хлеба с толстым слоем масла. Ну и икорка сверху не помешала бы, но это я уже так, привередничаю…