— Заткнись! — она швыряет подушку мне в лицо.

— Это даже не грустная часть!

— Это эмоциональная часть! Они нашли друг друга после стольких лет разлуки, и они были лучшими друзьями, и это… это… это… заткнись! Перестань смеяться надо мной!

Я этого не делаю, но уворачиваюсь от второй подушки, которую она бросает. Дублин совершенно невозмутимо дрыхнет у камина, хотя эта девушка рядом со мной всю ночь была очень шумной.

— Ты вся такая «плохая девчонка», но я три раза видел, как ты плакала только на этой неделе, и два из этих раза были сегодня вечером во время просмотра мультиков.

Она даже больше не швыряет подушку, просто прижимает ее к моему лицу, пытаясь задушить меня, ее тело извивается напротив моего. Мой смех, кажется, только подстегивает ее.

Дженни толкает меня в сторону, и я опрокидываюсь на спину, она оказывается у меня между ног.

— Заткнись… Медвежонок… Гаррет!

— У меня три младших сестры. Ты не выиграешь, солнышко.

— Я росла с Картером, — ворчит она, сжимая мои руки и пытаясь прижать меня к дивану. — Он выводил меня из себя каждый день.

— Конечно, — я обвиваю одной рукой ее талию и разворачиваю, прижимая ее к себе, мои пальцы на ее запястьях. — Но я не твой брат.

И слава, блять, богу.

Дженни смотрит на меня из-под темных ресниц, ее щеки порозовели, губы от прерывистого дыхания приоткрыты. Наши груди поднимаются и опускаются вместе, быстро и тяжело, как грохот у меня в ушах. Я болезненно ощущаю теплое местечко между ее бедер, где хочу быть сам, в моей грудь бурлит желание.

На задворках моего сознания звучит голос, говорящий мне отвлечься, уйти, пока я не наделал ошибок, которые не смогу исправить.

Потому это прямо сейчас? Я и она, младшая сестра моего лучшего друга и капитана команды, спутаны друг с другом? Ошибка, от которой не отмажешься.

Но затем затуманенные голубые глаза Дженни опускаются на мои губы, и ее бедра слегка двигаются — приглашение, от которого, я не думаю, что смогу отказаться.

— Я выигрываю, — шепчу я и опускаю лицо, в то время как она приподнимает подбородок.

Мой рот накрывает ее рот без колебаний, пробуя на вкус. Черт, как же я хочу продолжать пробовать ее. Она мягкая и сладкая, нетерпеливая и нерешительная одновременно, и мой пульс учащается, пока я исследую ее. Я провожу языком по складке ее губ, прося разрешения. Я хочу поцеловать ее, и не знаю, захочу ли перестать это делать.

Она раскрывается передо мной, обвивает ногами мою талию, подпуская меня ближе, чем когда-либо. Мой язык медленно встречается с ее, и когда ее бедра, прижимаясь ко мне, приподнимаются, с ее губ срывается прерывистый стон.

И тут у меня перехватывает дыхание.

Дженни напрягается подо мной, и я знаю. Я все. Я облажался.

Я отступаю в ту же секунду, как она вырывается из моих объятий. Она пятится, пока с визгом не переваливается через край дивана, от чего ее попка оказывается задранной.

— Прости, — я поднимаюсь на ноги и тянусь к ней, пытаясь помочь подняться, но она продолжает, пятясь, выходить из гостиной и идти по коридору, тараща на меня широко раскрытые глаза. — Прости, Дженни. Я не имел в виду… Я не… Я не знаю, что на меня нашло.

Она врезается в стену и хватается за затылок.

— Ой!

— Да боже правый, позволь мне помочь тебе подняться, — я поднимаю ее на ноги, прежде чем она успевает оттолкнуть меня, и быстро взлетает по лестнице, не смотря на хромоту. — Дженни…

— Я устала! Так устала! Пора спать! — Она машет рукой на дверь. — Ты можешь просто… уйти. Запри дверь, когда будешь уходить! Спокойной ночи, Гаррет Андерсен!

Она спотыкается и падает на четвереньки наверху лестницы, бормоча, что только что назвала меня полным именем. Затем она исчезает, и захлопывает дверь.

Черт. Как же я облажался. О чем, черт возьми, я думал?

Я не думал, вот в чем проблема. Точно не той головой, что на моей шее.

Я смотрю вниз на свой член. Я полностью разочарован в нем, и собираюсь ему об этом сказать.

— Не можешь, блять, остаться в штанах хотя бы одну гребаную ночь, лейтенант Джонсон? Серьезно, чувак. Это чертова младшая сестренка Картера, — бормочу я, вытирая лицо, пока бреду обратно по коридору.

Дублин зевает и потягивается, а затем подбегает, чтобы лизнуть мою руку. Он сворачивается калачиком на подушке на кухне, пока я убираю беспорядок, который мы устроили, прежде чем быстро выпроводить себя за входную дверь. Мне нужно охладить свои синие от возбуждения яйца.

— Блять, — повторяю я по крайней мере в пятнадцатый раз за последние пять минут, тихонько ударяясь головой о дверь. — Блять, блять, блять.

Я не могу вот так уйти. Мне нужно извиниться, и нам нужно поговорить о том, что будет дальше. Я думаю, мы НИКОГДА не должны рассказывать Картеру, но, если она захочет, я расскажу. Он отрежет мне по крайней мере одну неотъемлемую часть тела, но я пойду на это, если она попросит.

Я тихонько возвращаюсь внутрь, снимаю обувь, моя шея становится липкой. Мне действительно нравилось проводить с ней время, но я на 99,999 процентов уверен, что я уничтожил все шансы на то, что мы когда-нибудь снова сможем оказаться в одной комнате.

— Дженни? — неуверенно зову я, поднимаясь по лестнице. Я нахожу единственную закрытую дверь и хватаюсь за дверной косяк. — Я хотел извиниться. Мы можем поговорить?

Отчасти я надеюсь, что она уже спит.

— Дженни, я… — я мотаю головой. Мне это не нравится. — Послушай, — пытаюсь я мягко, — можно мне войти?

Не получив ответа, я опускаю голову и вздыхаю, поворачиваясь к лестнице.

Но потом я слышу, как она тихо зовет меня по имени, и я торжествующе сжимаю кулак.

— Да, — бормочу я, прежде чем открыть дверь и словно вальсируя войти через нее. — Послушай, я был…

Слова остаются у меня на языке, челюсть отвисает, когда мой взгляд падает на самое великолепное зрелище, которое я когда-либо видел.

В воздухе разносится нежная вибрация, и кажется, что она исходит от розового предмета, который Дженни держит между своими длинными загорелыми ногами лежа на кровати.

А Дженни? Без штанов. И без трусиков. Голова запрокинута назад.

Моя рука оказывается на члене, когда мое имя вновь срывается с ее губ, точно так же, как слова, которые я не успеваю остановить, срываются с моих.

— О боги.

Дженни резко дергается вперед, ее ошеломленные глаза бродят по комнате и оказываются на мне. Я стою в дверном проеме, рука на члене, который, кстати, стал уже чертовски твердым.

Ее губы приоткрываются, и я, должно быть, самый большой мудак на планете, если думаю, что она может еще раз произнести мое имя или, что еще лучше, пригласить меня войти.

Вместо этого она визжит.

Срань господня, она визжит. Ее крик леденит кровь и разрывает уши, но все же лейтенанту Джонсону насрать.

Он также стоит во всей своей красе, умоляя меня позволить ему дать ей парочку салютов; спросить, не хочет ли она пошалить.

И, господи, как же этого хочу я.

ГЛАВА 9

У меня есть вопросы.

Что я сделала, чтобы заслужить такую жизнь? Ту, которой живу с прошлой недели? Почему мужчина, что стоит сейчас передо мной, видел меня полуголой не один раз? Почему коробка с моей коллекцией вибраторов порвалась именно в его руках? Почему Индиана Боунс прилетел ему в лицо? Почему я поцеловала лучшего друга своего старшего брата?

Почему Гаррет только что застукал меня за тем, как я развлекалась с гребаным вибратором, в то время как, может быть, или, может, нет — точно еще не ясно — стонала и произносила его имя?

— Что ты здесь делаешь? — кричу я, вскакивая с кровати. — Я не говорила, что тебе можно входить! Ты ушел! Ты должен был уйти! Я слышала, как закрылась дверь!

— Я-я-я… — его взгляд рикошетит между нижней половиной моего тела и моей рукой. — Святые угодники.