Закончив петь, Утёсов и его аккомпаниатор под рёв публики раскланялись и неторопливо вернулись за свой столик.

– Ну как? – поинтересовался у меня не без доли самодовольства первый народный артист СССР в жанре эстрады, – есть ещё порох в пороховницах?

– Есть, Леонид Осипович! Даже завидую вашему мастерству так держать зал.

– Это тебе не два притопа, три прихлопа, как в ваших новомодных песнях, тут нутром поёшь, кишками, так что рано нас ещё в утиль списывать. Да, Костя?

– Ага, – кивнул тот, запихивая в рот последние крошки кулебяки.

Через пару минут Утёсов и Данькевич откланялись, оставив чаевые, а я продолжил трапезу. Но когда перешёл к десерту, к моему столику подсел мужчина средних лет, весьма презентабельного вида.

– Простите, месье, что мешаю вам принимать пищу, – извиняюще улыбаясь, с лёгким грассированием произнёс он, – но я вижу, что вы уже заканчиваете, а потому не смог удержаться…

– А вы француз? – изобразил я из себя «Капитана Очевидность», вытирая губы салфеткой.

– Совершенно верно! Позвольте представиться: Франсуа Лурье, собственный корреспондент ежедневной коммунистической газеты L’Humanité в Советском Союзе.

Моего скептицизма сразу поубавилось. После негативного опыта общения с иностранной прессой в лице Джонатана Хэмфри я к подобного рода публике относился настороженно, особенно к представителям иностранных СМИ. Но журналист прокоммунистического издания вряд ли будет гадить известному советскому футболисту и музыканту. Хотя, может, он просто представился собкором L’Humanité, а на самом деле какой-нибудь провокатор?

Словно прочитав мои мысли, Лурье извлёк из внутреннего кармана пиджака свое удостоверение.

– Это чтобы не было никаких недомолвок, – улыбнулся он. – Я в курсе, что когда-то наш английский, скажем так, коллега вас едва не подвёл…

– Это ещё мягко говоря, – в свою очередь усмехнулся я.

– …Поэтому спешу вас заверить в своей к вам полной лояльности. К тому же я аккредитован на фестиваль, который буду освещать для французов на страницах своего издания.

На свет появилось ещё одно удостоверение – маленькая картонная копия виденной мной у метро афиши, где внизу стоял золотистый оттиск PRESS.

– Егор, вы одно из главных украшений этого фестиваля, и если вы не против, то я хотел бы взять у вас интервью.

Уф, хорошо, что Утёсов уже срулил, иначе дело могло бы закончиться скандалом. Нет, Леонид Осипович, конечно, не стал бы бить тарелки и орать, что это у него надо брать интервью, а не у этого двадцатилетнего сопляка и выскочки, но обиду точно затаил бы. А мне и прошлого раза хватило: попадись я тогда Утёсову под горячую руку…

Так что вроде мне ничего не мешает удовлетворить просьбу журналиста, придерживающегося левых взглядов. Разве что смущает взгляд вон того неприметного с виду человека, внешностью напоминающего молодого Путина, в одиночестве сидевшего за угловым столиком с раскрытым в руках свежим номером «Правды». Относительно его ведомственной принадлежности у меня не возникло никаких сомнений.

– Одну секунду, месье Лурье, – вежливо улыбнулся я, вставая.

Когда чекист понял, что я направляюсь в его сторону, он постарался прикрыться газетой, но я внаглую сел за его столик и вполне недвусмысленно кашлянул. Тому не оставалось ничего другого, как вперить в меня вопросительный взгляд своих водянистых глаз.

– Добрый вечер, вы ведь из Комитета, если я не ошибаюсь?

– Агм… Кхм… Из какого такого Комитета? Товарищ, вы меня ни с кем не спутали?

– Вашего брата трудно с кем-нибудь спутать.

Я изначально решил придерживаться агрессивной тактики, чтобы заставить собеседника как можно быстрее включиться в решение моей проблемы, если интервью можно охарактеризовать такими словами. Правда, претенденты на попадание в Комитет, насколько я догадываюсь, проходят строгий кастинг, как было принято говорить в моём будущем, и таким простым наездом за жабры их вряд ли возьмёшь. Но мне нужно добиться лишь секундной растерянности комитетчика и за это время донести до него необходимую информацию.

– Послушайте, вон тот человек, – я чуть заметно кивнул в сторону смотревшего в нашу сторону журналиста, – является сотрудником французского издания L’Humanité Франсуа Лурье, к тому же аккредитованным на фестивале в честь ветеранов арктических конвоев. Не знаю уж, насколько французы имели к ним отношение, но факт остаётся фактом. И он хочет взять у меня интервью. Я, в принципе, не против, однако, как я догадываюсь, общаться с представителями западной прессы, пусть даже левого толка, без санкции соответствующих органов чревато сами понимаете чем. Так что я назначу встречу товарищу Лурье завтра в моём номере на три часа дня, когда освобожусь от репетиции. Если у вашего руководства возникнут какие-то претензии, думаю, оно найдёт способ меня предупредить, и тогда мне придётся товарищу в интервью отказать. Спасибо, что выслушали.

Я вернулся к своему столику, где меня дожидался журналист.

– Знакомого встретил, – улыбнулся я, понимая, что моя версия выглядит крайне неубедительно, однако ничего другого в данный момент предложить не мог. – Месье Лурье, у меня сейчас крайне неотложное дело, а как у вас завтра со временем? Мы могли бы встретиться в моём номере, скажем, часа в три.

– Что ж, я не против.

– Ну и хорошо. Тогда до завтра, месье, надеюсь, вы подготовите интересные вопросы.

Оперативно всё-таки работают у нас органы… Не прошло и четверти часа после того, как я поднялся в свой номер, как раздался звонок.

– Егор Дмитриевич?

– Да, это я. С кем имею честь?

– Заместитель начальника Управления Комитета государственной безопасности по Ленинградской области подполковник Демидов Виктор Иванович.

– Слушаю вас внимательно, Виктор Иванович.

– Егор Дмитриевич, не могли бы мы с вами встретиться у меня в кабинете завтра в первой половине дня?

– Я не против, но в одиннадцать у меня репетиция.

– Я в своём кабинете обычно уже с восьми утра. В девять мы могли бы пообщаться. Если для вас это, конечно, не слишком рано…

– Нет, я в это время обычно уже на ногах. Говорите, куда подъехать.

– Отлично, записывайте адрес…

Следующим утром без пяти минут девять я был на Литейном проспекте, 4. А ровно в девять переступил порог кабинета заместителя начальника УКГБ по Ленинградской области.

Демидов оказался крепкого телосложения человеком в возрасте за сорок, гражданской одежде предпочитавшим форменный мундир.

– Садитесь, чай будете, курите?

– Чай пил перед выходом к вам, но не откажусь. А к курению отношусь негативно.

– Правильно, поддерживаю! Что ж, у вас, как я понимаю, на счету каждая минута, поэтому давайте обговорим ваше сегодняшнее интервью с Франсуа Лурье, который действительно является журналистом L’Humanité…

– Значит, вы даёте санкцию?

– Даём, но при соблюдении определённых условий… В течение следующих десяти минут я прошёл подробный инструктаж, о чём можно говорить, а о чём нет, и как держать себя в присутствии западного журналиста. Детский сад просто, уж с моим жизненным опытом, да и после десятков интервью в этой реальности я прекрасно знал, как работать с западными «акулами пера».

Покидая кабинет Демидова, я подумал, что по возвращении в Москву надо бы встретиться с Семичастным. Может, появилась какая-нибудь новая информация относительно моих возможных перспектив участия на чемпионате мира… А если уж на поездке в Англию поставлен жирный крест, то как бы мне получить мой кабриолет Austin-Healey Sprite Mk II? А то стоит бедняга на проплаченной до конца года парковке, ждёт хозяина, плачет… А мог бы разъезжать по московским улицам, производя пусть небольшой, но фурор. Пожалуй, я бы даже его Ленке подарил, мне кажется, ей будет в самый раз, он такой небольшой, аккуратненький… А сам бы со временем ту же «Волгу» через клуб уж как-нибудь пробил бы. Эх, мечты мещанские!

Спустился на станцию метро «Московские ворота», а через двадцать минут уже выходил из массивных дверей станции «Нарвская». Отсюда до ДК им. Горького идти минут пять, но заявиться на полчаса раньше договоренного времени, наверное, моветон, надо потянуть время.