— Вы ведь первый день здесь? Джеймс Моррис, налоговый агент, — представился он.

— Фил Бёрд, бизнесмен.

— Погодите… Уж не тот ли Фил Бёрд, что владеет телестанцией, газетами и киностудией? — округлись за стёклами очков глаза Морриса.

Я неопределённо пожал плечами, мол, как хочешь, так и думай.

— И за что же вас сюда упекли?

— Убийство на меня повесили, которого я не совершал, — коротко ответил я. Не хотелось мне рассусоливать эту тему, всё равно никто не поверит в мою невиновность. Тут кого ни спроси — все сидят ни за что.

— Много дали?

— Пятнадцать.

— В общем-то лучше, чем электрический стул… Хотя здесь на тот свет отправляют через газовую камеру, а до 42-го — на виселицу. А меня посадили за финансовые махинации, — признался Моррис. — Поимел свою компанию на 250 тысяч, получил семь лет, из которых год и два месяца уже отсидел. Правда, — хмыкнул он, — деньги они так и не нашли.

— Что, закопали в саду под деревом? — в свою очередь усмехнулся я.

— Хотите узнать, где я прячу деньги? — шутливо погрозил пальцем налоговый агент. — Этого не знает даже моя жена… — Он вздохнул, а глаза за стёклами очков резко погрустнели. — После приговора она тут же со мной заочно развелась, продала дом и вместе с нашим двенадцатилетним… теперь уже тринадцатилетним сыном уехала жить к своей матери в Небраску.

— Печально… Ну да бог с ними, с вашими деньгами, у меня и своих хватает. А что вы скажете о тюремных порядках? По пути с нами ехал один зэк, который здесь якобы уже сидел, но к его словам я отношусь с долей изрядного недоверия.

— О, — оживился Моррис, — о порядках вы должны всё знать, иначе и впрямь трудно придётся. Вы же ведь впервые оказались за решёткой, как я полагаю?

«Ага, впервые», — хмыкнул я про себя.

— Кстати, обойдёмся без фамильярностей, здесь ты можешь звать меня просто Фил, — как можно дружелюбнее улыбнулся я сотрапезнику, почему-то вспомнив русское слово «простофиля».

— Хорошо, тогда для тебя я просто Джеймс, — ещё шире улыбнулся Моррис. — Так вот, слушай и ешь, а то нас скоро погонят на работу. В общем, тюремное сообщество в основе своей поделено на банды. Членство в той или иной из них зависит от расовых критериев. Есть «белое братство», банда итальянцев, банда выходцев из Латинской Америки, банда мексиканцев, евреев и чёрные, которые стараются держаться вместе. А ещё есть проповедник — Чокнутый Мо. Правда, чокнутым его называют за спиной, побаиваются. Он обедает с другой сменой, после нас. Ходит и проповедует, да так ловко, что у него уже появилась своя паства, которую при желании можно и бандой назвать. С ним лишний раз стараются не связываться, они там все какие-то фанатики, за своего лидера глотку перегрызут. В общем, кто в какой банде, можно увидеть во время прогулок во дворе, там каждая группа занимает свой сектор, и горе тому, кто случайно попал на чужую территорию.

— И что, все вновь прибывшие обязаны выбрать себе банду? — хмыкнул я.

— Не обязательно, полно тех, особенно среди белых, кто не принадлежит ни к одной из группировок. Я, например, из таких. Конечно, нам поодиночке труднее постоять за себя, но мы особо и не выделяемся.

«В общем, каста мужиков», — подумал я.

— Но вообще принадлежность к той или иной группе — это часто вопрос жизни и смерти для новичков, которые занимают низшую ступень в тюремной иерархии. Чтобы стать членом банды, необходимо пройти ритуал посвящения — выполнить определённое задание. Например, избить указанного заключенного или достать наркотики.

— А смертников много?

— Об одном точно знаю, зовут Кэрил Чессмен, так называемый «бандит с красным фонарём». Он в камере смертников с 48-го. Несколько раз его доставляли в камеру ожидания, но каждый раз приговор откладывался. Чудак, на суде отказался от услуг адвоката, сам себя защищал. А так, может, и пожизненным отделался бы.

— И за что этого «шахматиста»[19] сюда упекли?

— Грабитель и насильник.

— Так он даже не убил никого?

— Порой американское правосудие выкидывает неожиданные номера. Ты можешь убить десяток человек и получить пожизненное, а можешь, как Чессмен, грабить и насиловать, но оказаться на… Что ж меня всё к электрическому стулу тянет?! В общем, можешь оказаться в газовой камере.

— Действительно, правосудием это назвать язык не поворачивается… Побеги случаются?

— Хочешь пойти по стопам Винсента Перри?[20] — хмыкнул Моррис. — Да, несколько попыток было, одна уже при мне, но все они заканчивались неудачей.

— Ладно, забудем о побеге… А что ты можешь сказать о моём соседе?

— Каком именно?

— Меня подселили к Молчуну Лу, — покосился я на негра. — Он не немой, случайно?

— Нет вроде, иногда мычит что-то членораздельное. А в основном не пойми что. Да и не так уж много желающих с ним общаться.

— А так-то он тихий? В смысле — не кидается на людей?

— Тихий вроде, но странный. Да ты и сам уже, наверное, успел заметить. Сразу и не скажешь, что он вырезал свою семью.

— То есть как вырезал? — едва не поперхнулся я фасолью.

— А ты думал, его за что сюда упекли? Рассказываю, что сам от других слышал, — понизил голос Моррис. — Жил он в Бронксе с отцом и матерью. Парень физически здоровый, но у него с детства с головой что-то не в порядке. Вот они и ухаживали за своим единственным сыном, который вымахал в настоящего Кинг-Конга. Видел этот фильм, в 33-м сняли?

— Видел, и смеялся от души. Когда выйду на свободу, сниму нормальный фильм, а не это убожество.

— С удовольствием посмотрю твою работу… если доведётся… Так вот, парень рос тихим, но однажды шесть лет назад среди ночи взял и прирезал своих немолодых уже предков. Перерезал горло отцу и матери тупым ножом. А потом как ни в чём не бывало отправился на боковую. Утром к ним стучится соседка. Молчун Лу открывает. Она просит, мол, позови мать, а он башкой трясёт. Она зашла, глядь — мать с отцом в луже крови в постели лежат. Ну и вызвала копов. По-хорошему, Молчуна надо было в психушку забрать, но врачи решили, что он осознаёт свои действия, так его сюда и определили на двадцать пять лет.

Ничего себе, вот так повезло мне с соседом! Если бы я знал его прошлое до вчерашнего отбоя, то ночное происшествие могло бы довести меня до инфаркта. А ну как вдруг и меня он ночью… того? Хотя откуда у него взяться ножу… Но такой детина мог бы и голыми руками придушить, особенно спящего.

— А какие у вас тут развлечения? — поинтересовался я, чтобы сменить тему.

— Ну, смотря что под этим ты имеешь в виду. Я, например, сразу записался в библиотеку, там можно полистать подшивки газет, а на руки взять книги, но не больше двух зараз. Некоторые ещё во вполне приличном состоянии. Раз в месяц в большом зале нам устраивают кинопоказ. Крутят в основном комедии и музыкальные фильмы. Кто-то занимается спортом во дворе, там же песчаное поле для игры в футбол[21]. Между прочим, хороший вариант, если нужно с кем-то разобраться типа на законных основаниях, так как защитной амуниции практически никакой. После некоторых матчей кто-то из зэков оказывается в лазарете. Кстати, директор тюрьмы — большой любитель бокса и раз в три месяца устраивает здесь турнир среди заключённых со ставками в подпольном тотализаторе. Победитель получает хорошие премиальные, а он обычно один — Эшли Редфорд. Мало желающих выходить с ним на ринг, он уже не одного зэка покалечил. Но это тоже как бы в рамках закона.

— А так, вне закона, часто калечат друг друга?

— Не без того, — вздохнул Моррис. — Раз в неделю точно случается, что кто-то кого-то порезал. Сколько камеры и зэков не обыскивай, — всегда найдётся способ заныкать заточку. Кстати, не нравится мне, как вон тот мексиканец смотрит на тебя.

— Какой?

— Да вон, сидит в компании своих подельников.

Он чуть заметно кивнул направо, где в компании смуглых мужчин разного возраста сидел такой же с чёрными курчавыми волосами почти до плеч и пялился на меня так, будто я ему должен сотню баксов. Можно, конечно, поиграть в гляделки, но ни к чему этот детский сад. Правда, когда мексиканец провёл большим пальцем по горлу, демонстрируя универсальный жест угрозы, я слегка напрягся. Это ещё что за наезды? Ладно, разберёмся, что к чему, там будет ясно, чем моя физиономия не устроила этого кучерявого латиноса.