Предки, которых он уже и не помнил.

Время – загадочная материя. По мере своего течения оно не накапливается, не концентрируется, а напротив, словно неограниченно растягивается во все стороны, бесконечно удаляя даже то, что казалось вчера таким близким. И сам человек со временем как будто растворяется в этом море времени, оставляя себе только самое важное, самое значимое, но постепенно уходит и оно.

Ма Шэньбин, что ему говорило это имя?

Долгий, бесконечно долгий путь с самых низов, борьба сначала за жизнь, потом за место под солнцем, потом – чтобы не дать другим отобрать его место под солнцем.

Всё это давно уже казалось сном, воспоминаниями о былых снах, растворилось в небытие, подёрнулось рябью интерференции на самой грани чувствительности приборов, скрылось за горизонтом событий.

Но ничего другого у него в жизни и не осталось

Жизнь двойного агента Корпорации окончательно смешала все краски в бесполезную мазню. Что из этих обрывков было правдой, а что – он сам позже и сочинил, в рамках очередной легенды?

Да и сама Корпорация исчезла с глаз, погребённая под гекатомбами жертв. Скоро уже полвека как от Ромула нет вестей. Да, смутные слухи доносились с внешних планет, больше похожие на пьяные страшилки тронувшихся умом трассеров. Но для него же Корпорация всегда была чем-то реальным, опасностью, которая всегда с тобой, буквально держит тебя за руку и ждёт, когда ты моргнёшь.

В подобной же полумифической форме она как бы и не страшна, но то, что ты видишь, хотя бы можно контролировать, а как держать под контролем хтонический ужас перед неизведанным? Со временем подспудное ожидание удара исподтишка нарастало; годы и годы, прошедшие с тех пор, как он получил свои последние инструкции от Ромула, растягивались в десятилетия, увядая в воспоминаниях и оставляя после себя лишь пустоту.

Но пустота – не пуста, спросите у чёртовых физиков. Она населена демонами, самозарождающимися во тьме, как мыши самозарождаются в соломе. И однажды эти мыши, и эта солома, и эти демоны, и эта пустота – все они обернутся своей противоположностью. Хранилищем в глубине стремительно избавляющегося ото льда материка на другой стороне планеты.

Плотным коконом статичной материи, укрывшим его от его же страхов.

Самое нелогичное место на свете, если хочешь сбежать от собственных ускользающих воспоминаний. Ма Шэньбин укрылся там, где последний раз видел Ромула воочию. Не его, конечно, а лишь зыбкий образ, заботливо транслируемый ему в черепушку, но кто вообще мог похвастаться тем, что встречал дьявола во плоти? Никого во всей Сол-системе не удивило бы, если бы того не существовало вовсе. Изначально. Как такового.

Ромул был идеей в мире идей. Реющим в небесах грозовым облаком, готовым в любой момент повергнуть свои могутные перуны на головы отступников. И вновь раствориться в горних высях.

Но идеи на то и идеи, чтобы не умирать. Они на это попросту неспособны. А значит, и сомневаться в этом не приходилось, однажды Ромул вернётся.

Но время шло, чёрные молчаливые орбитальные платформы дамокловым мечом повисли над Матушкой, во чреве морей продолжало копошиться нечто неведомое, не позволяя даже приблизиться к своим ледяным глубинам, а Ромул всё не появлялся.

Потому однажды Ма Шэньбин собрался с силами и начал делать то, что уже давным давно оставил в прошлом. Раздавать приказы.

Церемониал формального утверждения чужих постановлений сменился недолгим периодом активности, по истечении которого ему должно было распоряжаться своим директоратом безо всяких ритуальных мановений. Его полумёртвое тело уже столетие как оборотилось насквозь аугментированным кадавром, скорее полуживым приложением к системам жизнеобеспечения, чем полумёртвым властителем одной двенадцатой части мира. И вот все его ку-тронные причиндалы весом в полсотни метрических тонн последовали за ним на противоположный берег Индийского океана, как тогда, давно, в забытую пору, когда он только был вотирован в Высший совет «Янгуан Цзитуань».

Так началась его новая жизнь.

Знал бы он тогда, как она закончится.

Сутки напролёт он разглядывал сквозь толщу породы колыхание авроры, не имея сил отвернуться.

Это был прекрасный вид, прекрасный и ужасающий.

Кисея изумрудных игл, завивающаяся в воронки и бегущая волнами. Будто сам космос напевал Матери отходную песнь. С тех пор, как случился Чёрный четверг, а Она смолкла, Ромул был тем единственным, кто скрашивал своей Песнью ежегодные иды, но с тех пор и он пропал, так что каждый спасался, как мог. Кто-то – декалитрами седативного, а кто-то, вот, глядя на аврору.

Она как будто обещала ему что-то. Какое-то будущее. Или напоминала. Какое-то прошлое.

Если тебе так много лет – это уже само по себе груз, что же поделать, если ты их даже не помнишь?

– Помнить не помнишь, а давит на грудь так, будто ты ничего не забывал.

Ма Шэньбин обернулся на голос, не чувствуя никакого удивления.

Он ждал, он давно ждал его появления.

Но всё равно оказался не готов.

– Мой случай не похож на твой.

И голос его тоже не похож. Сухой, надтреснутый, скорее свист, прорывающийся сквозь натужное сипение, но когда ему предложили имплантировать искусственную гортань, почему-то именно это ему показалось последним шагом в бездну небытия. Он хотел продолжать говорить своим голосом, пока сможет.

– А, ты об этом?

Тень сделала широкий жест, обводя саккады контрольных огней. Хранилище даже во сне больше напоминало ёлочную гирлянду своими помигиваниями разноцветных огоньков.

– Тяжела телесная немочь, но поверь мне, старик, духовная – куда тяжелее.

– Не называй меня так! – Ма Шэньбина оскорбляло подобное к себе отношение. Уж ему ли не знать, кто тут старик. – И не тебе указывать мне на немочь. Четвёртая фаза раскрывает все секреты.

Тень в ответ лишь пожала плечами:

– Да уж, догадаться несложно. Но с другой стороны, я никогда тебе не утверждал, что ты тот самый Ма Шэньбин, да ты и не спрашивал, подозревая неладное. Хотя, погоди, – тень как будто заинтересовалась своим внезапным наитием, – тебе хватило глупости разыскать собственную могилу?

Ма Шэньбин коротко кивнул.

– Тогда понятно, отчего это тебя так тяготит. Зря, очень зря. Ты же понимаешь, что тебе теперешнему было бы уже глубоко плевать на то, кто ты на самом деле.

– Мы, консервы, считаем иначе.

– Да ни черта подобного! – тень поднялась и принялась расхаживать туда-сюда, без смущения пронзая насквозь углы аппаратов. – Ничем вы не отличаетесь от нас, естественнорождённых. Я видел сотни тысяч таких, как ты, пластикатов, вы стопроцентные люди во всём, только стареете иначе.

– То есть во всём, кроме Четвёртой фазы.

– Если бы ты понимал, в чём она действительно состоит, ты бы так не говорил.

Помолчали. Да и какая, в действительности, разница. Он лежит полутрупом, тень нависает над ним. Слова этого не изменят.

– Я всё гадал, когда же ты вернёшься.

– А были сомнения, что вернусь?

– После того, что вы сотворили с этим миром?

Тень в ответ покачала головой.

– Это не мы. Мы именно что однажды решили ничего не предпринимать и возможно – только возможно! – это и привело к текущей печальной ситуации, но всё, что было сделано, было сделано вами, теми, кто остался.

– Но Бомбардировка…

– Что Бомбардировка? В вашем распоряжении были все ресурсы Земли, но в итоге каждый из Большой Дюжины понадеялся, что пронесёт, и даже когда на Землю начали валиться первые обломки Цереры, что вы сделали? Ничего. Так что не надо вспоминать о Бомбардировке. Корпорация сделала всё, что могла, чтобы минимизировать ущерб.

– Минимизировать? Это же из-за вас всё и произошло! Из-за проклятого излучателя!

– Допустим. Допустим, мы проглядели истинный масштаб угрозы со стороны ревнителей, недооценили риски от того, что излучатель и его форки станут рычагом шантажа всей Сол-системы, но взгляни вокруг, какова была альтернатива? Разомкнуть излучатель, а лучше – свалить вместе с ним из системы куда подальше и желательно навсегда?