– А эта хрень нет? У людей, или уж я не знаю, кого, построивших эту штуку так далеко от Матушки, могут быть свои секреты, которыми они не захотят делиться.
– Оставьте этот вопрос мне. Скажем так, меня они примут.
– То есть вы просите нас поверить вам на слово, – голос Ван дер Бура звучал сейчас желчнее обычного, – вам, человеку, даже имени которого нам не сообщили?
– Зовите меня мсье Жильбер, – раскланялся Топтун. – и вообще, спрашивайте, не стесняйтесь, у нас есть ещё пару минут.
Необходимо отметить, эта «пара минут» прозвучала в тишине рубки довольно зловеще, но сам «мсье Жильбер» со своей рябой физиономией выглядел при этом довольно простецки. Ничуть не тайным заговорщиком на борту одинокого корабля в пятидесяти тиках от дома, который только что фактически захватил их корабль.
– Это же Корпорация построила?
Топтун ничуть не удивился столь резкому повороту дискуссии.
– Если вы о конкретном «железе», то у Корпорации никогда не было собственных производственных мощностей. Даже на пике могущества она разрабатывала, строила и вводила в строй исключительно руками внешних подрядчиков и корпораций Большой Дюжины. Так что на бумаге эту штуку также построил кто-то из них. Другое дело, что никто из участников проекта до самого финала не знал, в чём на самом деле принимал столь деятельное участие.
– Как и экипаж «Атрейу».
Топтун кивнул.
– Да, как и экипаж «Атрейу».
– Значит, вы – один из них?
– Не совсем. Тем более, что никакой Корпорации не существует вот уже семь десятков оборотов.
– И мы, глядя вот на это, – Ван дер Бур ткнул себе за спину, – должны поверить, что сила, которая до сих пор способна в тайне ото всех запускать в космос подобные гигантские конструкции, не существует?
Топтун только плечами пожал.
– Это я и хочу выяснить. Просто подбросьте меня на полтика и можете забыть обо всём этом недоразумении, как о дурном сне.
Штегенга и Ван дер Бур переглянулись.
– Времени подумать вы нам, разумеется, не даёте.
Топтун в ответ лишь улыбнулся, поднимая вверх указательный палец и словно бы что-то в уме отсчитывая лёгкими покачиваниями. Тик-так, тик-так. С последним «таком» в рубке раздался голос командоресс:
– Экипажу приготовиться к манёвру разворота «аут-сан», замедлению гондол и получению осевого ускорения.
После чего Топтун кивнул сам себе и палец опустил.
– Вы угадали, как раз времени-то у вас и не осталось.
Штегенга не любил, когда ему не дают выбора. Но в самом деле, что они со сменщиком, в конце концов, теряют.
– Хранитель, у вас там всё в порядке?
Сколько, в конце концов, имён и званий, у этого «хранителя»?
– В абсолютном, мон шери. В абсолютном порядке.
Штегенга ободряюще похлопал по плечу Ван дер Бура и покорно отправился забираться в свой ложемент.
XXIII
03. Шериф
Второй десяток сол шёл снег.
Если на богом забытом планетоиде, не обладающем даже зачатками атмосферы, вообще могут быть нормальные осадки. Пятисотярдовые лопасти черпалки на дне карьера Эхо в пятидесяти милях на северо-восток круглые сутки не снижали оборотов, вздымая к зениту тучи ледяной пыли, что кольцом короны сверкала в солнечных лучах на рассвете, разносясь по округе белым саваном и оседая, в конце концов, у тебя под ногами.
Уилкс машинально откашлялся. Старикам вроде него белая пудра на армированных ботинках напоминала другую историю, совсем не такую красочную и совсем не такую праздничную на вид.
Три ядерных фугаса, заложенных братьями Танно в старые выработки близ гротов Рубен. Не послушались идиоты увещеваний. Наша земля и весь сказ.
Фугасы жахнули так, что на поверхность вынесло с полторы мегатонны каменного крошева, так некстати вплавленного в лёд как раз у самого эпицентра. Если бы это были металлические породы, максимум, что случилось бы – все биокупола в радиусе десяти километров покрыло бы красиво блестящей на свету, пусть и слегка радиоактивной амальгамой ионизированного железа, но хондриты тем взрывом начисто смололо в муку, разнеся эту беду едва ли не до самого Форт-Риджа. Представьте, полста тысяч народа – старателей, горнорабочих, купольной обслуги и их семей – разом оказались перед непростым выбором. Сиди дома и молись, чтобы треклятая пыль понемногу вплавилась в лёд в череде смены дня и ночи, или же открывай шлюзы и иди трудись, расчищая миллионы гектар от вездесущей пудры, которую необходимо было сперва прибить кипящей на вакууме солёной водой, а после соскрести вместе с фонящим реголитом да отвезти куда подальше от биокуполов, не забывая начисто отмывать оболочку после каждого выхода.
Мытьё помогало плохо. Мелкодисперсный каменный порошок забивал фильтры шлюзов и норовил намертво заклинить их створки после каждого выхода. Под крышами куполов фонило так, что счётчики отключили от греха, сколько ни вслушивайся в это рычание, здоровее не станешь.
И каждый в те дни решал для себя сам. Кто отсиживался, проедая запас жизнеобеспечения, кто бросал всё, уезжая подобру-поздорову, но Уилкс с братьями остались. Это была их земля, пусть не такая богатая, как у клана Лигдстрёмов, хозяев Форт-Риджа, но всё-таки. Коли уедешь – так на этом все права твои на наделы и межевание долой, достанется всё более решительным старателям из числа ближайших соседей, а если кто из пришлых позарится, тоже будет в своём праве.
Так что неспроста с тех пор Уилкс иной раз сгибается пополам, глядя на белую муку у своих ног. Помнит грудина, как выкашливала лёгкие на отбое. Как-то справились. Сами сдюжили, другим помогли. Линдстрёмам тоже спасибо – подкинули и техники, и людей, с запасными фильтрами не подвели. Старик там был ворчун, царствие ему небесное, да и прижимист так-то, но в те дни не стал говниться, и даже денег не взял, хотя все знают – Уилксы всегда платят свои долги.
Впрочем, когда десять лет спустя наследники уже благополучного почившего Линдстрёма пришли выкупать земли Уилксов из-под банковского залога, тем хватило совести не вспоминать про старые долги – выкупили всё по твёрдой цене, как встарь, поплевав на ладонь и дав полоборота, чтобы спокойно съехать. Но Уилксы ничего не забыли, согласившись остаться и работать у новых хозяев. Путь эта земля больше не была их собственностью, но именно сюда прибыли их отцы, чтобы начать новую жизнь, и негоже им искать нового счастья в других пределах.
Уилкс чертыхнулся, отскакивая, когда перед самым его носом пронёсся, звеня сигналом и подсигивая на ухабах, серебристый болванчик патрульного бота. Что эти машины себе позволяют! Глядишь на такую и думаешь, а начерта ты тут нужен, старик. Фактория давно опустела, и даже эти гадёныши патрулируют окрестности чисто для проформы – не застрял ли какой пришлый автопилот в расселине, не прохудился ли фидер от фузионного реактора да не упал ли недавно какой ценный метеороид.
В остальном же времена металлической лихорадки в этих землях давно завершились. И дело даже не в оглушительном успехе Линдстрёмов, переплюнуть который не удалось больше никому, и не в скором падении цен на старательскую добычу, а просто – ушли времена, сменились на другие. Дети первопроходцев состарились, внуки разъехались в поисках лучшей доли, и только Уилкс грузной тенью продолжал маячить в пределах старой фактории.
Он остался тут на правах старейшины – кто ещё, помимо него, помнил тут каждый уголок и каждую промоину в реголите. Ему даже оставили от щедрот какое-то небольшое жалование, как будто брошенное на фактории оборудование действительно чего-то стоило и потому требовало поддержания в целости, а ну как сюда, как больше века назад, снова двинут старатели, и их жёны, и их дети, и их внуки.
А с ними вернётся и лихой люд.
Уилкс помнил, как это случилось впервые. Сперва начали пропадать ловцы метеороидов. То один уйдёт на делянку и не вернётся, то другой. Мало ли, как оно бывает, перевернулся ровер, кончился в оболочке кислород. Да только не находили потом ни роверов, ни самих старателей. Крепких, к слову, мужиков, не какую-нибудь там купольную перхоть, которую соплёй перешибить можно. Люди шептались по кабакам, что дело, мол, нечисто. Всё раскрылось однажды, когда на центральную площадь Фуско перед госпитальным куполом выкатилась на тех самых запропавших роверах дюжина молодцов в боевых эзусах – изделия Красной было ни с чем не спутать – с вакуумными «барретами» на локтевых сгибах экзоскелетов. Тут уже всё всем стало понятно.