Впрочем, Ван дер Бура это известие нисколько не смутило, тот с насупленным видом продолжал колупать какие-то запросы, только бельма мерцали. Ну и пусть его помалкивает. У Штегенги была и своя идея, которую предварительно следовало подвергнуть проверке.
Рассуждать, на его вкус, следовало таким образом. Если сменщик прав, и миссия «Атрейу» с самого начала отличалась от официальной, и в зону транзитной тени Сатурна они попали нарочно, то значит, Топтуном, а также невесть кем ещё, включая обеих командоресс, здесь велась некоторого рода косморазведка, по какой-то причине невозможная из прочих секторов Сол-системы.
Что-то здесь от них пряталось, скажем, в пределах полутика – вряд ли детекторы «Атрейу» были способны дотянуться дальше – и вероятнее всего в противоположном от светила направлении. Это нечто, скорее всего, и искал сейчас в личном архиве якобы заметивший что-то Ван дер Бур. Но что и где следовало искать?
Видимый спектр отпадал – затемнение Сатурном с такого расстояния если и позволяло выявить нечто на контрасте с обычной засветкой внешней гемисферы, то вряд ли это потребовало бы физического попадания непосредственно в полутень. Те же кольца, конечно, создают собой некое подобие дифракционной решётки, которая могла бы высветить, скажем, голографическую завесу между Солом и неким закамуфлированным ею объектом в поясе Койпера, но огромные масштабы указанного пространства вряд ли позволили бы, не зная заранее, где прячется объект, его так уж легко обнаружить.
Штегенга быстро набросал в виртреале трёхмерную схему с конусами сходящихся и расходящихся лучей. Не совсем в масштабе, но и хрен с ним. Получалось, что для подобной триангуляции нужно было заранее угадать, поместив носовой радиотелескоп «Атрейу» с точностью до полусотни километров в пространстве и не более угловой микросекунды по направлению к искомому объекту. Не всякие экзопланеты ловили с таким упреждением, а уж требования к оборудованию…
«Атрейу» был обычным дальним разведчиком, его способностей к радиоинтерферометрии для подобных фокусов было заведомо недостаточно. Но что-то же они увидели? Предположим, Ван дер Буру почудилось, но Топтун-то суетился по-настоящему. Он точно что-то увидел, а значит, это должно было сохраниться если не в основном журнале, то по крайней мере в логах запросов и горячем кэше носовой обсерватории. Именно там сейчас и копался сменщик.
Но в дампе явно было слишком много мусора, что следовало из яростных матюгов, доносившихся с соседнего ложемента.
Но погодите, а что, если он не там ищет?
Штегенга принялся яростно править свои построения. Скорость света, так её растак: полутик составляет 250 секунд, за это время орбитальная скорость сместит «Атрейу» относительно Сатурна на добрый мегаметр по касательной к вектору большой полуоси, а значит искомый объект должен быть во-от тут.
Ерунда. Там ничего не было.
Ночь и ночь. Фоновая засветка созвездия Гидры. Из интересных объектов – пара шаровых скоплений и планетарная туманность с мелодраматическим названием Призрак Юпитера. Сине-зелёная блямба на фоне чёрного неба. Вот где-то тут должен был прятаться и некий «призрак Сатурна». Но увы, ничего необычного диффы не показывали.
Разве что…
– А может быть некий сигнал, который будет двигаться от Сатурна к нам, но медленнее скорости света?
Ван дер Бур запнулся, прекратив свой нескончаемый поток ругательств.
– Солнечный ветер. Но он в тысячу раз…
Тут его глаза словно остекленели.
– Вот я дурак!..
И снова нырнул в виртреал, только сполохи в глазницах замелькали.
Но Штегенга уже и сам додумался. Он же навигатор, а не штатский какой. Расчёт графика укрытий от солнечных вспышек – одна из его основных задач, вот только вспышки бывают двух сортов. В тот момент, когда ионный шторм обрушивается на ионосферу Папы, силовые линии магнитного поля Юпитера пересоединяются, создавая вторичные, куда менее мощные, и потому не опасные за пределами его системы вспышки. Однако радиация радиацией, а магнитные поля и Юпитера, и Сатурна простирались далеко за орбиту Плутона, а магнитное пересоединение как динамический процесс распространялось по курсу «Атрейу» заметно медленнее скорости света, затеняя и возмущая собой обычно стабильную на таких расстояниях внешнюю солнечную ионосферу.
А ещё, Штегенга теперь знал, в каком диапазоне искать сигнал.
L-диапазон традиционно используется для трансляции голосовых сообщений при вэкадэ, а также для внутрисистемных навигационных радаров вблизи малых планет вроде Цереры, кому бы пришло в голову смотреть сюда в десятке тиков от ближайшего плутоида.
Штегенга и Ван дер Бур одновременно подняли головы к обзорному виртреалу, там в соседних полях мерцали две одинаковых картинки – рядом с Призраком Юпитера дрожала его тень. Нечто очень похожее, но куда более чёткое в смысле очертаний. Там скрывался явно искусственный объект, подобный билатерально-симметричной амёбе.
– Что это за хрень?
– Ты мне скажи, кто у нас тут местный нострадамус?
– Ты ещё про свой щелбан вспомни, умник.
Помолчали, насупившись.
– Ты зацени лучше, какого она размера.
Штуковина и правда выходила немаленькая. Если исходить из углового размера и относительной орбитальной скорости, пересчитанной в расстояние, это было нечто диаметром под сотню километров.
– Что может быть таким огромным, но невидимым в большинстве диапазонов выше мегаметрового?
– Орбитальный радиотелескоп?
Штегенга хлопнул себя по лбу. Вот он дурак.
– В принципе, эта штука, выходит, не такая уж и тяжёлая? Ну, полсотни мегатонн, привезти её сюда втихаря, развернуть и начать всех слушать. Вот только смысл? Что можно ценного узнать в L-диапазоне, да ещё и с такого расстояния?
– Вы, мсье навигаторы, не о том думаете.
Обернувшись, оба выпучили глаза. Мембрана пропустила Топтуна в рубку. Его чёрные зрачки под ржавыми стариковскими бровями буквально бегали туда-сюда от возбуждения.
– Что вы тут делаете?
– Хороший вопрос, но несвоевременный. Видите ли, это и правда радиотелескоп. Только направлен он не внутрь Сол-системы, а наружу. Приглядитесь.
Это Штегенга уже и сам сообразил, но волновало его сейчас не это. Раз они попали сюда неслучайно (и Ван дер Бур тут был совершенно прав), значит, его, ведущего навигатора смены, да и остальных членов команды всю дорогу водили за нос относительно истинной цели их миссии, более того, командоресс с самого начала находились в некоем заговоре с рыжим Топтуном, а вот это уже никуда не годилось, какие бы истинные цели они при этом не преследовали.
Чувствуя, как от всей этой конспирологии у него начинает всё сильнее болеть голова, Штегенга проверил своё мимолётное предположение и тоже угадал. Внешние контуры связи «Атрейу» молчали.
– Корабль находится в режиме радиомолчания, дайте угадаю, сразу после начала затмения?
Ван дер Бура в ответ аж перекосило. Снова он в чём-то уступил. Штегенга же лишь хмыкнул, оборачиваясь обратно к Топтуну.
– Согласно корабельному журналу, после прохождения аномальной магнитной бури в тени Сатурна у разведчика «Атрейу» случился сбой внешних систем ориентации. В попытке восстановить контроль за навигационным оборудованием корабль отклонился от курса, однако спустя трое суток экипаж вышел на связь через резервный репитер в точке Лагранжа L4 пояса Хильд. Корабль благополучно возвращается к исходной огибающей. Экипаж жив, здоров и рапортует о готовности продолжить миссию.
Оба сменных навигатора молча сверлили Топтуна взглядами. Штегенга первый подал голос:
– Точно «весь экипаж»? Или с некоторыми, скажем, исключениями?
Топтун демонстративно развёл руками.
– Это вы мне скажите.
– А если мы откажемся?
– Зачем бы вам это делать? Вы же видите, мы идём ровнёхонько по курсу, рабочего тела на борту – с хорошим запасом. Что вам помешает слегка отклониться от курса, слетать вон туда, – Топтун показал пальцем в сторону «призрака Сатурна», – а потом вернуться, разве вам подобное развитие событий чем-то угрожает?
