— Ты должна ехать, — тихо настаивает он. — Я знаю, ты больше не уверена, что это то, чего ты хочешь, но ты обязана ради себя проверить это, дать этому шанс. Поезжай в Торонто и посмотри, что ты почувствуешь.

— Но что, если я почувствую себя опустошенной без тебя?

— Я не думаю, что это возможно. Я не нужен тебе, чтобы чувствовать себя полной. Тебя и так достаточно. Это нормально — не хотеть расставаться, но я не хочу, чтобы ты принимал какие-либо решения из-за меня.

— Я не хочу это потерять. — Он. Я не хочу его терять.

— И не потеряешь. Если ты этого хочешь, даже если захочешь уехать, мы все уладим. Я обещаю.

Тихий стон срывается с моих губ, когда он проводит пальцами по внутренней стороне моего бедра в теплой воде и обхватывает ладонями мою грудь.

— Трудно сосредоточиться, когда ты это делаешь.

— В этом весь смысл, — шепчет он мне в шею. — Я хочу, чтобы ты забылась, всего на несколько минут. Забудь о сегодняшнем дне, забудь о завтрашнем дне, забудь о работе. — Он проводит пальцем по моей щели, заставляя меня вздрагивать. — Позволь мне позаботиться о тебе. Позволь мне что-нибудь сделать.

— Ты делаешь все. — Моя голова падает ему на плечо, когда он входит в меня. — Ты для меня все.

— Ты — мое все.

Я никогда не была чьей-то, но Гаррет заставляет меня чувствовать, что я ничего не упустила, как будто все это время я просто ждала его, чтобы он мог показать мне, что значит быть любимой, найти своего лучшего друга, своего партнера, свою вторую половинку, все в одном лице. Найти человека, который точно знает, как у тебя дела, как помочь, когда ты слишком упряма, чтобы попросить об этом, как быть терпеливым и позволить тебе выползти из тени в твоем собственном темпе, при этом будучи уверенной в том, что он рядом, он ждет и будет продолжать ждать. Человек, который соответствует твоему ритму, чьи плавные грани смягчают твои неровности.

Я не знаю, как выразить все это словами, сказать ему точно, что он значит для меня, поэтому, когда его пальцы двигаются внутри меня, каждый толчок целенаправленный и глубокий, когда его большой палец точно обводит круги, я тянусь назад, погружая пальцы в его локоны, прижимая его ближе. И когда он смотрит на меня сверху вниз, в его глазах сияет столько необузданной любви, когда он поднимает меня выше, пока музыка плывет вокруг нас, заключая нас в этот идеальный пузырь счастья, я прижимаюсь губами к его губам.

* * *

— Только маленькую чашечку, — строго говорит мне Гаррет, наблюдая, как я надеваю его рубашку на пуговицах поверх трусиков, пока он сливает воду из ванны. — Слишком много горячего шоколада не даст тебе уснуть. — Он натягивает боксеры и хлопает меня по заднице, когда мы, спотыкаясь, выходим в коридор, и он просит Google выключить музыку.

— Что, если я не устала? — Я прижимаю его к стене. — Что, если я хочу отвезти в Паундтаун (прим. Pound Town — разговорное выражение, обычно используемое как эвфемизм, обозначающий интимные отношения, часто с юмористическим или откровенным подтекстом)?

Он тихо смеется, его руки скользят вверх по задней поверхности моих бедер, сжимая мою задницу.

— Если кто-то и отвезет кого-то в Паундтаун, так это я тебя.

— Может быть, ты возьмешь меня первым, а я возьму тебя второй.

— Завтра, солнышко. — Веселый, но твердый взгляд в его глазах говорит мне, что он не собирается смягчаться, и когда я вздыхаю, он берет меня за подбородок и обжигает поцелуем. — Не будь упрямой.

— Звучит как вызов для меня, здоровяк.

Взяв его за руку, я веду его на кухню. Свет над плитой отбрасывает тени по темному коридору, и у меня сжимается в груди, когда одна из этих теней выходит из дверного проема на свет.

— Картер, — выдыхаю я, тело Гаррета врезается в мое, когда я резко останавливаюсь.

— Черт. — Гаррет обхватывает меня руками за талию, удерживая в вертикальном положении. Теплый воздух из вентиляционных отверстий обжигает мои голые ноги, как и жар его обнаженной груди, когда он прижимает меня к себе.

— Я постучал, — шепчет Картер, его взгляд мечется между нами. Мы едва одетые и все еще мокрые. С каждым мгновением его грудь вздымается все быстрее, каждый вдох слабее предыдущего. — Но ты не… Я волновался, что ты… Я…

— Эй, чувак, послушай. — Гаррет делает шаг вперед, вытягивая руки перед собой, как будто приближается к пойманному животному.

Глаза Картера вспыхивают гневом, предательством, и его кулаки сжимаются, когда он смотрит на меня. Он отступает назад.

Я качаю головой, протягивая к нему руку.

— Нет, это не… это не то… — мое сердце подскакивает к горлу, когда он делает еще один шаг назад, потом еще. — Картер.

Я не знаю, чего я ожидал, но это было не это, тишина. С яростью, я думаю, я могла бы справиться. Крики. Но не это, не мой брат, которому всегда есть что сказать, просто стоит здесь и смотрит на нас, на меня, как будто он никогда не чувствовал себя таким обманутым.

Я хочу, чтобы он наорал на меня, чтобы все выяснить. Я хочу, чтобы он сказал мне, что он зол, что мы солгали. Я хочу сказать ему, что впервые в жизни влюблена в мужчину, который относится ко мне как к мечте, о которой всегда мечтал.

Вместо этого он берется за ручку двери и отворачивается.

— Картер, пожалуйста, — умоляю я. — Не уходи. — Тяжесть прошедшего дня возвращается внезапно, сдавливая мою грудь. Я кладу на нее руку, сжимая ее, пытаясь дышать. Слезы текут по моим щекам без предупреждения, и, поскольку Картер колеблется, опустив голову, я шепчу. — Прости.

Он смотрит в потолок, его горло подпрыгивает.

— Нет, — наконец произносит он, это слово едва слышно. Он открывает дверь, но прежде чем она захлопывается за ним, он произносит нам еще два слова, и тот пузырь, в котором мне так нравилось оставаться, разбивается вокруг нас, как стекло. — Пошли вы.

ГЛАВА 40

Картер не отвечает на звонки уже шесть дней.

Шесть гребаных дней.

На четвертый день Дженни сдалась. Она плакала и злилась. Она села одна на диван и сказала, что хочет побыть одна, прижалась ко мне и попросила не отпускать.

Каждый раз, когда Дженни закрывала глаза и засыпала, я звал его.

Но если Картер Беккет не отвечает на телефонные звонки своей сестры, то уж точно не отвечает на звонки парня, который ее трахает.

Потому что Картер думает, что это все. Он думает, что я рассматриваю Дженни как возможность, легкий доступ четырьмя этажами ниже. Он думает, что я солгал, выбросил годы дружбы из-за куска задницы.

Он не видит преданности, любви, гребаной бесконечной, разрушающей землю дружбы, которую мы построили, вложили в нее все, чтобы укрепить доверие, преодолеть все препятствия, помочь друг другу стать лучше по отдельности, чтобы мы могли быть лучше вместе. Он не видит, что я не могу представить свою жизнь ни с кем, кроме Дженни, рядом.

Если бы он просто взял свой чертов телефон и послушал, он бы знал.

Я продолжаю говорить Дженни, что ему просто нужно время, но я не знаю, сколько еще она сможет выдержать. Чем дольше он молчит, тем больше Дженни думает, что он никогда не вернется.

У нас был план, но если жизнь меня чему-то и научила, так это тому, что никогда ничего не идет по плану. Почти все летит насмарку.

Думаю, это не совсем так. Потому что жизнь дала мне Дженни, а Дженни дала мне жизнь.

Но у меня заканчиваются идеи. Я не знаю, как заставить Картера выслушать, просто дать нам чертов шанс объяснить, что мы никогда не хотели, чтобы все это произошло. Я, черт возьми, и представить себе не мог, что она ворвется в мою жизнь и станет моим лучшим другом, моим любимым человеком за такое короткое время. Только она смогла. Она моя, а я ее. Я думаю, так всегда и должно было быть.

Я больше не позволю ей быть только моим воскресным вечером. Я хочу, чтобы она была моим сонным утром в понедельник, моей благодарностью за то, что сегодня пятница, моим лежанием в постели в субботу и во все остальные дни тоже. Я не собираюсь заставлять себя жить без самого светлого человека в моем мире.