— Мне тоже хочется верить, что война завершится через год, — дипломатично ответил я. — А месяца на создание фильма в любом случае будет мало. Я, правда, могу приехать с уже готовым сценарием, начать работу совместно с каким-нибудь талантливым режиссёром, желательно молодым, без комплексов, а перед отъездом оставить ему свои рекомендации. А пока суд да дело, можно группу советских кинематографистов отправить на стажировку в Голливуд. Правда, без упоминания моего имени, некоторые и так подозревают меня в симпатиях к коммунистам, хотя я вроде повода не давал.
— Да, я слышал, товарищ Сорокин, что у вас там возникли некоторые сложности с руководителем ФБР. — В устах Сталина это прозвучало как «фебеер». — Якобы вставляет вам палки в колёса. Может, стоит убрать этого… м-м-м… Гувера?
О как! Я едва со стула не свалился от такого предложения. Убрать физически или что он имел в виду? Прочистив ставшее наждачным горло, ответил:
— Думаю, не нужно торопиться, товарищ Сталин. Гувер — большая шишка, и он обещал мне содействие в обмен на то, что периодически на моих радио— и телеканале будет проходить нужная ему информация. Давайте поглядим, чего он хочет, а устранить Гувера мы всегда успеем.
Лишь бы его смерть не связали со мной, пусть даже не имея доказательств, в противном случае не только моему бизнесу придёт конец, но и меня, боюсь, посадят в Синг-Синг до конца дней, а то и на электрический стул.
— Тоже верно, не будем спешить, да, Лаврентий? Кстати, как тебе идея с электрическим стулом? Что экономнее — пуля или некоторое количество электроэнергии?
— Хм, наверное, электрический стул — это слишком бесчеловечно, — вроде бы невозмутимо принялся протирать стёкла пенсне носовым платком Берия. — Я видел кинохронику такой казни… Всё-таки расстрел куда более гуманен, даже по отношению к отпетым негодяям и врагам Советского государства.
— Ну смотри, а то я могу намекнуть Вышинскому, он, если что, всё организует… Ладно, главное, чтобы наш гость на этот стул в своей Америке не угодил. Кстати, я, товарищ Сорокин, как вы знаете, ознакомился с вашими показаниями, и товарищ Берия рассказал мне о вашей с ним встрече перед отлётом в Индию. Я хотел бы уточнить несколько моментов…
Эти моменты, как я и предполагал, касались переустройства Европы и мира в целом после окончания Великой Отечественной. Также секретарь ЦК ВКП(б) попросил подтвердить дату его кончины, восприняв мой ответ достаточно мужественно. Далее мы прошлись по внешней и внутренней политике СССР вплоть до развала страны, с упоминанием конкретных личностей, которые, на мой взгляд, приняли в этом развале самое непосредственное участие.
— Товарищ Сталин, разрешите? — вклинился Берия. — У меня тут есть кое-какая информация по этим людям.
— Ну-ка, — не без заинтересованности кивнул Вождь.
— Первый Президент России Борис Николаевич Ельцин… Пока Борису Ельцину одиннадцать лет, он является учеником школы города Березники Свердловской области. Его отец Николай Игнатьевич из раскулаченных крестьян, в тридцать четвёртом был арестован по статье 58–10, был приговорён к трём годам исправительных работ. В тысяча девятьсот тридцать шестом освобождён досрочно, сейчас семья, как я упоминал, проживает в Березниках. Александр Николаевич Яковлев, он же прораб перестройки, как его в своих мемуарах называет товарищ Сорокин, тысяча девятьсот двадцать третьего года рождения. Был призван на фронт в августе сорок первого после окончания средней школы посёлка Красные Ткачи Ярославской области, служил рядовым в учебном артиллерийском дивизионе, затем был зачислен курсантом Второго Ленинградского стрелково-пулемётного училища, эвакуированного из Ленинграда в Глазов. После окончания училища в феврале тысяча девятьсот сорок второго года лейтенант Яковлев был зачислен в действующую армию. Служил командиром взвода на Волховском фронте в составе Шестой бригады морской пехоты. В августе тысяча девятьсот сорок второго года был тяжело ранен и эвакуирован в тыл на излечение. Далее — глава страны, при котором СССР распадётся. Горбачёв Михаил Сергеевич, родился второго марта тысяча девятьсот тридцать первого года в селе Привольное Северо-Кавказского края…
— Ты вот что, Лаврентий, давай-ка мне сюда свои выкладки по всем этим будущим проходимцам, я с ними позже ознакомлюсь. Не стоит задерживать нашего гостя, ему ещё в Америку лететь. — Мимолётный взгляд в мою сторону, которого хватило, чтобы пружина внутри сжалась и разжалась.
На языке вертелся вопрос, зачем они собирают информацию по всем этим людям, большинство из которых ещё не достигло совершеннолетия, но задать его я так и не решился. Наверное, боялся услышать жестокую правду.
— А вы что, так прямо с орденами и полетите в североамериканские Соединённые Штаты? — лукаво улыбнулся мне Сталин, собрав в уголках глаз весёлые морщинки.
Я скосил взгляд вниз, на государственные награды. М-да, вопрос-то резонный, иначе было бы как в анекдоте со Штирлицем… Похоже, свои мысли я озвучил вслух, так как Сталин поинтересовался:
— А что за Штирлиц?
Пришлось вкратце пересказывать сюжет фильма «Семнадцать мгновений весны», после выхода которого на экраны народ в массовом порядке принялся сочинять посвящённые Штирлицу анекдоты.
— То, что вы любитель анекдотов, я от товарища Берии уже слышал, — заставив меня слегка похолодеть, усмехнулся Сталин. — Ну-ка, что там сочинили о Штирлице?
Рассказал анекдот, как штурмбаннфюрер СС Отто фон Штирлиц шёл по Берлину с рацией за спиной и волочащимся по брусчатке парашютом[21]. Сначала от души рассмеялся Коба, спустя секунду нарком тоже несколько раз хмыкнул.
— А что, весёлый анекдот, хоть и глупый! — успокоившись, разгладил усы Сталин. — А ещё есть какие-то анекдоты об этом… Штирлице?
Я вспомнил ещё с пяток относительно приличных, в которых легендарный киноразведчик играючи оставляет с носом матёрых гестаповцев во главе с Мюллером. Почему-то особенно развеселил лидера страны анекдот, как Мюллер шёл по улице, и ему на голову упал кирпич. «Вот те раз», — подумал Мюллер. «Вот те два», — подумал Штирлиц, бросая второй кирпич. Кстати, прототипом Штирлица послужил не кто иной, как гауптштурмфюрер Вилли Леман, который, если верить информации из прочитанных когда-то в будущем мной источников, тринадцать лет работал на советскую разведку, но в итоге был раскрыт и казнён в декабре этого, 1942 года.
Сталин и побледневший Берия обменялись взглядами, после чего Коба как ни в чём не бывало повернулся ко мне:
— Спасибо вам за ценные сведения, товарищ Сорокин. Мы примем меры. Лаврентий, а что, может, попросить наших журналистов и писателей придумать истории с разведчиком Исаевым, который внедрён в руководство СС? Мы могли бы их публиковать в периодических изданиях, а под это дело запустить в народ анекдоты о Штирлице. Сделайте себе пометку. Заодно пусть люди думают, что у нас и впрямь есть свой шпион в гитлеровских верхах.
Берия покосился на меня, но всё же достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и сделал себе пометку.
— А награды пока придётся сдать, — сказал он мне, убирая блокнот. — Вы у нас, товарищ Сорокин, как этот Штирлиц, разведчик на нелегальном положении. У нас ваши ордена и документы на них будут в полной сохранности, никто из моего сейфа их не возьмёт.
«Ага, если тебя самого не расстреляют, — подумал я, откручивая ордена. — Ищи-свищи потом свои награды, завоёванные потом и кровью, а без них хрена с два пенсию начислят как ветерану Великой Отечественной».
От этой мысли я едва не хмыкнул, но вовремя сдержался и передал ордена Берии с торжественной миной на лице.
— Товарищ Сталин, можно одну просьбу, — сказал я, прежде чем покинуть кабинет.
— Да, я вас слушаю.
— В партизанском отряде, где я был, осталась моя… скажем так, невеста, Варвара Мокроусова. Мы с ней познакомились ещё в Одессе, до войны. Может, есть возможность вытащить её оттуда? Она сама точно будет против, но если прикажете вы…
— Невеста, говорите? Невесту такого лихого бойца, как товарищ Сорокин, надо беречь пуще зеницы ока. Верно, Лаврентий?
