Я хватаю ее за талию, приподнимая над собой, прежде чем опускать снова и снова, погружаясь по самую глубину, мои ногти впиваются в ее кожу, когда она проводит своими по моей спине. Она дергает меня за волосы на затылке, выгибаясь дугой, ее идеальные сиськи подпрыгивают у меня перед лицом, и я наклоняюсь вперед, втягивая сосок в рот.

Я хочу проникнуть глубже, пока она снова не почувствует меня в своем гребаном горле. Я хочу запомнить, как она чувствует себя рядом со мной, как будто мы всегда были созданы друг для друга, как последние две части головоломки.

Стаскивая ее с себя, я развязываю ленту. Она, не теряя времени, обхватывает мое лицо ладонями и приникает своим ртом к моему. Когда она отстраняется, я переворачиваю ее на четвереньки, быстро разрисовывая ее задницу в форме сердца отпечатком своей руки.

— Моя, — говорю я ей, прижимаясь губами к ярко-красной отметине.

Она хотела пещерного человека, пещерный человек — это именно то, что она получает.

Она сжимает в кулаке простыни, когда я снова погружаюсь в нее.

— Твоя.

— Черт возьми, Дженни, — я сжимаю ее бедра и двигаюсь вперед. — Иногда я просто хочу трахать тебя… уничтожать тебя. Трахать тебя, пока ты не почувствуешь себя невесомой, как будто паришь и больше ничего не чувствуешь. Трахать тебя так сильно, что ты сможешь чувствовать меня, даже после того как я уйду, — я притягиваю ее к себе, прижимаю спиной к своей груди и держу за горло. — Ты совершенство, безупречность, и все, что я хочу сделать, это оставлять отметины на твоей теле, которые будут напоминать тебе о том, что ты моя, а я твой, что мы принадлежим друг другу.

Дженни сжимается вокруг меня, дыхание хриплое и прерывистое, когда она откидывается назад, ее рука на моей шее, пока мы кончаем вместе.

Отпуская ее горло, я провожу ее рукой между ног. Прижимая ее пальцы к ее клитору, я двигаю наши руки по кругу, заставляя ее тереться, когда мой оргазм начинает прокатываться по позвоночнику. Мои яйца сжимаются, и когда Дженни шепчет мое имя один раз, затем два, я хватаю ее за бедра и толкаюсь вперед так сильно, как только могу, снова и снова, пока мы вместе не переваливаемся через край обрыва, свободно падая в небо.

Задыхаясь, я падаю на спину, накрыв Дженни собой, безвольную и безжизненную, хватающую ртом воздух. Я хлопаю рукой по ее заднице и целую в губы.

— Я люблю тебя, — говорим мы одновременно, сопровождая это смехом.

— Господи, я устал, — я провожу рукой по своим влажным волосам. — Ты необузданная.

— Я?

— Да, ты, солнышко. Ты нарочно меня разозлила.

— В «Старбаксе» не было моего печенья с имбирной патокой. Они предложили мне изюм и киноа, Гаррет.

Мой желудок урчит, напоминая мне, что я пропустил ужин, чтобы пораньше забрать Дженни.

— Китайская кухня, — бормочу я так соблазнительно, как только могу, скользя губами по ее подбородку.

Дженни смеется.

— Позволь мне привести себя в порядок и взять меню.

Я следую за ней в ванную, где мы решаем, что лучше всего быстро принять душ, и я провожу 99 процентов времени, целуя ее под ровной струей. Пока она приносит меню с кухни, я вытираю игрушку и убираю ее обратно домой.

Мой взгляд привлекает блестящий драгоценный камень, и я вытаскиваю маленькую розовую стеклянную пробку, к которой он прикреплен. Когда Дженни возвращается в спальню, я вопросительно смотрю на нее, приподняв брови. Она любит приключения, и мне нравится быть предприимчивым вместе с ней.

— Ни в коем случае, Гаррет.

Я надуваю губы и поднимаю голову.

Она закатывает глаза и вздыхает.

— Ладно, может быть, когда-нибудь.

— Это чертовски возможно, леди и джентльмены! — я захлопываю ящик, ныряю на кровать, прижимая ее к себе, пока она хихикает, и я прижимаюсь к ней, пока мы вместе читаем меню.

Мы едим в постели, когда приносят еду, а затем выпиваем по одной порции чего-нибудь мягкого и сладкого, прежде чем она обвивается вокруг меня, как коала, устраиваясь на ночь.

Без моего разрешения мои мысли возвращаются к Картеру. Помимо того, что он мой капитан, он один из моих лучших друзей. Он забрал меня в тот момент, когда я сошел с самолета много лет назад, когда у меня никого не было. Он пригласил меня в свой дом, в свою жизнь, выходящую за рамки хоккея, и сделал это, не раздумывая.

Поначалу было весело, секретность, подкрадывание, когда по плану все должно было быть временным. Но сейчас, когда я смотрю на ее лицо, отмечая, как каждая крошечная черточка поблекла от умиротворения, которое приносит ей сон, я знаю, что Дженни — это та, без кого я не хочу жить.

Чем дольше мы будем скрывать это от Картера, тем хуже будет результат. Ложь становится все труднее проглатывать, от нее у меня сводит живот, а чувства к Дженни становятся невероятно глубокими.

Кроме того, я устал от того, что не могу говорить о ней так, словно она не самое лучшее и яркое существо в моем мире. Я устал от недолгих мгновений, от томительных взглядов через переполненные комнаты, от вынужденной дистанции и отстраненности.

Проводить время с Дженни — это как воскресенье, которое не хочется когда-либо заканчивать. Каждый момент, предшествующий этому, прекрасен, выходные пролетают слишком быстро. Воскресенье наступает раньше, чем ты этого хочешь, и ты цепляешься за каждое мимолетное мгновение, за каждую отдельную минуту, не готовый отказаться от этого, сказать «прощай». Ты думаешь, что если просто не будешь закрывать глаза, тебе не придется этого делать.

Но потом наступает ночь, неизбежное прощание, и ты просыпаешься утром в понедельник в одиночестве, готовый начать еще одну утомительную неделю. Ты откладываешь свои выходные и становишься тем человеком, которым на самом деле не хочешь быть, притворяясь, что справляешься без человека, который важнее всего, с которым все становится проще, просто снова ждешь выходных, когда вы наконец сможете быть вместе.

Я больше не хочу ждать, и я устал прятаться.

ГЛАВА 38

Я люблю этот пузырь.

Все в нем тепло и ярко. Я постоянно греюсь на солнышке, меня обнимают сильные руки, прижимают спиной к твердой груди, непрерывный поток слов «Я люблю тебя» шепчут мне на ухо.

Беспокойству здесь не место. Здесь нет места страхам или неуверенности. Все это существует только за пределами пузыря, где мы вынуждены притворяться, что не существует нас, что мы не две половинки невероятного целого.

Это мое любимое место, где я могу быть рядом с этим человеком, окруженная его любовью, его поддержкой, тем, как он постоянно поднимает меня.

Я провожу ладонью по его обнаженной груди, ощущая жар его кожи, нежный стук сердца, бьющегося внизу. Интересно, знает ли он, что я излучаю счастье, потому что он дал мне возможность сиять.

Мои губы касаются его ключицы, и тело подо мной гудит и оживает, он прижимает меня к своей груди одной мускулистой рукой, в то время как другая вытягивается над его головой, длинные ноги сгибаются.

— Ты такая гребаная постельная совратительница, — ворчит Гаррет прямо перед тем, как я оказываюсь на спине, распластанная под тяжестью его тела, лежащего на моем.

Его веки трепещут, сонные бирюзовые глаза смотрят на меня сверху вниз. Уголок его рта приподнимается, когда он перемещается, оседлав мои бедра, обхватывает пальцами мои запястья, прижимая их по обе стороны от моей головы.

— Моя кровать, — шепчет он, целуя мое плечо. — Моя Дженни, — его губы движутся вверх по моей шее, подбородку, пока он не нависает надо мной, растрепав золотистые волосы. На его лице расцветает улыбка, такая теплая и манящая, опьяняющая. — Мое гребаное солнышко, — его рот накрывает мой, язык проникает внутрь, когда он отпускает мои запястья, чтобы переплести наши пальцы вместе, разжечь огонь желания внутри меня, когда он скользит по моему боку.

Гаррет сжимает мою талию, насаживая меня на него. Я обвиваю его ногами и стону, приподнимая бедра, молча умоляя, и проглатываю его вздох, когда он погружается внутрь.