— Мистер Бёрд! А я слышал, вы в тюрьме?
— Хм, ну, в общем-то, так и было. К счастью, недоразумение разрешилось, и я уже на свободе… Помните наш разговор о съёмках «Вия»?
— Ещё бы! Сами-то не утратили желания заняться этим проэктом? — спросил он, выделив в последнем слове букву «э».
— По этому поводу и звоню. Как вы, готовы принять нашу маленькую делегацию?
Разговор длился около пятнадцати минут и завершился заверением Беспалова принять американскую делегацию на высшем уровне, так как этот вопрос был согласован ещё в мой последний визит в СССР.
— Тогда, Николай Николаевич, технику я завтра же отправляю морем до Владивостока, дальше по железной дороге, а лучше самолётом, её нужно будет доставить до места съёмок, с которым мы определимся, прибыв в Москву заранее. Также придётся готовить визы для меня, моей жены, детей и моего помощника, — заключил я, памятуя, как страдает Стетсон после отъезда Вишневской.
Возражений не последовало, правда, о членах нашей небольшой делегации Беспалов обещал посоветоваться «кое с кем». И попросил перезвонить на следующий день. Я перезвонил следующей ночью и услышал, что вопрос решён положительно и мы можем подавать в советское консульство документы на выезд.
Неделю спустя мы впятером, Данька у меня на руках, спускались с трапа самолёта в аэропорту Внуково. Начало мая в Москве выдалось тёплым, так что заготовленные заранее плащи мы так и не стали надевать.
Нас встречал лично Беспалов, его помощник, явно смахивающий на сотрудника органов, и… скромно стоявшая в сторонке Галина Вишневская. Я сначала удивился её появлению, мол, откуда узнала о нашем прилёте, но, покосившись на довольно улыбавшегося Саймона, понял, что тут не обошлось без личного звонка.
— Ну иди, обними свою невесту… Или вы пока на этот счёт не говорили?
— Говорили, и она на прошлой неделе получила развод, так что Галина теперь свободная женщина, — ответил сияющий Стетсон, и на полных парах рванул к будущей приме мировой оперной сцены.
Для нас приготовили шестиместный лимузин ЗИМ чёрного цвета, куда втиснулись все, кроме Вишневской, которая, как сообщил мне наобнимавшийся Стетсон, на такси помчалась в Большой на репетицию.
— Кстати, Николай Николаевич, — окликнул я сидевшего спереди Беспалова, — нам бы валюту на рубли поменять.
— Решим, — заговорщически подмигнул тот.
За каждый доллар по официальному курсу мы получили по четыре рубля, причём больше тысячи долларов поменять не удалось. Зато теперь были на первое время карманные деньги. Это не считая моего финансирования проекта и дорогостоящей техники вкупе с рулонами «кодаковской» плёнки, плывущими от берегов Калифорнии во Владивосток. Нехилый подарок получался советскому кинематографу, хотя и я надеялся получить только с советского проката неплохую прибыль.
Несколько дней ушло на осмотр Москвы, в которой Варя давненько не бывала, а дети так вообще впервые оказались в столице СССР. Саймон же сутками пропадал с Вишневской, и, похоже, дело действительно двигалось к свадьбе.
А накануне отъезда на Украину, где мы собирались искать натуру, в нашем гостиничном номере ровно в восемь утра затрезвонил телефон.
— Мистер Бёрд? — спросил мужской голос на русском.
— Да, я слушаю вас.
— Вас беспокоит Поскрёбышев Александр Николаевич, личный помощник Иосифа Виссарионовича.
Та-а-ак, нормальный заход, и что это значит?
— Товарищ Сталин приглашает вас сегодня во второй половине дня вместе с женой и детьми посетить его дачу в Кунцево. Автомобиль за вами заедет в 16.30. Просьба в это время находиться в гостинице и никуда не отлучаться.
— Ясно… А что насчёт моего помощника Саймона Стетсона?
— Насчёт его никаких распоряжений не было.
— Ну и ладно, тогда я разрешу ему провести этот вечер в своё удовольствие.
На Ближней даче мне бывать доводилось только в прежней жизни в качестве посетителя, когда меня туда провели по блату. Планы превратить дачу в дом-музей Сталина не осуществились, и она так и оставалась режимным объектом. Сейчас же, когда Хозяин был ещё жив, нам пришлось миновать несколько постов охраны, причём на последнем обыскали не только меня, но и Варю, даже к детям настороженно присматривались. Наконец правительственный ЗИС остановился у крыльца, где нас встретил начальник личной охраны Вождя товарищ Власик.
Насколько я помнил, в этом двухэтажном с несколькими верандами строении было семь комнат, пол застлан паркетом, а на окнах висели короткие шторы, не закрывающие радиатор отопления. Тогда мне рассказали, что Сталин велел делать шторы такими короткими якобы для того, чтобы за ними не могли спрятаться злоумышленники. Сейчас имелась возможность спросить у него об этом лично, но, само собой, такой глупости я совершать не собирался.
Думал, нас заведут к Кобе в кабинет, но он вышел нам навстречу. По сравнению с нашей последней встречи, случившейся в далёком 43-м, Сталин заметно сдал, только взгляд оставался таким же острым и пытливым. Обязательные френч и сапоги, в левой руке — незажжённая трубка, но правую не протянул для рукопожатия, и она у него чуть заметно подрагивала.
— Сколько же мы с вами не виделись, товарищ Сорокин? — прищурившись, поинтересовался он с лёгким акцентом.
— Почти десять лет, товарищ Сталин, — ответил я, уверенный, что собеседник всё прекрасно помнит, а если нет, попросил кого-нибудь напомнить перед встречей.
— Хорошо выглядите… Костюм индпошив?
— Нет, итальянский, Canali.
— Хорошо сидит и стоит, наверное, дорого? Наша лёгкая промышленность пока больше направлена на удовлетворение нужд простых граждан, но уверен, лет через пять будем выпускать костюмы не хуже этой вашей, канальи… А это, как я понимаю, ваша супруга, Варя? Тоже хорошо выглядит. А как детей зовут?
— Я Софья, — представилась дочка, не дав родителям и рта раскрыть. — А это Данька.
— Даниил, значит, — улыбнулся в усы Вождь и погладил сидевшего на руках супруги сына по редким пока волосёнкам. — Софья, а вы с братиком любите варенье и шоколадные конфеты?
Соня посмотрела на меня. Я подмигнул ей, и она выдала:
— Конечно, дядя Сталин, мы же дети!
— Молодец, за словом в карман не лезешь. — Он тихо рассмеялся и кивнул Поскрёбышеву: — Проводите наших гостей в малую столовую, пусть чаю попьют… А с вами, товарищ Сорокин, мы прогуляемся. Идёмте на улицу, подышим свежим воздухом.
Я обменялся с Варей взглядами и двинулся слева и чуть сзади Сталина. Мы вышли на крыльцо, возле которого стоял ЗИС с заглушённым мотором, и неспешно двинулись по асфальтовой тропинке. Власик держался позади нас метрах в десяти. Отец народов не спешил с разговорами, а я продолжал лихорадочно прокручивать в голове варианты, что ему от меня понадобилось.
— Замечательная погода, — произнёс Сталин, словно ни к кому не обращаясь, глядя в сторону маскирующих высокий забор мохнатых елей.
— Действительно, неплохая, — поддакнул я.
— А вот здесь, — показал он рукой, — у нас сад, выращиваем для себя вишни, яблоки, груши… Вон как вишни цветут!
— Прекрасно цветут. Только, думается, товарищ Сталин, что вы пригласили меня сюда не для того, чтобы любоваться цветущими вишнями.
Конечно, такая наглая выходка в общении с Дядей Джо была чревата, но хотелось сразу дать понять, что не нужно ходить вокруг да около, я готов к серьёзному разговору, ради которого, полагаю, он и пригласил меня на свою дачу.
Иосиф Виссарионович искоса глянул на меня, но вроде не обиделся.
— Верно, не вишнями любоваться я вас пригласил. Хочу сказать, что вы в своей Америке достигли немалых успехов, стали одним из богатейших людей страны. Да и у нас уже вовсю работают ваши универмаги, быстро завоевавшие популярность у населения Советского Союза.
— Да, отчёты о положении дел поступают регулярно. Думаю, сеть универмагов «Победа» нужно расширять, не ограничиваться крупными городами. Опять же, частные подворья получат возможность сбывать свою продукцию по хорошей цене, а покупатель получит свежий продукт лишь с небольшой наценкой.