Вот и сейчас – всё началось как обычно, на третьем подземном ярусе палаццо, куда Анселя сквозь бесконечный дождь и бесконечные же пробки на вылетных эшелонах доставил потрёпанный кар, всё оказалось напрочь заставлено стоящими впритирку друг к другу огромными чёрными семи-автоматами, похожими на летающие гробы. Людей, как и свободных мест, на парковке не было.
Единственный пустой бокс у са́мого лифта был помечен голографическим значком «для маломобильных граждан», плюс ненавязчиво перегорожен видавшим виды оранжевым конусом. Вроде как «не влезай, убьёт». Не нужно быть сильно местным, чтобы сообразить – попытка занять чужой бокс может стоить посягнувшему лишних зубов и, в дальнейшем, грозить перспективами той самой «маломобильности». Не то чтобы Анселю так уж было жалко кар, но за годы жизни в Москове он как-то привык к своей tachka, это в Мегаполисе личный транспорт был развлечением для корпоративных шишек не ниже секторального директора, а тут вроде как всё родное, каждую царапинку знаешь, и лишний ремонт Анселю огребать не хотелось.
И всё-таки, клоунада начинала затягиваться. Где все? Сейчас протиснется по въездному пандусу семи-автомат кого-нибудь из опоздавших гостей и начнётся любимое развлечение – khipesh с гудением в клаксон и размахиванием разномастным железом в окно, где они его только достают. Ансель уже невольно потянулся к голосовому сенсору, вызывать подмогу, но вовремя заметил у самого лифта полупрозрачное гало дворецкого. Какая предусмотрительность, вашу ж мамашу.
Резервный бокс, который ему выделили, с третьего раза даже удалось высмотреть. Ну разумеется, в самом дальнем углу паркинга, рядом с другой такой же колымагой. Наверное, адвокат принимающей стороны прилетел. Как говорится, кому печаль, кому и праздник. Опять же и хорошо, что так далеко задвинули, местные вообще весьма своеобразно относились к любого рода odolzheny, о них принято было заранее договариваться, и да, они всегда чего-нибудь да стоили. Как тут говорил – у соседа сдохла курица, мелочь, а приятно. Как то, что они тут именовали «курами», технически могло сдохнуть, Ансель не понимал, но местные обороты речи вообще не стоило воспринимать буквально, иначе рехнёшься.
Услужливый дворецкий всё маячил у лобового, помаргивая изношенными индукторами. Палаццо был хоть и местом довольно shikarny, но как и в случае любых общественных зданий, обслуживался из рук вон и, что называется, na otvyazhiss, лишь бы совсем не развалилось. В лощёный кирпич того же Кремлёвского купола тоже можно было верить лишь до первого визита в podsobka, где, разумеется, страждущего приобщения к тайнам царских палат ждала банальная пыль, паутина и характерный запах небрежения.
– Вас ждуут наверхуу, мсье.
Дворецкий тянул с жутким местным акцентом, кажется, традиция локализовать даже иноязычные языковые модули с учётом местечковых представлений о прекрасном тут укоренилась в веках. Почему просто не взять стандартный опенсорсный модуль со стоков?
– Пациента уже подготовили?
– Пациентаа? – с тупой интонацией переспросил дворецкий. – Вас ждуут наверхуу, мсье.
Ансель вздохнул и полез в багажник за мантией. Не то чтобы та была обязательным элементом мизансцены, но почему-то исключительно в островном облачении здесь тебя начинали воспринимать всерьёз, будто истинную власть местные акцентовали единственно от атторнеев Короны. Тоже своего рода традиция, что повелась за столетия. Другое дело, что настоящий атторней тут не появлялся почитай с войны.
Ладно, выдохнули, надели.
Вот же дрянь удушливая. Эта штука при местной влажности работала покруче всякой banya. Можно смело начинать потеть.
С резким стрёкотом взлетел дрон, покружился, сверкая золочёными глазками, и привычно повис за левым плечом у Анселя. Работаем.
Лифт в традиционном для палаццо чёрно-красном убранстве поверх обшарпанных зеркал тащился наверх с обстоятельностью пожилого туристического верблюда на Парадайз-бич, будто вёз он не единственного преющего под глухой мантией экспата, но целую делегацию Мегаполиса с пажами и кринолинами. За то время пока плита основания, трепеща и подрагивая, проковыляла три несчастных уровня, пожалуй, можно было вернуться на парковку, сесть в кар и по воздуху добраться до крыши треклятого палаццо, благо там была предусмотрена эвакуационная площадка. Но протокол есть протокол.
Нехотя раскрывшиеся створки разом обрушили на Анселя тугую звуковую волну. Dis-catch был уже в самом разгаре. Палаццо такого класса позволял одновременно разместить в центральной камере до полутора тысяч рядовых гостей во плоти и ещё примерно в десяток раз больше аватар, и сегодня тут всё было забито под завязку, ко всему – у самого основания бродило трое детей-колобков, плотно опекаемых авто-маскотами. Сразу видно, община сегодня попалась солидная, раз могла себе разом позволить столько мелких. Странно, тогда что он тут делает?
Ярусами вверх забирались традиционные местные круглые столы со скатертями под gjel-und-khochloma. На подвешенном в воздухе танцполе, больше похожем на гипертрофированный эмэмашный октагон с прозрачным полом, мерцали стробоскопы и извивалась под рокот барабанов группа конвульсирующих в магнитных поясах, плюс под самым потолком внутренней камеры в такт местной попсе подёргивались гигантские голограммы, почему-то именуемые тут pugacheva. Экспаты, посмеиваясь промеж себя, называли их «баобаба», но при местных это слово старались не употреблять, потому как в ответ они тебе на подобное могли немудряще и в глаз засветить.
Между гигантских баобаб переливалось всеми цветами радуги число 130 без дополнительных уточнений. Впрочем, тут его никому расшифровывать не приходилось, на pominkas вообще помалкивают о деталях и в основном обильно пьют да неумело танцуют.
Под бодрые местные ритмы традиционно пришлось ждать прохождения сквозь рамку. Что они этими рамками изыскивали в мире пластикового огнестрела и одноразовых шокоразрядников, понять было трудно, скорее всё походило на ещё один ритуал поклонения, без которых тут не обходилось ничего и никогда. Ждём вальяжно чапающего сюда пузатого ochrannick, покорно приземляем дрон на колченогую табуретку у рамки, проходим с каменным лицом, ждём завершения шмона. Ничего страшного, каких-нибудь пять минут и можешь идти куда надо, всё ради безопасности, tovarisch. Тебе, экспату, ещё сколько жить, лет пятьдесят? Вот и не торопись, подумай о жизни, покуда тебя ощупывают всякими датчиками и просто потными ладошками в синих эластомерных перчатках. Хочешь долго жить, так терпи, о тебе же заботимся.
К тому моменту, когда тактический ощуп со стороны пузатого завершился, Ансель уже весь был багрового цвета, за воротник мантии текло из-под респиратора, а дрон в руке раскалился. Воздушное охлаждение, говорили они. Вашу ж мамашу.
А вот и представители покойного, оба-два, тоже официальные, в пиджачках поверх пузов, как будто не обращают внимания на окрестные безобразия – предвкушение обильного пополнения социального счёта как правило удачно загораживает остальную действительность. Ансель сухо кивнул их молчаливым переговорам с кем-то наверху, запустил обратно дрон и без обиняков самостоятельно двинулся к левой колоннаде, не дожидаясь официального приглашения. С этим дуркованием надо было кончать. Встречающие вынужденно подхватились и поспешили следом.
Пока ждали лифта, Ансель поймал себя на притопывающем движении в такт рявканью бита, поморщился. Местные называли такое явление catch, мол, ноги сами пускаются в пляс. Почему при этом само окружающее увеселение называется dis-catch, то есть вроде «не-catch», понять как всегда было трудно. Местная лингвистика никогда не славилась удобоваримостью. А вот и лифт.
Увешанные весёленькими огоньками навесные кабинки, что скользили вверх-вниз вдоль стен палаццо, были такими крошечными, что они втроём еле туда влезли, Ансель буквально физически ощутил, как напряглись магнитные зажимы чужих пиджаков, его же мантия моментом неприятно прилипла к спине. Мерзость какая. К этим постоянным мизансценам было невозможно привыкнуть. А вот слабо было им отдельной кабинкой проехаться? Дрон, оставшийся снаружи, мельтешил крылышками лопастей на воле, покачиваясь у самого лица по ту сторону стеклянной преграды, покуда лифт разгонялся.
