Он вышел из кабинета и направился в гардеробную. Нужно использовать шанс на реабилитацию в глазах этой хорошенькой докторши, принявшей его за бомжа в первую встречу. Залесский приложил руку к щеке — хорошо, что вспомнил, нужно побриться.

Он торопливо вошел в гостиную и замер — экономка сидела в кресле, как в засаде, ждала его, глядя пристально, с хитрецой. Он поднял руки, как солдат, сдающийся на милость победителя:

— Петровна, ну помилуй, ну некогда мне сейчас!

— Что тебе некогда? Ну, что тебе некогда? Ты, между прочим, обещал мне разговор продолжить! — ответила она, вскакивая с места и перегораживая ему путь. Глядя на нее с высоты своих ста девяноста восемь, Залесский невольно рассмеялся: он же может взять сейчас эту маленькую женщину и переставить ее на другое место, как подъемный кран. Однако Алле Петровне его смех пришелся не по душе.

— Нет, ты мне ответь, есть ли у меня надежда? — требовательно спросила она.

— Надежда всегда есть, Петровна! — оптимистично ответствовал он. — Тебя какая конкретно интересует?

— Хочу знать, успею ли твоих детей понянчить, — заявила экономка, складывая руки на груди и сводя к переносице сердитые брови.

— Вот ты хватила, дорогая моя! — всплеснул руками Залесский. — Я же сам их себе не рожу! А жениться мне не на ком… Пока…

— Ты, Юра, сам себя в бобыли записал! — бросила в сердцах экономка. — Вот всыпали бы тебе дед и бабушка, царствие им небесное! А у меня рука не поднимается!

«Я никогда не перестану быть для нее ребенком», — подумал Залесский, скрываясь за дверью ванной. И от этой мысли на его душе будто кошки разлеглись, замурчали…

Днем в «Самурае» — самом престижном ресторане города — и до ремонта бывало мало посетителей. А сейчас в зале вообще не было ни одного клиента. Ведь сюда пускали только тех, кто мог рассчитаться платиновой картой, а далеко не все городские тузы уже услышали о том, что «Самурай» снова принимает гостей — вечеринка в честь официального открытия должна была состояться в конце недели.

Сперва Максим занял столик у окна, но затем решил, что отдельная кабинка лучше подойдет для приватного разговора. Он молча поднялся, перешел в правую часть зала — туда, где за стеной из толстого матового стекла, располагались вип-места. Критически осмотрел решетчатую перегородку, забранную таким же стеклом — она служила раздвижной дверью. Вошел внутрь, закрылся и удовлетворенно качнул головой: музыку как топором обрубило, а, значит, звукоизоляция здесь на уровне. Можно будет спокойно разговаривать с Василенко о любых, законных и незаконных, делах.

Он снова открыл дверь — пусть официанты не говорят в случае своих же косяков, что его не было видно. «Кадровый вопрос», «человеческий фактор» — Максу было бы всё равно, если бы сегодня его не обслужили рысью. Расстегнув пиджак и подтянув брючины так, чтобы ткань не вытянулась на коленях, он сел лицом к ресторанной двери — по привычке, приобретенной еще в девяностые. Молодой официант в белом кимоно и широких черных шароварах тут же принес ему меню. Максим попытался раскрыть красную кожаную папку с вытесненным на ней изображением японской хижины, но едва не выронил ее из неловких, трясущихся от похмелья, рук. Ругнулся сквозь зубы, с подозрением глянул в невозмутимое лицо официанта. Реально косоглазый, как япошка. И спокойный, сволочь. Какого черта он здесь стоит?

— Я приглашу, — мрачно сказал Макс. Официант церемонно поклонился и вышел из кабинки.

Как обычно, в ресторане «Самурай» цены были величиной с Фудзияму — и не только на традиционные блюда японской кухни. Кроме разнообразных суши, якитори, мисо-супов, такояки и удона с добавками в меню присутствовали и русские кушанья. Но даже обычная «селедочка под водочку» — пара порезанных кругами картофелин, колечки маринованного лука и несколько маленьких кусочков филе сельди, слишком соленых даже на вкус Макса — стоила здесь чуть меньше тысячи рублей.

Есть не хотелось совершенно. Похмелье еще не отпустило, еще каталось внутри колючим грязным шаром, поднимало в голове Макса тошнотворную муть. Кривясь, он гаркнул в раскрытую дверь кабинки, срывая злость:

— Я что, до завтра ждать должен?

Служака в японской одежде был недалеко, наблюдал за гостем, ожидая знака или взгляда, и такого отношения не заслужил — но Максу было плевать. Глянув на официанта с презрением, он велел принести солянку и бутылку «Будвайзера».

— Сразу жалобную книгу захвати, если мне придется ждать дольше десяти минут, усек? — угрожающе присовокупил Макс. — И молитесь там всей кухней, если солянка будет холодной…

Пиво ему принесли уже через минуту — холодное, едко пахнущее солодом, в высокой глиняной кружке, над которой высился белоснежный пенный холм. Макс коротко дунул а пену, отхлебнул с наслаждением. Чуть горчащий холодок с едва заметной грейпфрутовой ноткой потек по жилам, расслабляя тело, гася похмельный жар.

— Уэээхх, хорошо! — крякнул от удовольствия Макс и залпом заглотил остатки пива. Показал официанту два пальца — мол, повтори. Вяло подумал: «Ну и что, что за рулем? Ничего они мне не сделают…» С начальником ГИБДД он тоже играл в покер, и тот до сих пор не отдал свой долг. Конечно, пятьсот баксов не те деньги, ради которых нужно устраивать разборки, но… Карточный долг — святое, это знает каждый порядочный игрок.

В ожидании заказа Максим откинулся на спинку черного кожаного диванчика, оглядел помещение. Не сказать, что после ремонта, которым так хвастался владелец ресторана Арцыбашев, здесь стало намного лучше. Некогда красные стены теперь были отделаны вагонкой, и Максиму казалось, что зал превратился в огромную парилку. Японские гравюры на рисовой бумаге, повешенные в простенках между окнами, выглядели так просто, что он посчитал их дешевым убожеством. Да и воняло здесь… «Кого тут мордой ткнуть в жаровню? Пусть лучше горелым мясом пахнет, чем этой ароматической мерзостью! — подумал он, чувствуя, что голова снова каменеет, становится тяжелой, как булыжник. — И музыку включили занудную, тягучую — под такую поминки устраивать, а не веселиться!»

«Не надоело веселиться-то, Королевич? — насмешливо сказала Алена внутри его головы. — Вчера ты вообще отлично оттянулся: теперь торчишь какому-то ничтожеству десятку баксов, а мог бы их при себе оставить. Как отдавать-то будешь, лошок? Уверен, что этот перец на твои условия согласится?»

Макс сжал кулаки и мысленно выругался. Настроение стало еще гаже. «А, с другой стороны, что толку злиться? Если бы Алена действительно сказала это, оказалась бы права, что уж тут… — признал он. — Но мне просто не повезло! Может же человеку не повезти? Не так звезды встали вчера, вот и все. Я еще отыграюсь! Да и предложение, которое выкачу Василенко, может быть зачтено в счет долга. Был бы сегодня фарт».

Официант принес еще одну кружку пива и почти сразу после этого подал солянку. Едва заставив себя проглотить первую ложку горячей жидкости, остро пахнущей томатом, копченостями и солеными огурцами, Макс ощутил, как теплеет внутри, как сдается боль, и в голове проясняется. Аппетит вдруг проснулся, и, жадно поедая солянку, Максим подумал, не заказать ли чего-нибудь еще — шашлык, к примеру. «Есть он, интересно, в новом меню?… Не может же быть, чтобы самураи брезговали жареным мясом?»

Олег Василенко вошел в кабинку неожиданно, грубо вклинившись в гастрономические фантазии Макса.

— Раньше на Руси были особые супы — «похмелки», — насмешливо проинформировал Олег, задвигая дверь и усаживаясь напротив. — Все алкаши ими спасались вместо рассола. Смотрю на тебя и убеждаюсь: не утратили мы традиции.

Максим набычился и прошелся взглядом по лицу Василенко, специально задержавшись на полоске лейкопластыря, пересекавшей его левую бровь. И ехидно ответил:

— Раньше на Руси и кулачные бои в почете были. Теперь уж не так. Достойного противника не найти.

Острое лицо Василенко помрачнело, взгляд грязно-голубых глаз стал жестким. Кисти его рук — сухие и желтоватые, как куриные лапы — нервно задвигались, заскребли по красной скатерти. Пухлый рот обидчиво округлился — увидев такое, Алена непременно засмеялась бы и, напустив на себя ученый вид, сказала бы что-нибудь, вроде: «Gallina anus, что по латыни означает курья жопа». Он щипнул себя за бородку-эспаньолку — такую же реденькую и рыжеватую, как волосы на черепе, и холодно спросил: