— Ну что, полегче стало? — Яна села рядом, на кровать. Повернулась к подруге, сказала, враз посерьезнев: — Если хочешь знать, что делать, мое мнение таково: хватит цацкаться со Степановной! Прекращай к ней подлизываться, ты же видишь, она не ценит. Прекращай финансировать ее хотелки. Обидится — да и ладно. Проклянет — переживешь. Я бы на твоем месте вообще перестала с ней общаться, раз она только и умеет, что нервы трепать.

— Ну не могу же я мать бросить… — уныло сказала Таня.

— Никто никого не бросает, просто двум взрослым людям не по пути. Так бывает, сама знаешь. И пусть на этот счет твоя совесть будет спокойна. Она так с тобой поступает, что ты имеешь полнейшее право с ней не общаться. Если, не дай бог, заболеет — поможешь, состарится — будешь опекать сама или наймешь сиделку. Но пока она в добром здравии и полна сил настолько, что спокойно поднимает руку на дочь, не пойти ли ей, а?…

Татьяна вдруг успокоилась. Слезы окончательно высохли, будто боль, питавшая этот источник, исчезла без следа. Может быть, потому, что предложенный Янкой выход был хоть и не самым лучшим с точки зрения морали, но зато реальным, правильным?

— И вообще — живи своим умом, не оглядывайся на мать, — продолжала подруга. — Хочешь взять ребенка — бери, и никого не спрашивай.

— Я и не собиралась, — мотнула головой Таня. — Просто знаешь, что обидно? Я так хотела всегда, чтобы у моих детей была бабушка. Добрая, заботливая, от которой тепло, как от русской печки. Которая любила бы их просто за то, что они дети и нуждаются в любви. А мать… Она же заранее ненавидит моего ребенка! Для нее приемный — как прокаженный. Как с тавром на лбу — «третий сорт». И получается, что из-за этого ее дурацкого предубеждения я должна всю жизнь прожить без детей, если своих родить не смогу? То есть я не буду счастлива, и ребенок, которому я могла бы стать хорошей мамой, будет расти в детдоме или у таких вот родителей, как Пашины — которые бьют, не кормят… Как минимум две судьбы будут поломаны — зато моя мать будет блаженствовать! Как так, Яна? У меня в голове это не укладывается!

— Ну, подруга, ты выбирай уже, — вздернула бровь Яна.

— Да выбрала! — с вызовом ответила Таня. — Усыновлю ребенка и буду растить его без бабушки. Если нужно — то и без мужа. Всё, надоело! Стараюсь для них, как лучше хочу — а им, получается, вообще плевать на меня и мою жизнь! Янка, как я устала, Боже мой, как же я устала…

Обессилев, она облокотилась на спинку больничной кровати, вздрогнула от прикосновения к холодному металлу. И тут же пискнул телефон. Таня неохотно вынула его из кармана — ну кто там еще? Ей совершенно не хотелось общаться с кем-то кроме лучшей подруги.

Сообщение, белевшее на экране, было от Залесского. «Буду через 10 минут, встречайте в приемном», — писал он. «Ох, ничего себе… А мне еще нужно умыться — от этих слез, наверное, вся тушь размазалась, — спохватилась Таня, но тут же сникла, — хотя какая ему разница, как я выгляжу. У нас же чисто деловой разговор будет».

— Ладно, проехали, — сказала она Янке, с трудом вставая с кровати. Тело было неимоверно тяжелым, будто одетым в водолазный скафандр. — Ты можешь спуститься со мной в приемник? Я жду одного человека.

— Макса? — нахмурилась Яна. — Тоже с удовольствием бы с ним побеседовала о состоянии твоего здоровья.

— Нет, адвоката.

— Божечки, зачем тебе адвокат? — ужаснулась лучшая подруга.

— Незачем, — поспешила успокоить подругу Таня. — Просто это он нашел мальчика, которого я хочу усыновить.

— Слушай, да! Расскажи мне хоть, что за пацан! — оживилась Янка. — Хороший?

— Яна! — одернула подругу Таня. — Что значит — хороший? Он просто ребенок.

— Ну, не цепляйся к словам! Симпатичный хоть? Умненький?

— Ты о чем вообще? Достаточно того, что ему нужна помощь, — отрезала Татьяна. Но тут же смягчилась, — Хороший, конечно. Видела бы ты его!

— Познакомь хоть, — хмыкнула Яна. — И взвесь все за и против. А вообще может у него родственники нормальные найдутся, заберут мальчишку себе. С чего ты решила, что тебе его отдадут?

— Об этом я и хочу поговорить с Залесским, — призналась Таня.

Янка все-таки устроила разнос лаборанткам. Стоя возле сестринского поста и слушая, как она отчитывает их по телефону, Таня чувствовала, как успокаивается. «Что-то я совсем духом пала, — подумала она. — Слабая, сама себя защитить не могу… Спасибо, хоть Янка поддерживает. Но все равно, нужно как-то брать себя в руки. А то так и буду чувствовать себя ежом без колючек».

— Пойдем, — Янка мотнула головой в сторону двери. И добавила удовлетворенно, — все в порядке с твоей кровушкой, эти лентяйки мне по телефону цифры продиктовали. Но и гонца с бумажками уже отправили к нам! Если хочешь, попозже сама посмотри. Да, и я своих предупредила, что сама буду тебя вести как пациентку. Так что вечером, как приду на смену, сразу на осмотр!

— Хорошо, — покорилась Таня. — Ян, спасибо тебе.

— Ну вот еще! — фыркнула та. — Шевелись давай, нехорошо заставлять себя ждать. Тем более, если встреча с адвокатом.

Лифт полз медленно, останавливаясь на каждом этаже — собирал загостившихся посетителей, выпускал пациентов. Янка нетерпеливо приплясывала, как разгоряченная кобылка. «Ты смотри, не теряйся, если адвокат этот нормальным мужиком окажется», — шептала она Тане.

Залесского в приемном не было. Они встали возле поста охранника — тот находился недалеко от входной двери. Сам охранник сидел тут же, за обшарпанным, серо-желтым деревянным столом. От стоявшего перед ним пластикового стаканчика поднимался сладкий кофейный пар, и Тане до жути захотелось горячего напитка — может, после него она перестанет чувствовать себя квашней? Она подумала взять его в стоявшем здесь же автомате, но засомневалась: как-то неудобно, Залесский придет, а они с Янкой кофе тут распивают… Или наоборот — взять сразу третью чашку, угостить его? Все-таки человек бросил свои дела, согласился приехать…

— Смотри-ка, ты ведь свой обновить хотела… — Яна, кивнув на экран телевизора, укрепленного на стене. Там показывали рекламу смартфона.

— Хотела, да только выбрать не могу. Поди в них, разберись…

— Да, каждый новый смартфон теперь рекламируют, как новую книгу Коэльо, — саркастично произнесла Яна. — "Теперь еще умнее, и еще тоньше!"

Таня улыбнулась, от нечего делать глядя в экран. Из-за спины пахнуло хорошим мужским парфюмом — жгучий имбирь, цитрус, амбра — с примешанным к ним легким запахом табака. И в ту же секунду раздался уверенный бас:

— Добрый день!

Подруги разом обернулись. На них смотрел высокий статный мужчина в распахнутой черной дубленке тонкой выделки, из-под которой виднелся темно-серый двубортный костюм с широким вырезом, и накрахмаленная горловина иссиня-белой рубашки. Узел шелкового галстука цвета малины был шире и свободнее, чем нужно, но эта нарочитая небрежность придавала его владельцу особый шарм. Начищенные ботинки глянцевито поблескивали. Мужчина был идеально выбрит, темно-каштановые волосы аккуратно причесаны. Залесский выглядел так, будто собрался, по меньшей мере, на прием в Кремль. Он держался очень прямо, осанисто — и все же не кукольно-сковано, как бывает при подобных перевоплощениях. И если бы не торт его в руке, Таня не сразу бы узнала вчерашнего «бомжа», которого чуть не побила по недоразумению.

— Дамы! — учтиво поклонился он. В янтарно-карих глазах плеснуло довольство — адвокат явно наслаждался произведенным впечатлением. «Один — один, — подумала Таня. — А я-то еще за шиворот ему лазила… Теперь моя очередь извиняться за свой внешний вид». Рядом с этим франтом она еще острее ощутила убогость казенного халата, в который пришлось обрядиться. Но Залесский смотрел на нее без тени превосходства, а наоборот — спокойно и с симпатией.

— Здравствуйте, Юрий Борисович, — собравшись с духом, сказала она. — Это моя подруга, Яна Леонидовна Костромина. Тоже врачом у нас работает. Правда, сейчас не на смене, вот, зашла меня навестить…