— Ты только что кончил на пол?

— Это был несчастный случай! Я не был готов! — Я хватаю подушку.

— Только не на подушку! Отвратительно! Кто-нибудь ткнется в нее лицом!

— Я в ахуе! — Кричу я, убегая в ванную. Я хватаю комок туалетной бумаги, что, как выясняется, ужасная идея. Она распадается, оставляя белые ошметки по всему ковру, пока я вытираю свой беспорядок. — Это мне дорого обойдется.

— Лучшие деньги, которые ты когда-либо тратил, — самодовольно парирует Дженни.

Со стоном я падаю на кровать как раз вовремя, чтобы заметить, как Дженни кутается в одеяла.

— Итак…

— Итак… спокойной ночи?

— Спокойной ночи? Это все? — Я хихикаю. — Ты хочешь, типа… поговорить?

Она теребит свое одеяло.

— А ты?

— Ну, Адам еще не вернулся.

— Так ты хочешь поговорить?

— Если хочешь поговорить, мы можем поговорить.

— Звучит так, будто ты хочешь поговорить, Гаррет.

Я прочищаю горло, потирая затылок.

— Думаю, мы могли бы поговорить.

Дженни ухмыляется.

— Дай мне умыться и перекусить.

Я следую ее примеру, и когда Дженни присоединяется ко мне, она с миской хлопьев, в толстовке, в которую я одел ее, когда видел в последний раз.

— Что это? — спрашивает она.

Я поднимаю банку, в которую только что макала печенье.

— Масло для печенья. — Я запихиваю все это в рот. — Изф Фтатов. Ты обфязана попфробофать их. Я офстафлю тебе немфного.

Дженни хихикает.

— Ладно, расскажи мне о своем вечере перед тем, как ты испортил ковер.

— Мы тусовались в баре с командой. К Адаму клеились.

— Только к Адаму?

— И к Джексону.

Она ждет.

— Ладно, ко мне тоже. — Я опускаю в соус еще одно печенье. — Итак, я сказал парням, что хочу встречаться, а не трахаться.

— Адам — единственный, кто достаточно чист, чтобы купиться на это.

Я согласен, поэтому рассказываю Дженни о его мечте однажды забрать ребенка из детского дома, и она мягко улыбается на протяжении всего этого, прежде чем рассказать мне о своем дне.

— Мы с Олли повели щенков на прогулку, а потом она попросила меня приготовить ей поднос с пирожными перед игрой. Большую часть матча мы с Карой орали на судей, а Олли потеряла сознание у меня на коленях во время третьего периода.

Я улыбаюсь, наблюдая, как она лениво вытирает молоко, стекающее по подбородку, и облизывает уголок рта. Она встречает мой пристальный взгляд, улыбается в ответ, и я ищу, что бы еще сказать. Наверное, я еще не готов пожелать ей спокойной ночи. Разговаривать ни о чем с ней… приятно.

— Я, э-э… сказал Картеру, что ты моя мама.

Она морщит нос.

— Что?

— Когда ты прислала мне ту фотографию, — уточняю я. — Я даже не мог говорить, он этого не видел, но спросил меня, с кем я переписывалась, и я…

Ее глаза сверкают от ухмылки. Такой широкой и дерзкой, исключительно в стиле Беккетов.

— Сказал, что я твоя мама.

— Мой мозг отключается. Это происходит почти всегда, когда речь заходит о тебе.

Я резко оборачиваюсь, когда дверь издает звуковой сигнал, приоткрывается наполовину, а затем быстро захлопывается на поворотном замке.

— Какого хрена? — Адам дергает ручку, надавливая на замок. — Ты запер меня снаружи, ублюдок?

— Случайно! — Я вскакиваю с кровати, подтягивая штаны одной рукой. Я спотыкаюсь во второй раз за вечер, чуть не падая лицом в беспорядок, который устроил. — Подожди секунду!

Дженни трясется от смеха, зажимая рот рукой, и я бросаю на нее взгляд.

— Спокойной ночи, солнышко, — шепчу я.

Она подмигивает.

— Спокойной ночи, Меджвежонок Гэрри.

Я засовываю телефон в карман, без всякой причины провожу рукой по груди, затем открываю дверь. Адам стоит там, высоко подняв брови, а я уже придумываю оправдания.

Затем он делает шаг вперед, наваливается на меня, и я понимаю, что он чертовски пьян.

По пути он раздевается.

— Можно мне немного печенья? — Он хватает упаковку и банку с моего прикроватного столика, не дожидаясь ответа.

Он резко останавливается, его взгляд падает на испорченный ковер. Кончики моих ушей горят.

Я чешу шею, когда Адам пристально смотрит на меня.

— Э-э, это… Я был… ну, видишь ли, я был…

— Я даже знать не хочу. — Он проходит мимо, встряхивая маслом для печенья у меня перед лицом. — Теперь это мое, потому что я никому об этом не собираюсь рассказывать. Договорились?

Еще как, блин!

ГЛАВА 15

— Думаю, это фантастическая идея.

— А я нет. — В моей голове ответ скорее похож на «Ты, как всегда, бредишь, говноед».

Михаил хмурится.

— А почему бы и нет? Саймон только что сказал, что согласен.

Саймон всегда согласен, это часть проблемы.

Согласиться на то, чтобы мы изображали влюбленную пару для того, чтобы выступление было «действительно продающимся»? Я предпочту погрузиться в аквариум с акулами во время месячных.

— Мне это не нравится, — честно признаюсь я своему тренеру по танцам. — Я не люблю врать.

— Это называется актерской игрой, Дженнифер.

Он приобнимает одной рукой меня, другой Саймона, и ведет нас вперед. Я понятия не имею, куда мы идем, и, если уж на то пошло, Михаил тоже. Он обожает драматические разговоры, которые обычно означают много бесцельных блужданий, уставившись в никуда, но при этом мы притворяемся, что видим его воображение, и выговариваем все по слогам.

— Для рождественского шоу уже слишком поздно. Дженни, тебе нужно немного поработать над своей актерской игрой. Мне нужно почувствовать как сильно ты любишь Саймона. Но мы можем успеть на концерт в честь дня Святого Валентина, а это самое главное.

Он останавливается и оборачивается, рисуя руками дугу в воздухе.

— Только представьте: вы двое ослепляете собой сцену в День Святого Валентина. В день, предназначенный для любви. Вы разыгрываете самое великолепное представление, которое когда-либо видела эта школа, и завершаете его поцелуем. — Он сцепляет руки под подбородком. — Но не просто поцелуем. А таким, где ты, Саймон, сбиваешь себя, Дженни, с ног, встаешь обратно и воссоздаешь сцену как в фильме. И толпа сходит с ума. — Еще один поворот. — Вы превратите самых больших агностиков в верующих. Все влюбятся в мои бриллианты, и все захотят влюбиться в реальном мире. И что самое приятное? Продажи билетов на наш концерт в конце года в апреле стремительно вырастут, потому что все захотят увидеть, как счастливая пара блистает на сцене.

Саймон ухмыляется.

— Честно, Мик, мне нравится. Лучшая твоя идея на данный момент.

Это худшая идея, которую я когда-либо слышала за всю свою жизнь. У этого парня есть диплом преподавателя? Кто-нибудь, отберите его.

— Я не думаю…

— У нас с Дженни отличная химия. Мы справимся. — Саймон приобнимает меня, широко улыбаясь. Я не стоматолог, но я бы с удовольствием выбила один или два из этих зубов. Однажды они могут пригодиться для идентификации его тела, если до этого все же дойдет.

Михаил убегает, бормоча что-то о магии, любви и химии. Он вальсирует прямо в дверях, хихикая, и я понимаю, что он бредит также, как Саймон.

Я убираю руку Саймона со своего плеча.

— Я ни на что не соглашалась, и совершенно уверена, что не поцелую тебя.

— До этого еще долго, — говорит Саймон, следуя за мной. — У тебя будет немного времени, чтобы все обдумать.

— Я обдумала. Я отказываюсь.

Саймон вздыхает, плюхается на скамейку, когда я натягиваю спортивные штаны поверх шорт.

— Дженни, ты не можешь злиться на меня. Пожалуйста. Я не могу этого вынести. Ты мой друг.

— Не особо было на то похоже, когда ты пытался засунуть мне в глотку свой язык.

— Я ошибся. Я всегда хотел попробовать с тобой что-то большее, и мне нужно было воспользоваться моментом, пока он был. Мы были одни, танцевали, и я не… — Он приподнимает плечо, одаривая меня этими глазами. — Это было слегка романтично. Но я понял: с твоей стороны никаких чувств. Четко и ясно. Больше этого не повторится. — Саймон складывает руки под подбородком, надувая губы. — Пожалуйста, прости меня. Я не хочу терять нашу дружбу, и мне невыносима мысль о замене тебя на другого партнера по танцам.