— Да-да, пахните по-другому. Я поняла. Не извиняйтесь, для медиков это привычное дело, — пожала плечами Таня.

Мужчина сочувственно хмыкнул:

— Знаю, что у вас непростая работа. Так вот, еще по поводу мальчика: я спрашивал, где его родители, как вообще он возле той дороги оказался — ничего не говорит. Поймите, это далеко, более ста километров отсюда. Там глушь, сплошные поля вокруг… А больше мне о нем ничего не известно.

— Простите меня, — попросила Таня, смягчившись. — Я на вас набросилась из-за того, что мне сказали, будто мальчика привез его отец. Понимаете, парень сильно избит. И я на сто процентов уверена, что его били ремнем. Жестоко били. И это делал кто-то из родителей.

Незнакомец помрачнел, задумался.

— М-да, история… — наконец, проговорил он. — Но опасности для жизни нет?

— Думаю, нет. Но сейчас его обследуют, и можно будет поставить точный диагноз. В любом случае, мальчик пока останется у нас.

— Вы вот что… — мужчина порылся в кармане, выудил смятый, перепачканный носовой платок, начатую пачку сигарет, коричневое портмоне. Пахнуло рыбой, табаком, кожей. Портмоне раскрылось с глухим щелчком, загорелые пальцы незнакомца скользнули вглубь, и он протянул Тане черную карточку с золотым обрезом. — Позвоните мне, пожалуйста, когда устроите мальчика. Скажете, какая палата, я его навещу. Все-таки мой… найдёныш.

Она кивнула, принимая визитку. Дорогая бумага. Сверху монограмма в русском стиле, чуть ниже золотистые буквы, сплетенные в надпись: «Юрий Борисович Залесский, адвокат по уголовному праву». Адрес, два телефонных номера.

— А вы молодец, — неожиданно похвалил Залесский. — Такая маленькая — и так смело бросились защищать пациента.

Таня открыла рот: это она-то маленькая, с ее пятьдесят вторым размером?

— До встречи. Обещаю выглядеть прилично, — попрощался Залесский и вышел, аккуратно прикрыв дверь.

— Постойте! — крикнула Татьяна, высовываясь в коридор. Он обернулся, дождался, пока она подойдет ближе.

— Скажите, пожалуйста, мальчик совсем ничего не говорил вам о себе?

— Нет, — покачал головой Залесский. — Он даже имени своего не назвал. Заявил, что ударился головой и теперь ничего не помнит. Но, знаете… Я попытаюсь выяснить, кто он и почему оказался на той дороге.

____________________

* A posse ad esse non valet consequential (лат) — По возможному не следует заключать о действительном.

Ступени казались бесконечными. Новицкий поднимался, одышливо зависая на каждом лестничном пролете — пережидал, когда чуть тише станет надсадное буханье сердца, выровняется дыхание, которое сквозь звон в ушах звучало глухо, нездорово. Мышцы бедер болели, и Новицкий в который раз думал: «Надо сгонять вес, да и мышцы нагружать почаще. Превратился в бурдюк с жиром, стыдоба!»

Вяземская жила в девятиэтажке, на седьмом, и, приглашая его к себе, не сочла нужным предупредить, что лифт сломан. Психиатр, вообще-то, предлагал ей встретиться на нейтральной территории — где-нибудь в кафе, в парке, раз уж ей не терпелось узнать о его разговоре с Татьяной именно сегодня. Но Инесса Львовна сказала извиняющимся тоном: «Знаете, жду электрика, розетка искрит. Никакой возможности выбраться, приезжайте вы ко мне. У меня здесь и чай, и штрудель».

Прозвучало заманчиво, да и с точки зрения карьеры было бы полезно свести близкое знакомство с завотделения. «Неважно, что Вяземская возглавляет педиатрию, — думал он, мужественно преодолевая последние ступеньки, — к руководству медсанчасти она вхожа. Сегодня я ей пошел навстречу, завтра она мне — обычная практика, услуга за услугу».

Перед дверью Инессы Львовны психиатр протер запотевшие очки. Голова под шапкой вспотела, и он снял формовку, на ощупь привел в порядок волосы. Помахал полами расстегнутого пальто, чтобы немного остудиться. Еле слышно пахнуло одеколоном. Но его можжевеловый аромат мгновенно сдался властному, горячему, яблочно-коричному, запаху, который вырвался навстречу, как только Вяземская открыла дверь.

— Добро пожаловать. Рада личному знакомству! — церемонно сказала она, протягивая руку. В синем домашнем платье и элегантных сабо на высокой танкетке, с желтой пластиковой лейкой в руках, Инесса Львовна показалась Новицкому похожей на домохозяйку из рекламы. На это впечатление играл и до блеска вымытый пол, и ощущение прозрачной свежести, исходящее от бежевых стен, звездчатых светильников и полочек, принаряженных безделушками. Даже зеркало в прихожей выглядело празднично-умытым.

— Пальто можно сюда, — Вяземская указала в сторону вешалки. Игорь послушно выпутался из рукавов, и, взяв пальто за шкирку, неловко взгромоздил его на крюк. Шапку пристроил на краю одной из полочек. Выступив из ботинок, аккуратно составил их в углу. Инесса Львовна скользнула по нему благосклонным взглядом. И сделала приглашающий жест: — В гостиную, пожалуйста.

От этого движения лейка в ее руках клюнула носом и выпустила хулиганистую струйку прямо на ногу гостю. По левой брючине Новицкого поползло мокрое пятно.

— О, как неудобно, простите! — Вяземская охнула, метнулась в ванную за полотенцем. Замахала рукой в ответ на его сконфуженное мычание, присела, промокая его штанину толстой махровой тканью: — Нет-нет, я виновата — мне и исправлять! Не беспокойтесь, полотенце чистое!

Сомневаться в этом ему бы и в голову не пришло.

Глядя сверху на склоненную голову, на нежно-розовую шею и по-женски сильные, округлые плечи, Новицкий неожиданно ощутил горячую тяжесть в паху. Торопливо и неловко переступил с ноги на ногу, стараясь думать о другом. Инесса Львовна подняла голову, глянула вопросительно, и еще раз извинилась, посчитав это его движение признаком раздраженности, а не стыдливой неловкости. «Сколько ей — сорок пять, пятьдесят? — подумал Игорь Анатольевич. — Интересная женщина». Ему всегда нравились возрастные дамы — солидные, знающие себе цену, добившиеся в жизни определенных высот.

— А электрик, я так понимаю, до сих пор не пришел? — спросил он, проходя за Инессой в гостиную. — Знаете, их ведь можно ждать до морковкина заговения.

— Ой, и не говорите, — женщина сокрушено покачала головой, — так ведь если придет, то непонятно как работу сделает. Я ведь второй раз уже вызываю!

— Муж сильно занят, наверное? — сочувственно и как бы невзначай ввернул Новицкий.

— Да что вы, я уже не замужем, — она рассмеялась, но не забыла сделать акцент на слове «уже». Будто хотела показать, что семья у нее была когда-то, но теперь нет — и это к лучшему.

— Сочувствую вашему бывшему мужу, такую хозяйку упустил.

— Ну, каждому — своё, — ответила она, довольно блеснув глазами. Внимание молодого мужчины польстило ей, и Вяземская удовлетворенно отметила про себя: «Могу еще очаровать, очень даже могу!».

Усадив гостя за обеденный стол, она отодвинула в сторону вазу с искусственными хризантемами, и упорхнула на кухню. Новицкий и комнату как следует оглядеть не успел, как перед ним возникли две элегантные бело-синие чайные пары, и румяный, чуть припорошенный сахарной пудрой, штрудель, выложенный на гжельское блюдо. Аристократически-высокий чайник с тонким носиком и сахарницу ему в пару Инесса Львовна внесла на отдельном подносе. Водрузила его на тонконогий десертный столик — кованый, с круглой малахитовой столешницей. Игорь Анатольевич уселся поудобнее, принял из рук хозяйки кусок штруделя — из его разгоряченного нутра выглядывали полупрозрачные, истомившиеся в сладком соку, яблочные дольки. Вдохнул аромат крепкого чая с мелиссой и смородиной, который разливала по чашкам Инесса. Руки у нее были ухоженные, нежные даже с виду.

— Ну что, Игорь, удалось вам встретиться с Татьяной? — спросила Вяземская, звякнув чайной ложечкой о блюдце.

Психиатр торопливо прожевал кусок штруделя, промокнул губы салфеткой:

— Да, Инесса Львовна. Как я и предполагал изначально, вы были правы — ваша сотрудница действительно нуждается в помощи.

Инесса нахмурилась: