Таинство посвящения проводилось у подножия двенадцатиметровой статуи совы. К девяти вечера, обступив по бокам искусственное озеро, здесь собралось всё население лагеря, за исключением гостей, которым сие видеть было не положено. У постамента изваяния — я и председатель Богемского клуба, оба облачены в какие-то чёрные балахоны с капюшонами. Не иначе, подумал я, что-то типа масонского ритуала, только меча или шпаги не видно. Конкретно секта, мать их, и во что это я умудрился вляпаться?…
По четырём углам площадки горели факелы, их света хватало, чтобы зрители видели происходящее на этом возвышении.
Роуч повернулся к публике и поднял руки, словно собираясь проповедовать.
— Соратники! Сегодня в нашем клубе на одного члена станет больше.
«Вот уж точно, как есть член», — подумал я, мысленно переведя английское слово member на русский и вспомнив, что клуб чисто мужской.
— Мы уверены, что сей муж будет достоин высокого звания члена нашего клуба, но всё же обязаны задать соискателю вопрос. — Роуч повернулся ко мне, откинув с головы капюшон. — Брат, готов ли ты служить верой и правдой своим новым товарищам? Готов ли помочь им, если они тебя об этом попросят? Готов ли пожертвовать своей жизнью во имя тех, кто стоит здесь сегодня и молится за тебя?
— Готов.
А что мне ещё оставалось ответить? Главное — верить, что момент, когда мне придётся за кого-то из этих мудаков отдавать жизнь, никогда не наступит. Ну или в ближайшие хотя бы лет десять.
— Что ж, ты сделал свой выбор. Вносите!
Спустя мгновение из темноты в круг света вошли четверо в балахонах и капюшонах, неся на плечах обитый в столь же чёрную материю простой гроб. Поставив его у моих ног, двое сняли крышку, поставив её вертикально. Я с недоумением взглянул на Роуча.
— Ложись, — негромко сказал он мне и снова повернулся к зрителям. — Да грядёт ритуал очищения и перерождения!
Народ завопил, приветствуя этот акт маразма, а я, немного подумав, всё же лёг. А что мне ещё оставалось делать? Никогда ещё в гробу лежать не доводилось. Понятно, все мы там будем, рано или поздно, но всё же я надеялся, что уже не увижу, как меня выносят вперёд ногами. Ан нет, напрасно надеялся.
Лежать было относительно удобно, я даже руки на груди сложил для правдоподобия. Думал, полежу пару минут — и пригласят встать, мол, прошёл посвящение. Ага, щас! Я не видел, как сверху гроб закрывают крышкой, так как лежал с закрытыми глазами, просто сначала услышал стук, а когда открыл глаза — эти шустрые парни уже заколачивали гвозди.
— Эй, вы чего? Пошутили — и хватит!
Я ударил кулаком в крышку гроба и поморщился. Бракоделы, не могли доски нормально обстругать, занозу посадил. Не успел её вытащить — гроб подняли и куда-то понесли. Похоже, и впрямь вперёд ногами.
Несли недолго, по ощущениям метров двадцать. Гроб опустили, а затем я услышал звук вонзаемого в землю шанцевого инструмента, и комья земли загремели по крышке. Твою ж мать, меня, похоже, теперь ещё и закапывают! Они там совсем, что ли, офонарели?!
Орать, впрочем, я не стал. Ладно, ритуал есть ритуал, даже если его придумали такие извращенцы. Потерплю, ничего страшного.
Спустя какое-то время звуки исчезли полностью. Я слышал только отдававшееся набатом в заложенных ушах биение собственного сердца, явно сказывался перепад давления. Лежать в абсолютной темноте было не очень комфортно. И ведь даже зажигалки нет… Хотя оно и к лучшему, кислород нужно экономить.
Невольно вспомнилось когда-то вычитанное, что чем субтильнее человек, тем больше в гробу места для воздуха. Для дыхания здоровому взрослому человеку достаточно пол-литра кислорода в минуту, то есть весь кислород в гробу будет израсходован примерно за пять с половиной часов. Выходит, часов пять в запасе у меня, если не начну паниковать и дышать глубоко и учащённо, точно есть. А когда кислород закончится, я почувствую удушье, но перед смертью впаду в бессознательное состояние, так как углекислый газ вызывает сонливость, а затем кому.
Что вообще за чушь в голову лезет? Это же всё постановка, шутка. Сейчас полежу тут минут пять от силы, и меня откопают. Кстати, у меня же часы с фосфоресцирующими стрелками! Поглядел на время: 21.33. Пару минут уже лежу точно. Эй, вы, там, наверху, как пела Примадонна. Покуражились, и хорош!
Нет, они явно не спешили вызволять меня из этого ящика. Невольно вспомнилась героиня Тарантино, которую тоже заживо похоронили. Там она сумела-таки пробить себе путь к свободе в буквальном смысле этого слова. Подожду ещё минут десять и попробую повторить этот кинотрюк, хотя 99,9 процента что он завершится провалом.
Не успел я представить, как буду выбираться из подземного плена, как послышались какие-то посторонние звуки, и вскоре я понял, что меня наконец-то откапывают. Вытер носовым платком выступившую на лбу испарину, тихо, под нос себе матерясь на великом и могучем. М-да, интересно, они так каждого кандидата на вшивость проверяют?
Спустя несколько минут гроб был извлечён на поверхность, крышка снята и, поддерживая меня под руки, двое амбалов в накидках и капюшонах помогли принять вертикальное положение. Я снова стоял в круге света, рядом с Роучем, вопросительно на него поглядывая. Тот же смотрел на стоявшую перед ним толпу.
— Братья! Наш соратник с честью выдержал испытание и стал одним из нас! Теперь он может гордиться своим членством в Богемском клубе. Поприветствуем же его!
Народ разразился воплями, которые, наверное, было слышно в Монте-Рио. Напалмом бы пройтись по вам, насколько стало бы легче жить простому народу без этих кровопийц. С другой стороны, кого-то из них эти простые американцы и выбирали на руководящие посты во власть. Того же Уоллеса. И кстати, не самый худший президент, хоть и со своими тараканами в голове. Всяко лучше Трумэна, который в моей реальности затеял холодную войну с СССР, в этой же отношения двух самых могущественных стран были пусть и не дружескими, но вполне терпимыми. В общем, каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает.
— Мистер Бёрд, вы можете присоединиться к соратникам, — кивнул Роуч на толпу, и я, наконец скинув плащ, спустился к зрителям, которые тут же принялись с улыбками жать мне руку и поздравлять со вступлением в братство клуба.
Среди них были и Гувер с Толсоном. Директор ФБР панибратски хлопнул меня по плечу:
— Поздравляю, мистер Бёрд, со вступлением в наше братство! Теперь у вас есть не только права, но и обязанности. Одна из них — ежегодный вступительный взнос в размере двадцати пяти тысяч долларов.
— Ого, — присвистнул я. — Неплохо у вас тут обдирают. У меня с собой тысячи три… Правда, есть чековая книжка.
— Это дело не срочное, главное — оплатить в течение года. Для вас, уверен, это не сногсшибательная сумма… Смотрите, сейчас будет продолжение. — Он кивнул на возвышение, где Роуч снова поднял руки, призывая к вниманию.
— А теперь, — заявил он, — позвольте объявить начало следующей, уже традиционной церемонии.
Народ вновь оживился, послышались одобряющие крики. А дальше я стал свидетелем ритуала жертвоприношения. Маленькая лодка пересекла озеро, подплывая к группе фигур, закутанных в робы с капюшонами, во главе которых стоял «первосвященник», он же Фредди Роуч. Затем лодочник передал им фигурку в виде человека, которую сначала повесили, а затем сожгли у подножия статуи совы. При этом на протяжении всего ритуала из скрытых динамиков раздавался зловещий голос. Не понял, почему это зрелище вызвало такой восторг у толпы, ну да пусть порадуются в кои-то веки. Детский сад какой-то!
В эту ночь никто не спал до рассвета. Народ бухал и веселился от души. Я после своих «похорон» тоже не мог уснуть, поэтому позволил себе расслабиться. Бухали мы на пару с Дэвидом Рокфеллером, который не имел ничего против бутылки качественного бренди. По пьяной лавочке он загрузил меня воспоминаниями о Второй мировой. Я тоже мог бы ему много чего рассказать о своём прошлом, но был не настолько пьян, чтобы делиться откровениями, за которые могу угодить на электрический стул. Либо пришлось бы нечаянного свидетеля под покровом ночи устранять, а мне этого не хотелось, так как Дэвид Рокфеллер показался вполне приятным парнем, совершенно без заносчивости и снобизма.
