Было ли это зарождающееся светлое чувство или же не более чем горечь по утраченному другу, пока не ясно.

Да и не так уж и важно.

— Я скорблю вместе с вами от этой потери, — мои слова его очевидно озадачили. — Думаю, за столько времени службы под моим началом вы поняли, что мне претит использовать разумных в качестве расходного материала.

Мужчина кивнул, соглашаясь с моими словами.

— Вы перспективный пилот и командир, лейтенант, — именно такими были слова сухой характеристики, которую дал Кребу Брен. — Однажды вы станете знаменитым пилотом. В том числе и по причине того, что вы вдвоем с ведомым совершили то, что не удавалось большинству имперских летчиков: сбили в одном сражении большое количество «проныр».

— Я выполнял свой долг, сэр, — отчеканил Креб.

— И делаете вы это великолепно, — подтвердил я. — Скажите, что вы чувствовали, сбивая их один за другим, словно это не легенды Новой Республики, а обычные пилоты?

— Чувство исполненного долга, сэр.

— И это не шло в разрез с вашим былым увлечением «пронырами»? — поинтересовался Креб.

Лейтенант вздрогнул.

— В этом нет ничего постыдного, — заявил я. — Перенять полезный опыт, будь его источником друг, враг или нейтральная сторона — не зазорно. Это личный рост и развитие.

— Так точно, сэр, — а теперь он слегка растерян, не понимая, к чему я веду.

— Воспринимаете ли вы гибель Тии как нечто близкое к вам, по сравнению со смертью других пилотов? — поинтересовался я.

— Сэр, я…

— Не тратьте свое и мое время на ложь, лейтенант, — посоветовал я. — Мы ведем беседу, от которой зависит многое. В том числе и мое к вам доверие.

Креб облизнул пересохшие губы.

— Сэр, я… — Лейтенант неуверенно оглянулся. Встретившись взглядом с Рукхом, улыбнувшимся пареньку, предпочел повернуться вновь ко мне лицом. — Я ни в коем случае не намереваюсь искажать каким-либо образом истину или подрывать ваше доверие ко мне…

— В таком случае, лейтенант, не кажется ли вам, что беседа с Верховным Главнокомандующим, для командира эскадрильи является чем-то из ряда вон выходящим за рамки обычной служебной практики? — поинтересовался я.

— Так точно, сэр, — кивнул Креб.

— В таком случае, предполагаю, что вы будете откровенны со мной, — заявил я. — При всем уважении к вашему летному мастерству и таланту, принятие решения о вашем комиссовании из-за невозможности решить свои собственные психоэмоциональные проблемы, видится мне единственным верным и разумным вариантом.

Креб промолчал, уставившись в пол.

— В чем наше отличие от Новой Республики, лейтенант? — спросил я. — А так же мне интересно насколько сильно вы уважаете тех, кто служит бок о бок с вами, кто обучал вас, кто надеется, что в бою вы прикроете его тыл, а не броситесь догонять Коррана Хорна, чтобы выжечь огнем своих пушек кокпит его «крестокрыла», дабы он сгорел в мучениях, как и ваш ведомый.

Командир «Черного крыла» наморщил брови.

Я видел, как раздуваются его ноздри и ходят желваки.

Резать по живому — то, что должен делать каждый хирург, чтобы отделить зараженную гангреной часть тела, чтобы спасти весь организм.

И сегодня этим хирургом должен стать я.

Креб, может быть и клонирован сотни, может быть даже тысячи раз, но он один. Единственный исходный экземпляр, потеря которого, несмотря на запас крови и регулярные сканирования, невосполнима в долгосрочной перспективе.

Для выживания Доминиона, до тех самых пор, пока не заработают наши собственные Академии, пока на смену клонам не придут новобранцы, которые должны будут еще опериться, сохранение оригиналов — лучший ход.

Проблема лишь в том, что если оригинал слетит с катушек, то нельзя быть уверенным, что полученные из его ДНК клоны не унаследуют его психологическую нестабильность в тех или иных вопросах.

А потому конфликт интересов необходимо решить здесь и сейчас.

И решить его нужно, не изымая Креба из эскадрильи — если его возможно наставить на верный путь.

Если же нет… Что ж будет жаль.

Чувствительная потеря, но невосполнимая.

Всегда можно найти другого донора. Но это трата времени.

Которого у нас нет.

А запирать доноров, как это сделали каминоанцы с Джанго Феттом, глупо. Чем больше донор набирается опыта в реальных сражениях, тем лучше становятся клоны. Погибнет один донор, два, три, но выживут десятки.

И с каждым сражением они будут становиться все более опытными.

Именно по этой причине я не хочу терять Креба и выводить его из оборота — пока есть возможность «вправить ему мозги» — он мне нужен.

Лейтенант, который в одиночку смог расправиться с несколькими «пронырами» — это кладезь генетического материала.

Это та самая необходимая мне элита.

— Я не понимаю, сэр, — признался он. — Как это связано с разговорами о моем погибшем ведомом?

— Напрямую, лейтенант, — произнес я. — Война — это профессия. Быть солдатом или фермером — каждый выбирает для себя сам. Можно посадить вчерашнего фермера за штурвал истребителя, и он взорвет «Звезду Смерти». Удача это или происки сверхъестественных сил — не так уж и важно в контексте идеологии. Республиканцы идут в бой, чтобы отомстить за павших товарищей и уничтожить тех, кто не согласен с их позицией относительно взгляда на будущее устройство галактики. Ими двигают эмоции. У каждого из пилотов «Разбойной эскадрильи» когда-то Империя прямо или косвенно отняла будущее, любимых, собственность. Сделали это люди, которые заботились о себе, в ущерб интересам Империи. Ложное понимание целей и задачей своей службы — тот бич, который превратил Империю из государства порядка в бесконтрольный аппарат, занятый интригами и переделом власти. Солдаты Доминиона идут в бой не для того, чтобы мстить. А чтобы исполнять приказы. Потому что каждый выполненный приказ — это реализация поставленных задач. Каждая задача — это соблюдение интересов Доминиона. Так или иначе. Подменяя выполнение приказов личной местью, мы становимся ничуть не лучше республиканцев. Ставя перед собой цель отомстить за смерть своего ведомого, вы перечеркиваете все то, что вы делали, тренируя Тию, подготавливая из бывшей преступницы кадрового пилота. Она наравне с вами смогла уничтожить большое количество «проныр». В одном бою. Впервые с ними встретившись лицом к лицу. Вы можете гордиться собой, лейтенант — вы прекрасный лидер и педагог.

— Спасибо, сэр…

— Но если сейчас, покинув этот отсек, вы сядете за штурвал своего корабля и, увидев на сканерах, идентификаторы «Разбойной эскадрильи», рванете уничтожать их в нарушение приказов, вы собственноручно докажете, что ничем не отличаетесь от вчерашних фермеров. И все то, чему вы учили своего ведомого — не более чем фикция и лицемерие. Потому как ей вы запрещали вольности за штурвалом, а сами намереваетесь совершать их.

Креб напрягся.

— Сэр, я…

Подняв руку вверх, прерываю его попытку оправдаться.

— Сегодня вы столкнетесь с выбором, возможно самым тяжелым в вашей жизни, — произнес я. — Через несколько минут наше соединение прибудет в систему, где вы сойдетесь в бою с республиканцами. По имеющейся у меня информации, среди них будет и «Разбойная эскадрилья». Сорветесь и броситесь мстить — я пойму вас как разумный. Но как ваш главнокомандующий, я поставлю на вас крест. Вы никогда более не будете допущены к полетам и вас уволят из рядов регулярного флота с пометкой о невыполнении приказа. Только вам решать — будете вы продолжать службу, исполнять приказы и тем самым подтверждать простой постулат: профессионального солдата от фермера с оружием отличается дисциплиной и четким пониманием того, ради чего он служит и готов пожертвовать собой. Следовать приказам ради идеалов или личная месть — выбор за вами.

Командир «Черного крыла» смотрел на меня несколько секунд, прежде чем отвел глаза в сторону.

— Я понял, сэр, — сухо сказал он.

В его голосе чувствовались прежние уставные нотки… Разбавленные горечью и сожалением.

— Забывать погибших ни в коем случае не следует, лейтенант, — произнес я. — Их память живет вместе с нами — пока живы мы. Их имена не останутся сухими строчками в официальных отчетах. Умереть ради мести за павших — легко. Жить, чтобы помнить их так, как это требует ваш собственный долг и Присяга — намного труднее.