— Черт возьми, да, — шиплю я. — Вот так, Дженни, — накручивая ее волосы на кулак, я заставляю ее посмотреть мне в глаза. — Смотри на меня, солнышко. Всегда смотри на меня.

Дженни хнычет, ерзает, потирая бедра друг о друга. Она отчаянно нуждается в ласке, внимании, трении, и я собираюсь дать ей это сразу, как кончу.

Я направляю ее голову, наблюдая, как она заглатывает столько меня, сколько может, как впадают ее щеки, когда она откидывается назад. Она задерживается на кончике, делая круги языком, обрабатывая рукой основание, прежде чем снова заглатывает меня.

— Черт. Не останавливайся. Черт возьми, Дженни, не смей, блять, останавливаться.

Она становится громче, двигается быстрее, чавкает, как будто это ее чертова работа. Я теряю дар речи, и Дженни расплывается в улыбке. Ее глаза светятся гордостью, когда мои яйца сжимаются, и когда я, захлебываясь словами, говорю ей, что собираюсь кончить, она продолжает, пристально глядя на меня, пока я изливаюсь в ее горло.

— Черт возьми.

Она облизывает уголок рта.

— Как это было?

Я хихикаю, хватаю ее за талию и бросаю на подушки.

— Хочешь знать, как это было? — мои колени ударяются о кровать, и я ползу к ней. — Как насчет того, чтобы я показал тебе, как это было?

Мой рот завладевает ее ртом, скрадывая ее ответ. Есть что-то особенное в том, как ощущается на ее губах вкус меня, и от этого я становлюсь диким, и когда Дженни выгибается на кровати, потираясь своей мокрой киской о мой член, я переживаю, что попытаюсь убедить ее позволить мне воспользоваться тем, что мне пока не принадлежит.

— Дженни, — предупреждаю я, рыча.

— Пожалуйста, — ее ногти впиваются в мои плечи, когда она скользит по всей моей длине, вверх и вниз, покрывая меня собой. Ее запах, ее влажность, ее жар. — Это так приятно.

И, черт, я не могу ей отказать.

Мои пальцы погружаются в ее шикарную попку, когда я прижимаю ее к себе одной рукой, другой провожу по краю ее подбородка, приближая ее изголодавшийся рот к моему. Это приглушенный стон, скользящие языки, покусывание зубами, когда бедра Дженни приподнимаются, а я скольжу по ее складочкам снова и снова.

Ее ногти царапают мой бицепс, когда она отрывает свой рот от моего, хватая ртом воздух, и я втягиваю в рот розовый сосок. Мой язык скользит по напряженному бутону, прежде чем я зажимаю его зубами, и дрожь удовольствия пробегает по моему позвоночнику, ногти Дженни впиваются в мою спину, с ее губ срывается стон моего имени. Я собираюсь кончить, и Дженни не должна отставать.

— Ты кончишь, солнышко?

Дженни закатывает глаза, и ухмыляется той самой ухмылкой Беккет.

— Доведешь меня до этого, Медвежонок Гэри?

Я краду ее улыбку своей собственной, и по всему моему телу словно распространяется лесной пожар. На следующем движении бедер я наклоняюсь и вставляю в нее два пальца, заменяя свой член большим пальцем, и безжалостно тру ее клитор. Дженни взрывается вокруг меня, рот в крике раскрывается, щеки и сиськи раскраснелись, и когда я замечаю эту набухшую, блестящую киску, мой член пульсирует.

— Господи Иисусе, — я сползаю с кровати, когда содержимое моего члена растекается по всей руке, просачиваясь сквозь пальцы на пол, что определенно не то, что я планировал, и какой гребаный беспорядок. — Такого со мной еще не было.

Запыхавшись, Дженни растягивается на матрасе, убирая каштановые волосы с влажного лба.

— Не кончал себе в руку? Или не занимался сексом без проникновения и на сухую?

— Никакой это не «сухой» процесс. У нас тут целый Ниагарский водопад..

Стоя передо мной, она проводит кончиком пальца по своей ключице, поглядывая на меня из-под темных ресниц.

— Я думала о Крисе Хемсворте.

— Пиздеж, — я шлепаю ее по заднице. — Ванная. Душ. Сейчас же.

— Знаешь, ты становишься немного властным.

— А ты чертовски любишь указывать, — схватив ее за загривок, я веду ее в ванную и включаю душ. — А теперь иди туда, чтобы я мог убедиться, что ты тщательно вымыта.

Она повинуется, и я не упускаю момента. Несколько раз подряд, потому что очень важно ничего не упустить, а я еще как умею быть дотошным.

Уже почти четыре утра, когда мы спускаемся на лифте на этаж Дженни, волосы у нас влажные, и мы оба безупречно чистые.

Дженни поворачивается ко мне с застенчивой полуулыбкой, открывает дверь и начинает пятиться.

— Спасибо, что подвез, Андерсен. Твердая шестерка из десяти.

— Шесть из десяти, черт возьми. Я потряс твой мир, солнышко.

Она теребит влажную прядь волос, которая свисает на мой лоб.

— Сегодня мне придется использовать Индиану Боунс только один раз.

Моя грудь вздымается, когда она улыбается, и сжимает в кулаке мою рубашку, притягивая меня к себе. Ее язык скользит в мой рот, мои руки ползут вверх по ее топу, обводя теплую талию.

Я начинаю отводить ее назад, потому что теперь думаю, что четвертый раунд звучит как хорошая идея, но Дженни отстраняется, шлепая меня по рукам.

— Спокойной ночи, Медвежонок Гэри, — пропевает она, а затем быстро захлопывает дверь перед моим носом.

Руки в бока, я смотрю на лейтенанта Джонсона, уютного и довольного в спортивках.

— Мы сделали это, большой приятель. Мы сделали это.

ГЛАВА 13

В одно ухо влетает, в другое вылетает. Именно это сейчас и происходит. Мама уже сорок минут рассказывает о планах Оливии устроить вечеринку в честь рождения ребенка. Она перешла все границы дозволенного, я, пытаясь спастись, стала смотреть в окно кофейни.

Медленно падающие снежинки превращают Ванкувер в зимнюю страну чудес. На это приятно смотреть, вид завораживает, несмотря на то что я отсчитываю дни до весны. Мокрый снег делает вождение опасным и усиливает тревожность, а быстротечность светового дня угнетает.

— Дженни? Ты слушаешь? Я не хочу разочаровать Оливию.

Я оставляю мысли об унылом, сером дне по другую сторону окна и перевожу взгляд на маму. Ее широко раскрытые глаза наполнены раздражением и беспокойством одновременно.

— Мам, прошу. Оливию не разочаровать сильнее — она замужем за твоим сыном.

— Дженнифер. Клянусь, ваши с братом поддразнивания друг друга нелепы.

Хэнк рядом со мной потягивает кофе.

— Поддразнивание — это язык любви братьев и сестер, Холли.

Правда, но любовь Картера иногда может быть удушающей. Например, сейчас, когда я проверяю свой телефон.

Лучший братан в мире: тренировка закончится в 5? заеду за тобой.

Лучший братан в мире: ты можешь поужинать со мной и Олли

Догадайтесь, кто придумал имя его телефонному контакту.

Я: Поеду домой на автобусе.

Лучший братан в мире: не думаю, скоро начнет темнеть.

Лучший братан в мире: или ты можешь взять одну из моих машин. их 5.

Я: Спасибо, но нет.

Лучший братан в мире: спасибо, но да. пицца? или индийскую?

Со вздохом я переворачиваю кладу телефон экраном вниз, и смотрю на маму.

— Твой сын не принимает отказов.

— Он получил это не от меня.

Мой телефон снова звонит, и я готова подсказать брату, куда он может засунуть все пять своих машин. Вместо этого щеки краснеют от эмодзи в виде медведя на экране моего телефона.

Медвежонок: Поиграем сегодня? Утром улетаем на несколько дней.

Мой отказ огорчает меня сильнее, чем кажется уместным. Долгие годы мне хватало самоудовлетворения растущей коллекцией игрушек. Несколько жалких дней, и Гаррет все это перечеркнул.

Я сваливаю все на то, что Картер настойчиво похищает меня на ужин. Иначе, я дала бы активное согласие и один из них оказался бы на коленях через тридцать секунд после закрытия дверей.

Медвежонок: Заеду за тобой. Скажи ему, что тебя подвезет друг.

Гаррет, должно быть, почувствовал надвигающийся спор, когда увидел три прыгающих точки на месте ответа. Картер знает, что мои единственные друзья — это его друзья и Саймон, и Картер бы закатил скандал, у него бы лопнула артерия от напряжения, если бы Саймон подвозил меня. Приходит еще одно сообщение, прежде чем я успеваю набрать свое.