Итак, почему и что? Как мне выразить это словами, не напугав ее? Почему прошло столько лет с тех пор, как у нее был секс? Что произошло и кто это сделал? С ней все в порядке? Как я могу ей помочь?
— Что он сделал? — вот вопрос, который наконец приходит в голову. Я не уверен, что это лучший вариант, особенно когда она напрягается в моих объятиях.
— Думаю, мне пора, — тихо отвечает она, ее руки скользят по моим.
— Что? Нет. Нет, я… — Я смотрю, как она направляется к двери в поисках своих тапочек, и когда она их находит, я хватаю их. — Не уходи.
— Не переживай, — врет она. — Я просто устала.
— Нет. — Я притягиваю ее к себе, погружая в свое тело, пока она вяло сопротивляется. — Пожалуйста, Дженни, — хнычу я. — Не оставляй меня.
Она вздыхает, прекращая борьбу, позволяя мне задушить ее в своих объятиях.
— Я не хочу говорить о нем.
И поэтому мы этого не делаем. Мы устраиваемся вместе на диване, под грудой одеял, Дженни у меня между ног, ее маленькая ручка теребит мою рубашку, пока жители «Кто» в «Ктовилле» готовятся к Рождеству.
Я приподнимаю свою толстовку на ее спине, провожу кончиками пальцев по ее гладкой коже.
— Дженни?
— Да?
— Прости, что я тебя расстроил.
Усталый вздох, и она прижимается глубже, утыкаясь носом в мою грудь.
— Гаррет?
— Да?
— Спасибо, что поднял мне настроение сегодня. Мне повезло, что ты у меня есть.
Но я думаю, что это мне повезло, и когда через десять минут после начала фильма она засыпает, я не бужу ее. Я не бужу ее до полуночи, и даже тогда подумываю о том, чтобы сказать себе «к черту все ограничения».
Вместо этого я беру ее на руки, обвиваю ее руки вокруг своей шеи, ноги вокруг талии и несу обратно в ее квартиру, оставляя на ее губах поцелуй, когда она шевелится, глядя на меня с ослепительной, сонной улыбкой.
ГЛАВА 18
СЛОВО НА БУКВУ «Д»Зимы на Восточном побережье — отстой.
Не так-то часто я по ним скучаю, только когда в Ванкувере наступает особенно мягкая зима и играть в хоккей под открытым небом невозможно. Я дома уже два дня и часами катался на замерзшем пруду либо с друзьями, либо со своими сестрами.
Но прямо сейчас я лежу на снегу на лужайке перед домом моего детства, и меня забрасывают снежками.
Особенно жесткий обледеневший снежок попадает в мои яйца, и я со стоном падаю на спину.
— Упс, — говорит Алекса, и я понимаю, что она сделала это нарочно.
— Гаррет! Ты в порядке? — Габби морщит нос, стискивает зубы и с боевым кличем, который эхом разносится в морозном воздухе, бросается на Алексу. Они сталкиваются, падают на землю и визжат, вокруг них снежная масса.
Надо мной появляется лицо Стефи. Оно загораживает солнце.
— Мы с тобой единственные нормальные люди, — честно говорит она, затем пытается поднять меня. Ей десять, она тощая, с торчащими конечностями и, вероятно, весит семьдесят фунтов лишь когда вся одежда на ней мокрая до ниток. Во мне двести с лишним футов. Она прилагает усилия, но ничего не выходит.
Я безжизненно лежу, и в конце концов она сдается, падает на меня сверху, и выбивает тем самым воздух из моих легких.
Она откатывается, ложится рядом со мной на снег и улыбается.
— Я действительно скучаю по тебе, когда ты не здесь. Я бы хотела, чтобы ты приезжал домой чаще.
— Думаю, мы должны убедить маму и папу переехать в Ванкувер. Тогда нам никогда не придется больше скучать друг по другу.
— Заманчиво. Но папа говорит, что у вас там невкусные омары.
Вы можете готовить что угодно и где угодно, если зарабатываете столько, сколько это делаю я, но ничто не сравнится с лобстерами на восточном побережье. Вот почему вчера на мне был один из этих пластиковых нагрудников в Harbour Lobster Pound. Разговоров было минимально, а стоны выражали вершину блаженства. Я съел так много, что рано уснул и пропустил созвон с Дженни.
Из-за наших загруженных графиков мы мало говорили с нашей последней встречи. По крайней мере, я смогу увидеть ее во время сегодняшнего концерта, даже если только по телевизору.
Когда солнце начинает садиться, а прохладный воздух становится слишком влажным, чтобы наслаждаться им, мы возвращаемся в тепло, и я отправляю сообщение Дженни.
Я: Не могу дождаться, когда увижу, как ты надерешь всем задницу. Надеюсь, ты почувствуешь мою поддержку отсюда, солнышко.
— Гаррет переписывается со своей девушкой! — Габби визжит, перепрыгивая через спинку дивана ко мне на спину, пытаясь повалить меня на землю. — Он назвал ее «солнышком»!
— Она не моя девушка, ты, маленький чудик. — Я обнимаю ее за голову и щекочу, посмеиваясь, когда она пытается отбиться от меня. — Дженни просто мой друг.
Она вырывается из моих объятий и вскакивает на ноги. Затаив дыхание, она убирает свои темно-русые прилипшие к щекам волосы.
— Да, друг, с которым ты смотришь рождественские фильмы и готовишь мороженое. — Она высовывает язык и с визгом убегает, когда я бросаюсь на нее.
— Дженни, — шепчет мама, хлопоча у плиты. Она бросает на меня взгляд через плечо. — Это же не Дженни Беккет?
Когда я не отвечаю, она раскрывает рот.
— Гаррет Андерсен, пожалуйста, скажи мне, что ты не встречаешься с младшей сестрой капитана своей команды.
— Окей. Я не встречаюсь с младшей сестрой капитана моей команды.
Она упирает кулак в бедро, на лице совсем не веселое выражение.
— Что? Мы не встречаемся. Мы просто дружим. — Технически, я не вру.
— Картер знает, что вы дружите?
— Э-э, да. Мы живем в одном здании. Он в курсе. — Все еще вру.
— Хорошо, позволь мне перефразировать свой вопрос. Картер знает, что ты смотришь фильмы по вечерам с его младшей сестрой и готовишь ей мороженое?
Я скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь, ворча:
— Молчи. — Габби встречает мой пристальный взгляд, частично спрятавшись за стеной. Я указываю на нее пальцем. — Тебе крышка.
Маниакальное хихиканье срывается с ее губ.
— У Алексы тоже есть парень! Джейкоб Дэниелс!
— Габби! — Алекса визжит.
— Я видела, как они держались за руки на перемене! — Габби, убегая, кричит, дверь спальни захлопывается за мгновение до того, как Алекса оказывается около нее.
Стефи встречается со мной взглядом.
— Что я тебе говорила? Единственные нормальные.
— А что насчет тебя? — Я толкаю ее в бок. — Есть кто?
Ее щеки пылают, и она смотрит на свои руки, лежащие на коленях.
— Я приму это за согласие.
Она поднимает свой взгляд на меня.
— Что, если я хочу девушку, а не парня?
Я притягиваю ее к себе, целую в макушку.
— Тогда тебе нужна девушка, вот и все.
Стефи прижимается ко мне, и телефон на стене звонит, мама снимает трубку. Мои родители — единственные, у кого до сих пор есть домашний телефон.
Мама отворачивается, понизив голос.
— Ну, во сколько мы можем тебя ждать? Твой сын пробудет дома всего пару дней… Я этого не говорила. Я знаю, что ты экономен. Но было бы здорово, если бы ты смог потратить еще немного денег… хорошо, ладно. Увидимся, когда ты вернешься. — Она вешает трубку, натянуто улыбаясь мне.
— Все в порядке?
— Твой папа собирается поужинать с парнями с работы.
Я не удивлен. Он почти не появлялся с момента, как я приехал вчера утром. Он встретил меня в аэропорту. Это была неловкая поездка, вынуждающая к разговору, который не хотел завязываться.
Я люблю своего отца, и знаю, что он любит меня, но я также знаю, что он испытывает непреодолимое чувство вины за то, что его не было в моем детстве, и за ту боль, которую он причинил. Он прошел через долгую терапию, приложил усилия, чтобы восстановить наши отношения, когда вернулся в нашу жизнь, но я думаю, что ему легче, когда меня тут все эти годы нет. Иногда я чувствую себя не более чем напоминанием о его борьбе.