Снова грязно выругавшись, Дворжак поспешил развернуть гемисферу, и только теперь понял, что именно произошло. Беглый коптер сыпался вниз по широкой спирали, разбрасывая по пути мельтешащие на радарной сетке обломки металлполимерных лопастей. Ещё пара мгновений, и он скроется в ближайшей кальдере.
Ну нет, врёшь.
Решительным движением Дворжак заставил коптер втянуть лопасти, повисая на ремнях подвески в фактически свободном падении.
Триста метров. Потом придётся тормозить в пол.
На Красной атмосфера тонкая, даже пикирующий коптер тут окружает не рёв воздушных потоков, но шепчущее царапание случайных песчинок да слабое потрескивание разрядов на внешней броне. Ещё немного разгонись, и вокруг начнёт мерцать голубое плазменное гало. Красиво, но тоже опасно – прочный корпус от такого истончается на глазах. Потому как только автоматический водитель цели отметил на карте место падения коптера-беглеца, Дворжак тут же выкрутил мощность на полную, вновь подавая команду на выпуск лопастей. Никуда теперь сволочь не уйдёт, потому и рисковать сверх меры нет смысла.
Когда вой и тряска никак не желающих стабилизироваться воздушных потоков за бортом подутихли, а багровая мгла перегрузки перед глазами немного рассосалась, Дворжак первым делом принялся вертеть радарную сетку. Дяволи тэ понесли, сплошные статические помехи, разве что визуальный осмотр здесь, у самой поверхности, давал хоть какую-то ориентацию на местности.
Да вот же он, гад.
Увы, долгожданной картины крушения не наблюдалось. Ни тебе коптящих небо обгорелых до ржавчины бронепластин, ни даже приятной глазу «звёздочки», когда обломки взорвавшихся при ударе о реголит водородного накопителя радиально вспарывают чёрную пыль Большого Сырта, обнажая под наносами обычный рыжий покров, за который Красную и называли Красной.
Ещё разок для верности выругавшись про себя, Дворжак снова поднажал. Он уже видел, дабог да ти курац отпо, ясно видел уходящую в сторону от аварийного коптера цепочку следов.
Сейчас мы тебя добудем.
Коптер с налёту послушно завис на десяти метрах, водя жалом носовой турели в поисках подходящей жертвы. Ну, где ты, гад.
Так вот же он.
Шагает себе в полный рост, даже не оборачиваясь на тучи чёрного песка, вздымаемые под небеса роторами чужого коптера.
Хорош. Нервы железные. Не оборачивается, хоть бы с ритма сбился. Дворжак по себе знал, на Красной по песку ходить нужно уметь, непросто это – ноги разъезжаются, никакой эзус не спасёт, если валиться начнёшь, он тебе только лишней инерции придаст, а если шаг собьёшь и равновесие потеряешь, в зыбучей реголитовой каше даже банально встать будет проблемой.
Впрочем, у этого момака сейчас начнутся проблемы посерьёзнее.
«Руки поднял и кругом!»
Патрульные коптеры в обязательном порядке оснащались внешним звукоизвлечением. Толпу разогнать или своим просигнализировать при помехах связи. И голосила эта страсть от души. Беглец даже присел немного от акустического удара в спину. Видать, дошло до момака. Вот так, оборачиваемся медленно, без резких движений, руки показываем.
ЭМ-сканеры ничего подозрительного при противнике не нашли, если он и был вооружён, всё осталось на борту разбившегося коптера.
Жаль, конечно. Дворжаку сейчас ой как нужен был хоть какой-нибудь повод шмальнуть поганца. Аж ладошки чесались.
«Теперь обратно спиной повернулся и стой так!»
Коптер неловко покачнулся и пополз юзом куда-то вбок, едва коснувшись реголита полозьями опор, но Дворжак, вовремя спохватившись, активировал динамическую стабилизацию. Роторы послушно снизили обороты до минимального, теперь можно было выходить.
Для верности опустив бронезабрало, Дворжак шагнул за борт, тут же припадая к земле. Взбаламученная роторами пыль ещё не осела, и момак запросто мог что отчудить.
«Стой где стоишь, не дёргаться, руки не опускать, на любой движ открываю огонь!»
А здесь, за бортом, орущий матюгальник производил впечатление даже сквозь тактическую броню эзуса. Аж зубы заныли. Пришлось прикрутить громкость до разумных пределов. Впрочем, разговаривать со сволочью Дворжак больше не собирался. Убедившись, что тот лишних эволюций не совершает, Дворжак упёрся прикладом во внешнее крепление пауэрсьюта и аккуратно, как учили, пошёл на врага. Только дёрнись мне.
Но тот словно заснул, железным истуканом стоя на ледяном ветру. Сенсоры не обнаруживали даже минимальных движений, какими обычно оболочка корректирует устойчивость в статичном положении. Вот будет неприятно, если у момака питание ёк, тащить эту махину на себе обратно к коптеру, чего доброго.
Подойдя к беглому с тыла, Дворжак решительно приставил ствол гауссовой винтовки гаду аккурат промеж лопаток.
Теперь приложить магнитный замок шокера к загривку эзуса, и всё, пускай дальше сам шагает. Если дёрнется, автоматика его за доли секунды обездвижит.
Гони сэ, быть такого не может.
Ещё секунду назад момак стылой ледышкой горбился перед Дворжаком с растопыренными руками и даже, для верности, пальцами, и вот его уже и след простыл.
Оставалось, в недоумении водя туда-сюда стволом, изображать готовность к стрельбе. Только покажись мне. И главное где здесь спрятаться!
Хотя… Только тут до Дворжака дошло, что в подобной неловкой ситуации проще воспользоваться внешними камерами коптера. Точно. Гадёныш стоял позади него, такой же неподвижный. Ладно. Сыграем в такую игру.
На этот раз реактивной скорости сенсоров эзуса всё-таки хватило на то, чтобы заметить, как противник начал уклоняться от сдвоенного бортового залпа, что пришёлся ему точно в спину. Точнее, пришёлся бы, но не судьба. Спустя ещё мгновение Дворжак уже летел кувырком, сбитый с ног ударом противника. А этот момак неплох, мелькнула пустая мысль, после чего на Дворжака навалилась тьма.
Скрученный в багажном отделении боец слабо ворочался и поминутно издавал невнятные звуки, но глаз не открывал. Видать, крепко приложился при падении головой, о фронтальную бронепластину шлема ещё не так, бывает, саданёт. Не то чтобы его было так уж жаль, но всё-таки какой-никакой, а человек, пусть и консерва. На Красной все дохлые, про таких говорят «соплёй перешибёшь». Можно было с ним и нежнее обойтись.
Элинор обернулась на пленного. Закрепить его что ли поудобнее, а то болтается поперёк пола на каждой воздушной яме. Хотя нет, она и так проявила к нему известный гуманизм, попросту забрав с собой. Что стоило просто бросить его там, на самом краю патеры, нашли бы его, положим, к весне у груды обломков разбитого коптера, какая ей до того беда? Видали мы трагедии и позначительнее.
С тех пор, как Сол-систему накрыло, всем как-то разом стало не до гуманизма, и Красная в этом отношении не была никаким исключением. Здесь каждый думал даже не о выживании – о мести. Когда годами живёшь, погружённая в атмосферу всеобщей ненависти, когда малейшее подозрение вызывает мгновенную агрессию, поневоле забываешь, что когда-то была человеком. О, ну наконец-то очнулся.
– Живой?
Элинор бросила это слово машинально, как будто в её планы входило какое-то общение с пленным, так, скорее дань вежливости, раз уж оставила болезного в живых. В конце концов, он тоже мог, не приземляясь, накрыть её со спины. Но отчего-то не стал. Ну так и будем вежливыми.
Впрочем, из багажника в ответ доносилось только натужное сопение – боец пытался сообразить, почему не может пошевелиться.
– Я там тебе на загривок пристроила твой же шокер. Режим блокировки, я думаю, самое оно.
Затих, соображая, что рыпаться нет смысла. Залоченный эзус для запертого внутри пилота будет почище всяких наручников, портативная одноместная тюрьма, даже лучше. Сама кормит, сама охраняет, сама горшок за тобой выносит.
Ну, и в качестве полевого гроба сойдёт, если надо.
– Как ты это сделала?
Ну да, у вас всегда одни и те же вопросы.
– Что конкретно? Облапошила твою аугментацию?
– Вообще, всё это. Угнать гражданский коптер – дело нехитрое, хотя с кодами транспондера ты и налажала, но чтобы… – боец запнулся, подбирая слова.
