— У вас ко мне имеются какие-то вопросы? — спрашиваю я с самым невинным видом, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Ага, вопросы, — хищно скалится Пабло. — Скорее привет от дона Сальвадо. Надеюсь, ты его хорошо помнишь?
— А-а, — демонстративно морщу я лоб, — это, кажется, тот толстый извращенец, который в мексиканском борделе развлекался с мальчишкой, пока я его не засунул в багажник и не сдал на руки ребятам из ФБР. А что это он решил мне привет передать? Никак соскучился?
Волчата переглядываются, они явно не ожидали от меня такой наглости, а я непроизвольно поёживаюсь от усилившегося дождя и уже более серьёзно заявляю:
— Я тут с вами мокнуть не собираюсь. И вообще, у меня только что был тяжёлый бой. Так что, если есть какие-то проблемы, давайте решим их прямо сейчас и разбежимся.
— Pues bien[23], — кивает Пабло.
И, словно по команде, пятеро его гавриков кидаются на меня. Причём не с пустыми руками, у двоих я вижу заточки, а ещё один вооружён приличным таким ножом. Ну что ж, придётся встречать жёстко, миндальничать будем в другой раз. Но в то же время хотелось бы обойтись без трупов, иначе всё может всплыть — и прощай УДО.
Одно из главных условий успешного противостояния безоружного одиночки вооружённым холодным оружием соперникам — постоянное движение. В моём возрасте, конечно, порхать, как бабочка, и жалить, как пчела, уже не так легко, тем более после боя с Редфордом, но я надеялся, что, прежде чем начну задыхаться, успею разобраться с нападающими. Уроки мастера Лю мне в помощь! Прежде всего нужно вывести из строя эту троицу, одного за другим, что я и делаю, правда заработав, как назло, довольно глубокий порез левого предплечья. Левый рукав робы тут же набухает от крови. М-да, реакция уже не та. И врагов на ногах половина, пусть и безоружных. Заточки и нож уже где-то валяются в темноте. Время, всё решает время! И чем дальше — тем хреновее будет становиться для меня ситуация. И ещё мне очень не нравится, что этот Пабло, за которым я присматривал краем глаза, как-то не слишком рвался в бой, явно чего-то выжидая. Возможно, что я стану терять силы.
Даже в полусумраке видно, что мой рукав потемнел, а значит, с каждой пинтой вытекающей из меня крови я буду становиться слабее. И подельники его, что совсем погано, не стремятся нападать, ходят вокруг. И началось это после того, как Пабло что-то крикнул им на испанском. А тут ещё двое из трёх покалеченных «меченосцев» поднимаются на ноги, тоже в общем-то готовы, если что, принять участие в моём избиении.
Ладно, пока силы есть, надо действовать. Я качнулся вправо, в сторону одного из отшатнувшихся оппонентов, и тут же прыгнул влево на другого бойца, казавшегося мне наиболее опасным. Тот явно не ожидал такой прыти от истекающего кровью противника, что едва не стоило ему жизни. Я лишь в последнее мгновение смягчил силу удара, направленного точно в солнечное сплетение, иначе мог запросто проломить ему грудину.
Так, ещё один готов, возможно, он даже без сознания, так как свалился кулём и не подаёт признаков жизни. Но убить я его точно не должен был, всё-таки занятия у мастера Лю не могут пропасть даром. А вообще всё это напоминает мне побоище в Ухтпечлаге, в результате которого я оттуда сделал ноги. Правда, там шла стенка на стенку и выглядело всё не в пример эпичнее, но сейчас выбирать не приходилось. Не до жиру, быть бы живу.
Сволочи! Продолжают выжидать, отрезая пути к отступлению, то бишь к моему блоку. Причём на пути туда именно Пабло и, чёрт возьми, он держит в руке нож. Только этого мне не хватало… Хотя ведь можно было предположить, что главарь этой банды вооружён, хорошо хоть, не огнестрелом. С другой стороны, силы тают на глазах, а кровь и не думает униматься, окропляя хлюпающую под ногами грязь. Сейчас бы чем-нибудь руку перетянуть, чтобы унять поток, но кто же даст время на это, судя по всему, у них цель — кончить меня именно здесь и сейчас.
Отвлёкшись на посторонние мысли, я не уследил, как один из негодяев прыгнул на меня сбоку. В последний момент почти успел уклониться от удара в висок, и кулак прошёлся вскользь, но и этого хватило, чтобы в глазах потемнело. Я пошатнулся, не глядя засадил ногой в сторону нападавшего и, похоже, куда-то хорошо попал, так как послышался вскрик. Но тут же налетел его подельник, и мы свалились в грязь, принявшись мутузить друг друга. Я ещё успел расчётливо подумать, что сейчас Пабло может спокойно ко мне подобраться и всадить в спину нож. Причём воспринял эту мысль как-то обречённо, понимая, что предпринять что-то не в моих силах, которых и так оставалось с гулькин нос.
Тут мне наконец удалось засветить сопернику куда-то в район трахеи, и он отвалился от меня, как насосавшаяся крови пиявка. Я же, каждый миг ожидая удара ножом, кое-как сумел подняться на ноги. Всё, боец из меня теперь аховый, разве что смогу встретить смерть стоя, а не на коленях.
А это ещё что такое? Что это за живая куча? Проморгавшись, с удивлением вижу, что эта куча состоит из двух тел — Пабло и… Молчуна Лу! Он-то как здесь оказался?! И мало того: как он не испугался схватиться с этим отморозком?
И больше никого на ногах здесь нет. Кто-то из мексиканцев в отключке, остальные в таком состоянии, что им только до лазарета доползти бы. Значит, могу, не опасаясь нападения сзади, помочь Молчуну.
Наплевав на валяющиеся в грязи купюры — гонорар с выигранного боя, двигаюсь к этой куче-мале. И вижу, как Пабло с грехом пополам выбирается из-под неподвижного тела моего сокамерника и, прихрамывая, бросается прочь. Чувствуя, что что-то не так, опускаюсь на колени и не без труда переворачиваю Молчуна на спину, с болью взирая на торчавшую из его живота рукоятку самодельного ножа. Удар был нанесён в правую часть, как раз в район печени. На автомате прикидываю, что лезвие было сантиметров пятнадцать, а Молчун Лу не такой уж и толстый, скорее, просто большой, выходит, печень мексиканец ему по-любому порезал. Вытащить нож — опасно, кровь затопит брюшную полость, оглянуться не успеешь, как вся она там и скопится. Прикладываю два пальца к сонной артерии и чувствую слабое биение пульса. Молчун вздрагивает, открывает глаза, наши взгляды скрещиваются, и я чувствую, что осталось Лу совсем немного. Вытаскивай нож, не вытаскивай — исход один. И я говорю:
— Всё будет нормально, ты только потерпи немного, я вызову охрану, они тебя отнесут в лазарет.
На что толстые губы Молчуна отвечают подобием болезненной улыбки, а его пальцы сжимают мои.
— Я их… — Дальше что-то очень тихо.
— Что? — наклоняюсь я ниже, чтобы понять, о чём он.
— Я их не убивал. — И Молчун Лу испускает дух, взирая стекленеющим взглядом куда-то в изрыгающую влагу небо.
Я продолжаю держать свои окровавленные пальцы в его руке и чувствую, как она холодеет, а внутри у меня — ноль эмоций, какое-то безразличие ко всему, полная апатия. И даже с равнодушием зафиксировал, как на опавшую грудь Молчуна взобралась крыса. Села и стала тыкать носом ему в подбородок. А потом, видно поняв, что дела плохи, повернула мордочку ко мне. И я в чёрных бусинках её глаз словно прочитал немой укор, мол, что же ты своего сокамерника не уберёг?
Высвободив руку из оцепеневших пальцев Молчуна, я стащил с себя робу, зубами оторвал полосу ткани и кое-как перетянул своё левое предплечье выше раны. Потом, напялив на себя драную рубаху, протянул руку к крысе. Та, пару секунд подумав, взобралась на мою ладонь, и я спрятал её за пазуху.
«Ну вот, очень вовремя!» — подумал я, увидев бегущих в нашу сторону двух охранников с M-1 Garand наперевес.
— Всем лежать, никому не двигаться!
— Тут и так все лежат, — кое-как двигая языком, ответил я.
— Заключённый Бёрд? Что тут произошло?
— А вы сами не видите?
— Я вижу, что здесь случилось настоящее побоище, и… Это что, Молчун Лу? Он что, мёртв?
— Как видите.
— Кто это сделал?
— Пабло, главарь вот этих ублюдков, — кивнул я на копошащиеся в грязи тела.
— Так… Адам, вызывай подмогу, а я пока подержу их на мушке.
